Из Севастополя в штаб Крымского фронта пошла шифрованная радиотелеграмма:
«Немцы начинают новый штурм. Положение сложное».
Из Керчи пришла ответная радиотелеграмма за подписью Мехлиса и Козлова:
«Связывайте, удерживайте под Севастополем как можно больше войск. Выходим вам на помощь!»
В Керчи, в штабе фронта, Мехлис, довольный сложившимся положением дел под Севастополем, ходил по кабинету, потирая руки:
– Выдерживаем еще пару дней, пусть глубже увязнут, и – вперед!
Он, а за ним и Козлов, поставили свои размашистые подписи под приказом о начале наступления.
4
Утром 8 мая 1942 года связисты перехватили радиосообщения гитлеровцев, посланные из Восточного Крыма, из штаба корпуса в штаб 11‑й армии.
Оба немецких сообщения легли на стол командующего обороной Севастополя. Петров пробежал глазами строчки перехваченных радиотелеграмм. В первой сообщалось об удачном начале наступления. Во второй, что оборона советских войск на левом фланге Ак-Монайских позиций прорвана.
В то, что гитлеровцы начали наступление, Петров поверил, оно было вполне логично, не здесь, так там, но в то, что оборона наших войск легко и быстро ими прорвана, верилось с трудом.
– Я так и знал, что хитрая лиса Манштейн что-то задумал, неспроста же он устроил вчера шумную репетицию штурма. На нас снова наступать не решился, знал, что нарвется на крепкую оборону и встретит сильный отпор, а там, естественно, оборона организована хуже, войска нацелены не на оборону, а на наступление, – Иван Ефимович подошел к стене, стал внимательно рассматривать карту Керченского полуострова. – На левом фланге – 44‑я армия, крепкие дивизии, и немцы наверняка блефуют, преждевременно уверяя в успехе.
Но они не блефовали: немецкий танковый клин действительно прорвал оборону и вышел на оперативный простор, внося панику и страх в растерянные войска.
«Официальной информации об обстановке под Керчью мы не имели и на следующий день, – пишет дважды Герой Советского Союза Н.И. Крылов в мемуарах “Огненный бастион”. – В мою задачу не входит разбор трагических майских событий на Керченском полуострове, но их последствия отразилось на нас, оборонявших Севастополь.
Лишь спустя несколько дней нам стало известно, что в полосе 44‑й армии, которой командовал генерал С.И.Черняк, на узком участке у побережья Феодосийского залива, противник начал натиск танковой атакой на позиции Крымского фронта, и две дивизии первого эшелона своего рубежа не удержали…
Ударная группировка, сосредоточенная противником перед Ак-Монайскими позициями, отнюдь не имела численного превосходства перед армиями Крымского фронта. Состав неприятельских сил был известен довольно точно. Это, казалось бы, давало основания не сомневаться, что победа в решительной схватке, когда она завяжется, будет нашей.
Но руководившие Крымским фронтом Л.З. Мехлис и Д.Т. Козлов проявили пренебрежение к реальным возможностям врага. Долго готовясь наступать, они не позаботились о достаточно прочной обороне, и немцы нашли уязвимое место, сумев вдобавок обеспечить себе преимущество внезапного удара.
Прорыв на левом фланге создал угрозу центральному участку фронта, его тылам. И хуже всего было то, что Козлов и его штаб, попав неожиданно для себя в очень тяжелое положение, начали терять управление своими силами, к слову сказать, немалыми. Об этом свидетельствовали даже те отрывочные донесения и запросы, все чаще передававшиеся открытым текстом, которые записывали наши севастопольские радисты и, конечно, немецкие.
Командование Крымского фронта не сумело выполнить требования Ставки – организованно отвести войска на линию Турецкого вала, с тем, чтобы задержать противника на этом запасном рубеже. Оно оказалось и не в состоянии нанести эффективные контрудары. 10 мая в штабе Севасторольской обороны и флота стало известно, что моряки Керченской базы занимают оборону на окраинах города. Вслед за тем по приказу маршала Буденного началась эвакуация войск из Керчи. Выправить там положение было, по-видимому, уже невозможно.
Через несколько дней Крымского фронта фактически не существовало. 19 мая он был расформирован официально.
Севастополь снова остался в Крыму один, как и в ноябре прошлого года. Только наш пятачок стал теперь меньше, теснее и соотношение сил еще менее благоприятно… И уже не было никаких сомнений в том, что впереди новый, решающий штурм Севастополя.
Не буду говорить, как переживалась нами, севастопольцами, быстротечная керченская катастрофа. Это понятно и так. Просто не укладывалось в сознании, что пошли прахом усилия, затраченные, чтобы создать на востоке Крыма фронт, с которым связывалось столько надежд. Туда направлялось многое, в чем мы так нуждались – и людские подкрепления, и новая техника, вплоть до мощных танков КВ, а иногда, как доходило до нас, и переадресовывалось то, что было предназначено Севастополю. И все это воспринималось как должное: оттуда готовился удар, призванный снять с Севастополя осаду…
Все прекрасно понимали, что означают лаконичные фразы в сообщениях Совинформбюро о тяжелых боях западнее Керчи, а затем в районе Керчи… И каждый сознавал, что теперь враг навалится на нас…
Упиваясь своей керченской победой – первой за много месяцев и не только на юге, немцы крутили у себя в окопах пластинки с бравурными маршами. Над нашими позициями разбрасывались с самолетов наглые, хвастливые листовки…
Соединения Севастопольского оборонительного района были переведены на повышенную боевую готовность… Командарм отдал приказ: всемерно беречь, жестко экономить боеприпасы, снаряды…»
5
Ставка Верховного главнокомандования жестко отреагировала на потерю Керченского полуострова.
Вот что пишет о тех днях в своих мемуарах «Дело всей жизни» дважды Герой Советского Союза, начальник Генерального штаба маршал Александр Михайлович Василевский:
«Ставка детально изучила ход Керченской операции.
Поражение в Керчи было досадным и несло за собой тяжелые последствия для Севастополя. Поэтому Ставка отнеслась к этому чрезвычайно строго. В своей директиве от 4 июня 1942 года она указывала: “Основная причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронтом – Козлов (командующий), Шаманин (член Военного Совета), Вечный (начальник штаба) и представитель Ставки Мехлис, командующие армиями, и особенно 44‑й армией генерал-лейтенант Черняк, 47‑й армией генерал-майор Колганов обнаружили полное непонимание природы современной войны…”
Далее конкретно указывалось, в чем это выразилось, и шло перечисление допущенных промахов.
Отмечалось, что командование фронтом в первые же часы наступления противника выпустило из рук управление войсками, ибо первым же налетом авиация врага разбомбила хорошо известные ей и длительное время не сменявшиеся командные пункты фронта и армий, нарушила проволочную связь, расстроила узлы связи… По преступной халатности штаб фронта не организовал взаимодействия армий и совершенно не обеспечил взаимодействия наземных сил с авиацией. Отвод войск происходил неорганизованно и беспорядочно… Командование фронта не обеспечило выделение достаточных арьергардов, не установило этапов отхода, не наметило промежуточных рубежей отвода и не перекрыло подхода войск к Турецкому валу заблаговременной выброской на этот рубеж передовых частей… Опоздание на два дня с отводом войск за Турецкий вал явилось губительным для исхода всей операции…
