– Справа по одному! Упражнение – подтягивание на руках!
Сержант, уперев руки в бока, следил за выполнением упражнения. Поджарый, невысокого роста, обнаженный по пояс, в брюках и кирзовых сапогах, как и остальные бойцы его отделения, он, казалось, ничем особенно не выделялся и не отличался от них, может быть, только был более темен загаром, чуть суше и жилистее, да лучше тренирован, поскольку служил не первый год и давно тянет, как сам любил говорить, «армейскую лямку» привычно и легко. И внешностью своей Малыхин ничем не примечателен. Белобрысый, с курносым носом, над которым под сводом русых, словно выгоревших на солнце бровей, то наивно восторженно, то остро весело, смотрят на окружающий мир, голубея родниковой чистотой, слегка округлые маленькие глаза. Ничего примечательного ни в портрете, ни в облике. Обыкновенный русский мужик, старательный и трудяга. Таких, как Малыхин, можно часто встретить в обширной среднерусской полосе в кабине кряхтящего трактора, на какой-нибудь косилке, под сломавшимся грузовиком или в гудящем цеху у немудреного токарного станка. В армии Малыхин служил, как привык с детства трудиться – добросовестно и от души. По своей простоте и наивности именно этого он требовал и от своих подчиненных, не давая им ни в чем поблажки. Раз положено – выполни!
– Рядовой Кирасов!
Кирасов – тридцатилетний электрик, отец двух девочек, жилистый и тощий, тело его еще не приобрело нужного защитного загара и, от нахлынувшего обилия солнечных лучей, пока лишь имело красный цвет, напоминая вареных раков, – вышел из строя и напрямик двинулся к перекладине.
– Отставить! – сержант Малыхин требовал четкого исполнения любой мелочи, а подход к спортивному снаряду мелочью не считался. – Ты не на прогулку в зверинец идешь, а начинаешь выполнять упражнение! Что за походка? Да и как направляешься к турнику?
– Не турник, а перекладина, – поправил сержанта Эдик Томашевский.
Он уже выполнил свой подход и, подтянувшись десять раз не хуже сержанта, стоял в строю и тихо переговаривался с Борисом Степановым.
– Рядовой Томашевский, разговорчики!
– Он же по существу, – поддержал друга Степанов.
– По существу я вот тебя снова заставлю подтягиваться, – незлобно пригрозил сержант и вцепился взглядом в Кирасова. – Начинай!
Кирасов, рубя шаг как на параде, четко выполнял поворот, подошел к перекладине и, застыв под ней, отчеканил:
– Рядовой Кирасов прибыл выполнять упражнение на турнике. Разрешите приступить?
– Приступайте.
Солдат чуть присел, спружинил ноги, прыжком вытянулся вверх и, вцепившись обеими руками «хватом спереди», повис длинной колбасой. Было видно, как на его спине натянулись веревками длинные мышцы. Кирасов пять раз подтянулся, а на шестом, как ни старался, весь напрягаясь и тужась, как ни тянул вверх подбородок, но осилить считанные сантиметры и дотянуться до нагретой железной трубы, укрепленной на двух вкопанных в землю столбах, так и не смог.
– Шесть, – выдохнул он, спрыгивая на песок.
– Не шесть, а пять, – уточнил сержант. – Только пять.
– Ну, пять с половиной, если уж точно говорить.
– Половинки не считаются, – сказал Малыхин и добавил: – Повторить упражнение!
– Есть, повторить упражнение, – уныло отозвался Кирасов.
На втором подходе он смог подтянуться лишь четыре раза. Да и то в последний, в четвертый, еле-еле достиг подбородком заветной трубы.
– Девять, – громко подсчитал Томашевскнй.
– Какие девять? – скривил губы сержант. – Всего четыре!
– Нет девять, – поддержал друга Степанов, – согласно законам арифметики.
– Какие еще тут законы? – недоуменно спросил сержант.
Он нахмурился, пытаясь понять, что они, эти острые на язык москвичи, вкладывают в слово «закон», имевшее для него, Малыхина, большое, можно сказать, магическое значение, поскольку при одном напоминании закона, он робел и тушевался, как перед старшим армейским начальством. Солдаты отделения притихли, ожидая развития событий.
– Самые главные, – отозвался тут же Томашевский, включившись в игру, с полслова понявший мысль Степанова, и наизусть произнес: – Согласно закону арифметических сложений простых цифр сумма их от перестановки слагаемых не изменяется.
– Что, что? – хмурился сержант.
– Сумма их, говорю, не меняется. – И пояснил сержанту, скрывая улыбку, на полном серьезе: – Пять плюс четыре будет в сумме составлять девять.
– Так то ж за два подхода! – нашелся сержант. – За два! А по нормативу как?
– Там, в нормативах, на счет подходов ничего не сказано конкретно. Записано лишь так, – Эдик снова процитировал наизусть: – «Подтягивание на руках. Норматив десять подтягиваний».
– А у Кирасова сколь? А? Опять же ниже нормы?
– Пусть еще раз подтянется и будет норма, – примирительно сказал Степанов.
– Так это ж форменное нарушение!
– Не форменное, а формальное, – опять поправил сержанта Томашевский и, поняв, что переиграл, что сержант сейчас может взорваться и заставить всех отжиматься на руках под его команду, с самым наивным видом спросил: – Разрешите задать один вопрос?
– Только по существу!
– По самому что ни есть существу, – сказал Томашевский в тон сержанту и спросил. – А как понимать в нашей данной обстановке боевую взаимовыручку?
Боевая взаимовыручка – любимый конек молодого лейтенанта Потанина, и сержант, полностью согласный со своим командиром, всячески ее насаждал.
– Боевая выручка есть главный фундамент красноармейской спаянности, основная отличительная особенность нашей первой в мире рабоче-крестьянской Красной Армии, когда каждый ее сознательный боец действует по главному пролетарскому принципу – один за всех и все за одного, – лихо и без запинки, словно это его собственные мысли, отчеканил Малыхин, повторяя слово в слово изречение своего лейтенанта, и далее пояснил, что боевая взаимовыручка состоит в том, что каждый боец должен знать и уметь выполнять обязанности своего соседа и товарища, чтобы в бою, если тот скажется раненым или будет выбит из строя, – он так и говорил «выбит из строя», а не просто «убит», – заменить его и продолжать поражать противника.
– Боевая взаимовыручка, значит, заключается в том, что один боец выполняет свои обязанности и своего товарища, – сказал Томашевский, упрощая содержание понятия.
– Именно, свои и своего товарища, – механически поддакнул Малыхин, смутно подозревая какой-то подвох, ибо рядовой Томашевский всегда что-нибудь каверзное придумывает.
– Тогда пусть рядовой Степанов и проявит эту взаимовыручку к рядовому Кирасову, – предложил Томашевский, – пусть подтянется на турнике и за себя и за Кирасова!
В строю захохотали. Все знали, что Степанов разносторонний спортсмен, перворазрядник, как лучший лыжник включен в состав сборной столицы, запросто справится с такой задачей. Сержант понял, что попался в сети, расставленные Томашевским, но вида не подал. Он ведь тоже лыком не шит! Не первый год служит и не таким рога обламывал. Потому он не стал возражать и согласился, но с добавкою:
