А выбрать надо одну из двух, и выбирать надо самому, и принимать окончательное решение самому, и не тянуть резину. Затягивать слишком долго с решением этого вопроса чревато опасностью потерять обеих. «Парней так много холостых», — всплыли в сознании слова из популярной песни. Могут запросто увести. Обе — что надо! Как же ему не промахнуться, не ошибиться? Отсюда, из Афганистана, ничего не увидишь и не узнаешь…
2
— Беляк?
Александр по голосу узнал своего командира. Быстро повернулся, поднял руку.
— Тут я, капитан!
— Как вода? — обычным равнодушным тоном спросил Паршин.
— Горно-ледяная, — ответил за него Серебров. — Топай, Серега, к нам!
— Почему не подогрели? — спросил Паршин.
— Твоей задницы не хватало, — сказал Серебров.
— Почему именно моей?
По равнодушному тону и невозмутимому виду Паршина трудно было представить, что всего несколько минут назад он выслушивал весьма нелицеприятные слова в свой адрес от командира эскадрильи.
— Потому что сейчас она самая горячая, — пояснил Серебров. — Тебя в штабе шибко выпороли розгами, вот и надо твою задницу остудить, а ее жаром нам воду согреть.
— Совсем не смешно.
Паршин не спеша начал раздеваться, аккуратно складывая свою одежду, изрядно выгоревшую на солнце, на которой пропотевшие части обозначались крупными темными пятнами. Поднял голову вверх, посмотрел на небо, улыбнулся.
— Солнышко припекает как в Ялте!
Его постоянное внутреннее спокойствие и уравновешенность «человека без эмоций» еще совсем недавно там, на родине, в Советском Союзе, были постоянно предметом шуток и веселых розыгрышей. Но здесь, в Афганистане, в непривычной боевой обстановке, когда каждый день приходилось сталкиваться с опасностью, попадать под обстрелы, рисковать жизнью, видеть кровь и смерть, именно кремнистая невозмутимость и постоянная уравновешенность капитана Паршина служили предметом восхищения и тайного подражания. Одним своим присутствием он вселял веру в военное счастье, в то, что терпение и выдержка сберегут от смерти. И летать с ним, как давно убедился Беляк, было легко и надежно.
Паршин прыгнул в арык, шумно поплескался, смывая пот и грязь с чуть грузного тела. Рядом с ним, выскользнув из зарослей камыша, оказалась крупная змея. Она плыла по течению, высунув над водою голову и сверкая черными бусинками глаз.
— Сергей, змея! — закричали ему с берегу. — Берегись!
— Отворачивай влево! Гадюка справа по курсу!
— Места всем хватит, пусть плывет, — невозмутимо ответил Паршин.
Змея поспешно проплыла мимо. А Паршин, наплескавшись вволю, неторопливо вылез на берег и расположился на горячей земле между Беляком и Серебровым.
— Уф, как хорошо!
— Печет сильно, Серега, поджариться можно запросто, — предупредил Серебров и сочувственно спросил: — Отмахнулся?
— Ага, — равнодушно ответил Паршин, как о чем-то малозначительном, и добавил: — В штабе был советник, обещал все уладить с афганцами.
Александр порадовался словам командира вертолета. Значит, пронесло! А то оказались без вины виноватыми…
Над ними, плавно шумя лопастями, пролетели и пошли на посадку два десантных вертолета Ми-8 отработавших боевое задание, а следом и пара «крокодилов» — так ласково называли вертолеты Ми-24.
3
Майор госбезопасности Григорий Афанасьевич Гришин — советник афганской госбезопасности ХАДа, — прошелся по своему небольшому, но вполне уютному кабинету. Обставлен он был по-европейски: двухтумбовый письменный стол, стулья, книжный шкаф, сейф в углу. На столе телефон. Ничего лишнего. На стене — две карты. Одна, географическая, цветная, республики Афганистан, с обозначениями границ провинций, а вторая — провинции Нангархор.
Выглядел Гришин молодцевато и моложе своих сорока лет. Спортивно-подтянутый, крепкий телом. Сильные мышцы, накачанные постоянными тренировками, проступали сквозь легкий, военного покроя, светлый костюм.
За распахнутым широким окном простирался тенистый фруктовый сад. Ветка с полуспелыми, светло оранжевыми персиками, согнулась под тяжестью плодов, и, словно протянутая рука, доверчиво тянулась в комнату. Вовсю бушевало знойное лето. Вдали на безоблачной синеве неба вырисовывались вершины гор, чем-то похожие на нарядные папахи туркменов. Майор не раз бывал в Туркмении, и, в знак уважения, тамошние чекисты подарили ему белую мохнатую папаху.
Гришин недавно вернулся от вертолетчиков. То, что он там увидел и услышал, его, мягко говоря, удивило и встревожило. Командир эскадрильи Екимов, с которым его познакомили накоротке еще в те дни, когда они только обосновывались на Джелалабадском аэродроме, нравился майору своей открытостью и деловитостью. Под стать ему были и офицеры эскадрильи, за исключением партийного руководителя и афганца-начальника аэродрома, которые сразу чем-то насторожили Гришина, хотя, впрочем, он мог и ошибаться. За годы службы за рубежом майор привык доверять внутреннему чутью и мысленно пометил, что с этими двумя надо бы повнимательнее разобраться…
Григория Афанасьевича удивило и встревожило то обстоятельство, что командование отдельной эскадрильи, направленное сюда, в Джелалабад, в провинцию Нангархар, граничащую с Пакистаном, для ведения боевых операций с противником и поддержки молодой республиканской власти, не обладает необходимой информацией. Екимов и его боевой штаб были весьма и весьма поверхностно ознакомлены с политической обстановкой не то что в Афганистане, но и в этой, важной во всех отношениях, пограничной провинции. В душе Гришин возмущался тупой бюрократической недальновидностью и нерасторопностью, если не сказать больше, высокого армейского начальства, которое послало в Афганистан вертолетчиков и не снабдило их ни должной справочной литературой, ни элементарной информацией об афганских племенах, национальных традициях, местных нравах и обычаях.
«Надо срочно подобрать необходимые материалы и ознакомить с ними вертолетчиков, — решил майор, хотя это и не входило в круг его прямых служебных обязанностей, — а еще поближе познакомить Екимова и его офицеров с местным руководством и организовать прием у губернатора». Гришин уже догадывался, что быстрой и победной военной экспедицией, как того очень хочется высокому руководству, здесь и не пахнет, что с авиаторами ему придется не только напрямую сотрудничать, но и воевать плечом к плечу, выручая друг друга. Не один месяц предстоит им барахтаться в этой кровавой заварухе, которую майор характеризовал, как «еще не проявленную открыто настоящую гражданскую войну, по-восточному коварную и жестокую».
И еще чекиста беспокоило то обстоятельство, что кто-то постоянно передает с аэродрома, чуть ли не из самого штаба вертолетчиков, секретную информацию в бандформирование Джалавар-хана, который в последнее время заметно активизировал свои действия вблизи Джелалабада. Вылеты по тревоге или рейды вертолетных звеньев в места расположения банды часто оказывались не очень результативными, а то и просто запоздалыми. Моджахеды Джалавар-хана успевали уйти в безопасное место и издали наблюдали, как вертолеты обрабатывают огнем и ракетами пустые глинобитные крепости. Когда же на аэродроме скапливалась техника или проходило какое-нибудь массовое мероприятие и большинство летчиков и солдат находились на открытом плацу, то тут же, словно по невидимой команде, начинался обстрел…
