Это имя Настя слышала впервые и мысленно отметила его. Надо будет спросить, но не сейчас.
– Ну, какая разница, – уклончиво ответила она, – сказали. Мне ведь важно, правда это или нет.
Травина помолчала, задумчиво разглядывая Настю.
– Знаете, если бы я тренировала парников или одиночников, я бы вам наглядно продемонстрировала то, о чем сейчас скажу. Но я тренирую танцоров, у нас тут все иначе. Так что вам придется поверить мне на слово. Каждая тренировка – это невероятный стресс.
– Почему? – не поняла Настя.
– Потому что очень страшно. И очень больно. Когда спортсмены разучивают тройные прыжки, выбросы и поддержки, им приходится преодолевать огромный страх и сильную боль от постоянных падений. Научиться делать эти элементы крайне сложно, и пока ребята нарабатывают, они переживают столько болевых ощущений, что выдержать их можно, только имея притупленную нервную систему. Именно поэтому в парах на тренировках столько конфликтов. Они же понимают, что зависят друг от друга: упадет или нет, ударит коньком или нет. От того, как каждый в паре выполнит свою работу, зависит, сломает партнерша ногу, например, или нет. Упадет она вниз головой или нет. Если она технически неправильно сделает элемент, она может ударить партнера коньком по колену или между ног. Поэтому на каждую тренировку они выходят как на бой. И поэтому очень обостряются все отношения. Например, задела девочка партнера коньком во время подкрутки или случайно попала локтем в нос, пошла кровь, он ей кричит: «Дура!!! Идиотка!!! Что ты делаешь?!?!» И еще похлеще слова употребляются. И у нее то же самое. Возьмем, например, выброс в три оборота. Пара разучивает этот выброс, партнерша должна вовремя раскрыться, чтобы прийти на одну ногу на ход назад, и это очень сложный момент, потому что если она придет на ход вперед – вообще разобьется, понимаете? Здесь нельзя не выполнить элемент полностью. Можно сделать «бабочку», то есть партнер ее выбросил, придал ускорение и вращение, этого хватает на один оборот, и она решает прыгать одинарный. Но если она пошла на три оборота, собралась, то она обязательно должна докрутить и выполнить элемент полностью, потому что если она раскроется и придет на ход вперед, то может убиться. И каждый раз при исполнении элемента нужно максимально концентрировать внимание и преодолевать страх. Очень многое зависит от того, как партнер ее выбросил. Завалил чуть-чуть на выбросе – и все, девочка полетела с наклоном и плашмя упала на лед. Отсюда идет такое обостренное восприятие всего. Почти всегда на льду слезы, даже если тренировка благополучная. Почти всегда конфликты. И далеко не все могут эту ежедневную стрессовую ситуацию вместе пройти.
– Вы мне объяснили, почему спортсмены могут конфликтовать во время тренировки, но я не поняла, при чем тут грубость тренера? – не то заметила, не то спросила Настя.
Травина пожала плечами.
– Что же здесь непонятного? Тренер сам катался когда-то и прекрасно понимает все риски. Понимает, как ребятам страшно, как больно. Более того, он понимает намного больше, чем они сами, оценивая возможную опасность. Поэтому он тоже в страшном напряжении, у него тоже адреналин зашкаливает. И еще: спортсмены в таком состоянии иногда не могут понять, что говорит им тренер, какие указания дает, если эти указания произносятся спокойным голосом. Он раз скажет, два, три, потом срывается и начинает орать. Обычное дело. Одну минуту…
Травина отвлеклась, чтобы что-то объяснить светловолосой девочке лет семи, потом сказала несколько слов своему помощнику, высокому худощавому парню, которому едва ли перевалило за двадцать, и вернулась к Насте, сидящей в первом ряду зрительских трибун.
– Вообще фигурное катание – это такая штука, в которой все делается через преодоления, через ограничения и через боль, – продолжала тренер. – На тренировках больно и страшно. А коньки раскатывать? Это же настоящая драма! За два-три года тренировок и выступлений пара коньков уделывается в хлам, но это у уже оформившихся ребят, а у тех, кто еще растет, коньки-то целы, да размер ноги увеличился, поэтому нужна новая пара. И раскатать эту новую пару можно только между окончанием соревновательного периода и началом летних сборов. В это время тренировки не такие интенсивные, спортсменам начинают ставить новые программы к следующему сезону. Другого времени для этого нет, потому что летом сборы, потом начинается соревновательный период, который длится до конца марта, а иногда до середины апреля, и в это время коньки уже должны быть полностью готовы. Вот только в конце весны их и можно раскатать. А знаете, что это такое? Это кровавые мозоли каждый день и боль каждую секунду. И нельзя отлежаться дома в мягких тапочках с перебинтованными ногами, надо всовывать ноги в коньки и тренироваться. Каждый день, с одним выходным в неделю. И терпеть, терпеть, терпеть. Это тоже добавляет стресс. Ведь если ты раскатаешь коньки за неделю, это, считай, тебе сильно повезло. Некоторые по два-три месяца мучаются. Конечно, есть счастливчики, которые надевают новые коньки – и вперед, все как влитое, ни одной мозоли. Но это именно везунчики. В подавляющем большинстве случаев так не бывает. Фигуристу на льду почти все время больно, вы должны это понимать. Поэтому во время тренировок восприятие у него искажено, и он обычную шутку может воспринять как оскорбление, а требование, высказанное строгим голосом, ему может показаться криком и грубостью.
– То есть вы хотите сказать, что все разговоры о грубом поведении тренеров – это сказки? – недоверчиво уточнила Настя.
Травина оторвала взгляд от маленьких спортсменов, разучивающих на льду какой-то шаг под руководством юного помощника, и перевела глаза на Каменскую. В ее взгляде Насте почудилось не то сожаление, не то горечь.
– Это не сказки, – негромко сказала Жанна. – Тренеры и кричат на спортсменов, и руки распускают, это правда. Не все, конечно, огульно оговаривать не стану. Но многие. И кричат не только на льду.
– Господи! – ужаснулась Настя. – За что же можно ударить спортсмена?
– Спортсменку, – с усмешкой поправила ее Травина. – Например, за обжорство. И даже не за обжорство, это я преувеличила, конечно. Просто за съеденную булочку. Видите ли, для девочек в фигурном катании, особенно для парниц, очень остро стоит вопрос веса. Ведь партнеру надо ее поднимать, подбрасывать, ловить, крутить. Девочки должны тщательнейшим образом следить за тем, чтобы не набрать килограммы, а они же растут, им по тринадцать-четырнадцать лет, в этом возрасте они совсем не могут себе отказывать в еде, за булку готовы родину продать. Вот я вам про себя расскажу. – Жанна улыбнулась, на этот раз весело. – Мне было тринадцать лет, когда я поехала на сборы в Томск. В той гостинице, где все мы жили, в подвале находились кондитерский цех и пекарня, и там можно было купить свежие и потрясающе вкусные булки с кремом. Впрочем, мы же постоянно хотели есть, и нам любая плюшка казалась вершиной кулинарного совершенства. И однажды я в лифте столкнулась с тренером, а у меня во рту только что купленная булочка. Тренер схватила меня за руку и потащила к главному тренеру, а та, не тратя время на разговоры, просто дала мне по морде. Вообще для девчонок-фигуристок, кроме страха и боли, есть две проблемы: голод и вес. Если соблюдать режим питания так, как предписано, то есть хочется постоянно, особенно в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. А если нарушать, то на взвешивании сразу все обнаружится. Вот девочки и начинают «режимить» за три дня до взвешивания, а как только взвесятся – сразу начинают снова нарушать. Как правило, взвешивание производится раз в неделю, но если тренеру, как говорится, на глазок покажется, что спортсменка прибавила в весе, он может заставить ее встать на весы в любой момент. И если весы покажут что-то не то, то могут и подзатыльник отвесить, это правда. А могут и по морде съездить, как мне. Но, опять же, бывают исключения.
