– Товарищ генерал!
Петров обернулся. К ним по тропе поднимался дежурный офицер штаба.
– Получена телефонограмма из флагманского КП!
– Читай!
– Командующему, члену Военного Совета и начальнику штаба срочно прибыть на флагманский КП!
Член Военного Совета армии находился на передовой, у генерала Новикова, в первом секторе. Там румыны и немцы устроили психическую атаку. После бомбежки и долгой артиллерийской канонады, под грохот барабанов пошли в атаку. В полный рост длинные шеренги горных стрелков, одетых в светло-зеленые мундиры, как морские волны, накатывались на окопы и укрепления полка Рубцова, видимо, вполне уверенные, что артиллерийский налет и бомбежка смели и уничтожили все живое…Но шквальный огонь моряков и пограничников спутал и разметал стройные шеренги…
– Надо ехать, – сказал Петров.
Солнце, вынырнув из-за горизонта моря, осветило начало нового летнего дня, очередного дня жестокого сражения. Штабная потрепанная машина, в которой ехали Петров и Круглов, с трудом продвигалась по улицам, засыпанным обломками разрушенных зданий, многочисленных, больших и малых ям и воронок от разорвавшихся снарядов и бомб. Груды камней громоздились на месте старинных проспектов. Густым серым туманом стлался удушливый едкий дым. И жара. Казалось, что не столько южное солнце, а горящие здания, пламя пожарищ раскалили землю, накалили воздух. Нет больше различий между передним краем и тылом. На улицы города падают снаряды и бомбы.
Флагманский командный пункт был надежно укрыт и защищен, но он не имел запасного выхода в город из штольни. Никто не предполагал, что и этот берег Южной бухты окажется под обстрелом. Петров и Крылов последнюю сотню метров одолевали короткими перебежками и ползком. Войдя в штольню, оба грустно переглянулись, отряхнулись.
После улиц города, окутанных смрадом удушливого дыма, где все тонуло в грохоте взрывов, свисте осколков, гуле и надсадном вое моторов пикировавших бомбардировщиков, оглушила невероятная тишина подземных помещений флагманского командного пункта. Чистота, порядок, как на корабле. Ярко светили электрические лампочки под потолком. Чинно, неторопливо, но сноровисто и деловито двигались по штольне чистенькие, в отглаженной черной форме флотские офицеры штаба, отдавая генералам положенные приветствия. Штаб флота работал, как хорошо отлаженный механизм.
Адмирал Октябрьский, чем-то раздраженный, нервно ходил по кабинету, диктуя очередной приказ. Увидев вошедших Петрова и Крылова, кивком головы поприветствовал их и жестом руки указал на стулья у стола.
– Присаживайтесь, – и повернулся к молодому капитан-лейтенанту, заканчивая слова приказа.
На широком столе оперативная карта Севастополя, испещренная красными и черными знаками, стрелами, и морская карта с нанесенными на ней особыми знаками. Закончив диктовать, адмирал подошел к столу.
– Положение хреновое, и что на рассвете в бухте фрицы затопили «Грузию», надеюсь, вам известно, – в голосе Октябрьского чувствовалось сдерживаемое раздражение, – и я вызвал вас, чтобы поставить в известность. Не могу я каждые два дня терять по три корабля! Не могу! Прав не имею! Я принял решение, что отныне надводные транспортные корабли в Севастополь ходить не будут! Не будут! Баста! Для питания Севастополя флот будет использовать только одни подводные лодки!
– Только подводные лодки? – Петров и Крылов недоуменно переглянулись, понимая, какая новая трудность нависает над полками и дивизиями.
– Да! Подводные лодки! – Своим приказным тоном адмирал как бы подчеркивал, что именно он является здесь главным начальником и СОРа – Севастопольского оборонительного района, и Черноморского флота, потому ему и решать. – Будут задействованы все исправные подводные лодки. И перевозить они будут кроме снарядов только пищевые концентраты, сухари и медикаменты!
Иван Ефимович почувствовал, как жар полыхнул по его щекам и шее, нагревая их изнутри. Такое решение адмирала ставит армию в еще более тяжелое положение, и, естественно, все будущие неудачи сваливает на его, Петрова, плечи. Мучительно было сознавать, что героически сражавшуюся пехоту не в состоянии поддержать наша артиллерия. Орудий много, а со снарядами стало совсем туго. На каждую пушку считанные единицы. Зенитных почти не осталось, а тяжелых снарядов в запасе ни одного. Петрову хотелось ответить самоуверенному и, конечно, достойному морскому начальнику, старшему по должности и по годам, но нужных и острых слов не находилось, и Иван Ефимович беспомощно развел руками.
– Но этого будет явно недостаточно! Я имею в виду в первую очередь снабжение снарядами.
И Петров стал, загибая пальцы на руках, перечислять батареи, которые не отступили, которые погибли только по той причине, что у них кончились снаряды, и артиллеристы защищали свои позиции, отбивались, как пехотинцы, держались до последнего. А краснофлотцы 8‑й бригады, когда закончились снаряды, а потом патроны и гранаты, удерживали высоту тем, что забрасывали крупными камнями гитлеровцев, пытавшихся штурмовать высоту.
– На 30‑й батарее, когда закончились снаряды, стреляли одним порохом, холостыми зарядами и выплески огня несли смерть тем, кто осмелился приблизиться к батарее.
– Сегодня утром из Новороссийска вышли лидер «Ташкент» и эсминец «Безупречный», – быстро произнес адмирал, останавливая перечисления Петрова. – Они доставят маршевое пополнение и снаряды, и, разгрузившись, этой же ночью должны под покровом темноты уходить обратно!
О том, что это, по всей вероятности, будет последний рейс крупных боевых кораблей в Севастополь, адмирал решил вслух не говорить.
2
После ухода командующего Приморской армии и его начальника штаба адмирал приказал своему адъютанту никого не допускать в кабинет.
– Буду работать над сводками и документами!
Оставшись один, Октябрьский подошел к столу и молча, несколько минут смотрел то на карту города, то на морскую. Обе карты, и каждая на своем языке, ничего хорошего не сообщали. Филипп Сергеевич снова остановил свой взгляд на оперативной карте Севастополя. Она кричала о надвигавшейся грозной опасности. Он смотрел на условные знаки и видел не стрелы и подковки, а хорошо знакомые ему пригородные районы, улицы, куда прорываются немцы, в каких местах уже в самом в городе идут уличные бои.
Филипп Сергеевич грустно усмехнулся, устало потер виски ладонями. Что будет? Что будет… Впереди никакого просвета и надежды. Адмирал подошел к шкафу, открыл дверцу, взял начатую бутылку армянского коньяка, наполнил только половину стакана. Удержал руку. Выпил. Тепло разлилось по телу. Он снова грустно усмехнулся и уже вслух произнес тревожную мысль:
– Что будет? Что будет…
Последние недели адмирал спал урывками, дел было непомерно много, они накатывались волнами, которым, казалось, нет конца. Но все важные дела флота бледнеют перед одной и смертельно грозной опасностью – немцы врываются в Севастополь…И адмирал с тихой обидной грустью подумал, что ему в последнее время почему-то не везет. По-крупному не везет! Внешне вроде бы все нормально. Но он нутром чувствует свои серьезные промашки и крупные оплошности. Вроде старается сделать как лучше, а потом, выясняется, что делать надо было совсем не то и не так. Вот хотя бы с этими артиллерийскими снарядами, которых ныне так не хватает. Но кто мог предполагать, что так произойдет?
