Флеров, не опуская бинокля, спросил у телефониста:
– Как дела у второго?
Второй – это и есть Овсов, командир второй боевой машины. Телефонист, шустрый молодой солдат из студентов, крутанул ручку аппарата, соединился с огневой позицией, выслушал ответ и просиял лицом, на котором крапинками светились веснушки.
– Товарищ комбат, второй заканчивает установку последнего снаряда.
– Добро.
На наблюдательный пункт, пригибаясь, как под обстрелом, прибежал взволнованный старший сержант, командир гаубичного расчета. Пшеничные усы его торчали в обе стороны, порыжевшая пилотка сползла на бок и чудом держалась на голове.
– Товарищ капитан, на огневой позиции задержаны посторонние! Из пехоты.
– Кто такие? – спросил майор, понимая, что посторонние могут быть бойцами ближайшего подразделения.
– Двое раненых, – уточнил сержант, потом показал рукой в сторону леса, где под охраной артиллеристов находились неизвестные. – Крутятся возле боевых машин, а это не положено. Мы их и задержали.
– Ваши? – спросил Флеров майора.
– Может быть, – ответил тот, – каждому любопытно, сами понимаете.
– У нас не цирк, – сухо произнес Флеров.
– Сейчас разберусь, – пообещал майор, которому самому очень хотелось посмотреть хоть одним глазом на расчехленное секретное оружие, и поспешил вниз со взгорка вместе с сержантом.
Около двух сосен майор увидал задержанных. Под дулами винтовок понуро стояли раненые. Ничего подозрительного майор в них не обнаружил. У одного сплошь забинтована голова, и сквозь бинт просочилась и спеклась кровь. У второго – правая рука на перевязи, кисть и предплечье по локоть схвачены бинтами вместе с какой-то деревяшкой, рукав высоко засучен. К тому же он опирался на самодельный костыль, левая ступня и часть ноги до колена в старых с пятнами крови бинтах. Майор даже на какое-то время стушевался. «Действительно, мы чересчур засекретились, – подумал он. – Солдаты на передовой жизни своей не жалели, а мы тут их подозреваем и вдобавок еще арестовываем».
Увидев приближающегося майора, раненый в руку и ногу, запрыгал на костыле к нему, не обращая внимания на охрану:
– Товарищ майор, чего они к нам прицепились? Что за безобразие? Раненых задерживают! Мы кровь свою пролили за Родину, а эти нас арестовывают! Пусть нас отпустят скорее, нам госпиталь нужно догонять.
Раненый в голову мычал что-то нечленораздельное, но явно ругательное.
Майор хотел было их отпустить тут же, но, подумав, решил как-то сгладить чрезмерную подозрительность артиллеристов, кончить дело по-хорошему, без обиды для тех и других. Он приказал позвать санинструктора:
– Сейчас окажем помощь и отпустим!
Раненые стали упорно отказываться от помощи. Не нужна она им. На передовой ротный санитар обработал раны, забинтовал, и они топают в госпиталь, где хирурги вынут осколки и операцию сделают, так что им никакой дополнительной медицины сейчас не требуется.
Но санинструктор с сумкой через плечо уже подошел к майору и доложил о прибытии. Санинструктору – студенту медицинского техникума, парню крепкому и рослому, – очень хотелось применить свои знания, а в батарее пока не было настоящих ранений, мелкие осколочные и пулевые царапины он не брал в счет.
– Повязка уже сползла на голове, потому что плохо бинт наложен, – быстро определил санинструктор и, раскрыв свою объемную сумку с красным крестом на боку, вынул ножницы, тампоны, бинты. – Давай-ка сюда свою голову!
– Нет, не надо! – отшатнулся раненый.
– Радуйся, дурень, нашей доброте, – сказал сержант и расправил свои пшеничные усы. – Подставляй башку и не артачься!
Артиллеристы угрожающе наставили стволы винтовок на раненого в голову. Это произвело на майора неприятное впечатление. Он с усилием сдержал себя, скрыл возмущение. Бойцы отдельной батареи, по его мнению, переходили грани допустимого в рвении выполнять параграфы инструкции. Конечно же, – это майор хорошо знал и, может быть, даже лучше, чем батарейцы, – необходимо соблюдать меры предосторожности, ни на секунду не ослабевать бдительность и быть всегда готовыми «отразить внезапное нападение».
Но в тех инструкциях говорилось о проверках неизвестных с целью выявления и задержания немецкой агентуры, дезертиров, диверсантов, а здесь перед ним самые обычные солдаты-фронтовики, да к тому же еще и раненые. Сколько он их повидал за недели войны! И майор, представляя здесь штаб дивизии, не останется безгласным наблюдателем, он обязательно выскажет все Флерову, обязательно напишет свое мнение и пошлет его выше по инстанции, чтобы и в штабе фронта имели представление о командном и личном составе отдельной батареи.
Санинструктор между тем, работая ножницами, снял с головы раненого старый бинт и начал осторожно смывать кровь с волос, готовясь обработать рану. Вдруг он оторопело отшатнулся от фронтовика.
– Товарищ майор, смотрите!
Майор взглянул на освобожденную от повязки голову и застыл в удивлении. Отмытые белокурые волосы поблескивали, спадая прядями на розовый чистый лоб. На голове не было никаких следов ранения. А продолговатое лицо «раненого» приобрело жесткие злые черты, в светлых глазах, словно льдинки, застыли неприязнь и открытая ненависть. Бинт-то служил, оказывается, всего-навсего лишь прикрытием, маскировкой! С раненого, мол, меньше спросу, их всюду пропустят.
Сразу посуровели и лица бойцов, которые и сами еще минуту назад в глубине души сочувствовали этим людям, задержанным и взятым под стражу по ошибке.
Санинструктор рванул на груди у «раненого» гимнастерку, затрещали пуговицы и под ней засветилось шелковое белье.
– Падла! Немец!
– Связать! – выкрикнул майор и ткнул пальцем во второго, на костыле, стоявшего под охраной двух солдат. – Проверить и этого!
Но тот не стал дожидаться, пока и его разоблачат. Он, швырнув костыль, как пику, в живот одному солдату, выбил винтовку у второго и, отпрыгнув далеко в сторону, наставил на майора перебинтованную руку, где под плотным слоем марли скрывалось оружие. Дважды выстрелив в майора, который судорожно схватился за кобуру, выхватывая пистолет, диверсант бросился бежать.
Майор, удивленно охнув, уронил пистолет, схватился обеими руками за сердце и, как-то странно и грустно улыбаясь, вдруг обмяк и стал падать на траву.
– Майора ранили! – закричал санинструктор и, схватив сумку, прыжками побежал к командиру.
На какое-то мгновение воцарилось замешательство. Воспользовавшись им, белокурый диверсант тут же сиганул в противоположную сторону и пустился улепетывать со всех ног. Все произошло так быстро, что многие солдаты стояли в растерянности.
– Диверсанты! Гады! – закричал сержант, срывая с плеча автомат. – Не упускай, ребята!
Вдогонку беглецам раздались торопливые хлопки винтовочных выстрелов. Ударила автоматная очередь. Диверсант, убивший майора, вдруг дернулся, словно грудью наткнулся на невидимую ограду, вскинул голову и рухнул на спину.
