Из другого угла, из переулка, на улицу выбежали три рослых моряка в черных бушлатах с автоматами на перевес. Раскрасневшиеся на морозе лица, в глазах – тревога и гневное напряжение.
– Кто стрелял?
– Откуда?
Лара не успела ответить, что ничего не знает, что ничего не видела, как из высокого дома, что почти напротив ее дома, с чердачного окна полыхнула автоматная очередь. Один моряк как-то странно дернулся, упал на колени и, прижимая руки к животу, повалился на бок.
– А-а-а!.. – пронесся вдоль улицы его вопль отчаяния.
Два других моряка, как по команде, мгновенно вскинули свои автоматы и торопливо всадили длинные очереди по чердаку. А потом, подбежав к дому, почти вплотную к стене, уверенно и быстро, каждый кинул вверх, в чердачное окно, по гранате. Один за другим грохнули взрывы. На тротуар посыпались осколки стекла, штукатурка и битая красная черепица.
– Девушка! Уходи! Чего тут торчишь? Уходи отсюда! Да побыстрее! – крикнули один из них. – А то убьют ненароком!
Лара согласно кивала и смотрела, смотрела на мертвого белокурого немца. Нет, не он! Не Рудольф!.. Ей стало легче. Она глотнула холодный воздух. Не Рудольф! Другой… Но в такой же офицерской форме, в такой же зеленой шинели.
Лара побежала к своему дому, нырнула в калитку, задвинула засов. Перевела дух. На сердце стало легко, и радостное тепло пошло по телу. Живой! Рудольф живой! Она посмотрела в оконное стекло, перечеркнутое широкой бумажной лентой. Увидела свое отражение. «На кого я похожа? – подумала Лара. – Лица нет!» Быстро поправила выбившиеся из-под вязаной пуховой шапочки волосы. Потерла щеки. Откинула меховой воротничок, слегка припудренный снегом. Мельком подумала, что хорошо они сделали с мамой, когда по совету соседей, заклеили бумажными крестами окна. Это было еще летом, в самом начале войны. Ленты вырезали из газет и клеили их на стекла окон. Надеялись, что ленты предохранят стекла от возможных разрушений при близких разрывах. Как недавно это было! Лара грустно улыбнулась и, пройдя террасу, открыла дверь в дом.
Рудольф, взволнованный, ходил по комнате с пистолетом «Вальтер» в руке и бурно жестикулировал. Высокий, стройный. Белокурые волосы взъерошены, глаза горели, офицерский френч расстегнут.
– Это ты? – узнав Лару, опустил пистолет.
– Да, я, – сказала она, снимая шапочку.
– Я его убил! Убил! – выпалил он на немецком с какой-то дикой радостью.
– Говори на русском, я ж тебя не раз предупреждала! – остановила его Лара. – Стены тоже слышат!
– Это был бой! Настоящий поединок! Русские стреляли в нас, в меня и в Фердинанда! – На русском он говорил чисто, без акцента. – Фердинанд скрывался в соседнем доме. Понимаешь? Мы увидели двух русских десантников и выскочили одновременно на улицу! И стреляли! Они в нас, а мы в них! И я попал! Попал! Видел, как он свалился!
– Перестань паясничать! – Лара тряхнула кудрями, темные локоны рассыпались на плечи. – Твой Фердинанд уже лежит на улице мертвый.
– Это мой первый русский, которого я сам убил в бою!
– Хорошо бы, если б он был и последним, – строго сказала Лара. – Слышишь выстрелы? В соседнем доме десантники расправляются с такими же, как твой Фердинанд. С минуту на минуту они могут и сюда заявиться. А ты тут расфуфырился! Прячься в подвал!
– Я мстил за дядю, который мне стал родным отцом!
– А дядя, может быть, жив и находится в плену, – выпалили Лара, сама удивляясь своим словам, которые произнесла насчет плена. – В погреб!
– Вильгельм Гюнтер фон Штейнгарт живым никогда в плен не сдастся!
– В погреб! Быстро! Мне кушеткой люк закрыть надо.
3
О существовании своего дальнего родственника, жившего в Германии, Лара знала из рассказа матери. Знала еще задолго до начала войны. Отец никогда о нем не вспоминал и ничего не рассказывал.
Марта Францевна после печального известия о смерти мужа от укуса ядовитой змеи в далекой Средней Азии долго не могла оправиться. Она тяжело переживала потерю любимого человека, с которым прожила лучшие годы. Лара, чтобы хоть как-то утешить мать, отвлечь от грустных мыслей, расспрашивала ее о прошлом, о молодости, о далеких и бурных революционных годах начала века, особенно о том, где и как она познакомилась с отцом. Лару интересовало буквально все. Она засыпала маму вопросами. И как-то вечером, увлеченная воспоминаниями о своей молодости, Марта Францевна доверительно поведала о том, что скрывали от Лары долгие годы:
– У нас в Германии есть родственник, но только никогда и никому об этом не говори.
– В фашистской Германии? – шепотом переспросила Лара.
– Да, в самой Германии, – тихим голосом ответила Марта Францевна и снова предупредила дочь: – Только никогда и никому об этом ни единого слова! Это наша семейная тайна. И ни в каких анкетах, которые придется тебе заполнять, на вопрос о том, что есть ли родственники за рубежом, никогда ни указывай об этом. Ты уже взрослая и должна все хорошо понимать сама. Только за одно такое родство нас могут выслать в Сибирь на каторгу.
– А что за родственник? – тихо спросила Лара. – По твоей линии?
– Нет. По линии твоего отца.
– Мамочка, расскажи подробнее! – Лара прижалась к матери и заинтересованно зашептала: – Я буду молчать. Честное комсомольское! Обещаю тебе!
– Тогда слушай. – Марта Францевна понизила свой голос и тоже шепотом произнесла: – В Германии живет троюродный брат твоего отца Вильгельм Гюнтер фон Штайнгарт. Он твой дядя.
– Он фашист?
– Не знаю, доченька. Все может быть. Но знаю точно одно, что он военный.
– Откуда тебе известно, что он военный?
– Я его видела, – произнесла Марта Францевна и тут же умолкла, поджав губы, сожалея о том, что эти слова сорвались с языка совершенно непроизвольно.
– Видела? – у Лары заблестели глаза. – Когда, мамочка?
– Давно. Двадцать лет назад, когда немецкие войска пришли в Крым.
– А разве они были в Крыму?
– И в Крыму, и в Феодосии. Но недолго. В Германии началась тогда революция, и они уехали в свой фатерланд.
И больше ни слова о нем не сказала, несмотря на просьбы дочери.
А несколько дней назад, в рождественские дни накануне 1942 года, Вильгельм Гюнтер фон Штайнгарт появился в Феодосии. Лара испугалась, когда увидела в окно, как возле дома остановилась черная легковая автомашина, из нее вышел статный немецкий генерал и в сопровождении двух офицеров направился к ее дому. Спешно накинув на плечи пуховый платок матери, она пошла открывать входную дверь.
– Марта! – произнес генерал и широко улыбнулся. – Здравствуй!
В его радостном возгласе Лара женским чутьем невольно уловила то, что многие годы скрывала от нее мать.
– Нет, я не Марта, а Леонора, – ответила и добавила. – Марта – моя мама.
