Свет в палатке подполковника горел и после полуночи. А на рассвете колесо завертелось. Сержант Корнеев сначала поднял, словно по тревоге, чутко спавшего Ганса Деффера, а затем побежал будить начальника заставы.
— Что, тревога? — вскочил Самородов с постели, будто и не спал.
— К товарищу подполковнику… Срочно…
«Что еще там случилось? — думал капитан, шагая по росистой траве. — Подполковник зря не побеспокоит. Что же? Срочная шифровка из Центра? Опять те же вопросы: "Где Шустер? Когда с ним справитесь?" Вопросы законные, вся эта история слишком затянулась. Действительно, когда? Может быть, уже скоро, а? Последние события позволяют на это надеяться».
Но, увидев в палатке ефрейтора Деффера, капитан понял: «молнии» из Москвы, конечно, не было, а причина вызова скорее всего в какой-то новой задумке Борцова. Безусловно, Деффер имеет к ней прямое отношение. Неужто ефрейтор дождался своего звездного часа? Пришло время и ему сказать свое слово? Он все настойчивее, хоть и не без сомнений, предлагал поисковой группе свои услуги, а подполковник давал ясно понять, что, если того потребует обстановка, о нем вспомнят. «Возможно, именно сейчас, возникла та самая обстановка».
Подполковник заговорил с ним дружеским тоном и даже извинился за повторное беспокойство.
— Такая уж выпала нам ночь, Иван Алексеевич. Отоспимся потом. Раз уж вышли на финишную прямую, то давайте жать до конца, без передышки. Все наши силы, в том числе и резервы, задействуем. Вот и Ганс Деффер готов засучить рукава.
— Хочу ловить гауптмана, — откровенно признался радист.
— Мы тут договорились, — пояснил Борцов, — вместе поохотиться на Шустера.
— Как это — вместе? — не понял Самородов.
— А так, — Борцов испытующе посмотрел на Деффера, словно в последний раз проверяя его решимость идти на риск. — Вместе отправимся к Шустеру, в его крепость. Представимся чин чином, как люди военные, обрисуем обстановку, а затем потребуем капитуляции. Безоговорочной, конечно.
— А что же застава? Все мы? — забеспокоился капитан, недоумевая. — Будем сидеть на солнечной поляночке, дожидаться победного рапорта.
— Сидеть вам не придется. Пока мы займемся Шустером, станем ему зубы заговаривать, вы незаметно переправитесь через болото и окружите его базу. Точное место ее нахождения сообщим вам по рации. Самолет с грузом для гауптмана ожидается в полночь, разгружаться будет на костры. Они послужат для вас прекрасным ориентиром. Нельзя исключать, что кто-нибудь и сиганет с неба, поэтому готовьтесь к приему не только груза. Итак, ваша задача: накрыть базу так, чтобы не выпорхнула ни одна птичка, принять посылки от майора Баркеля и не допустить своих потерь. Вот вам, Иван Алексеевич, и солнечная поляночка…
— Застава свою задачу выполнит, товарищ подполковник! — четко отрапортовал капитан.
— Верю и надеюсь, — ответил Борцов кратко.
— Мне тоже верьте, — сказал Деффер, внимательно выслушав офицеров. Он продолжал и дальше, мешая свой язык с русским, но если преобразовать все, что он сказал, то это выглядело так:
«Я рад, что не остаюсь в стороне. С абвером не было и не будет у меня ничего общего. Всю войну он пытался выезжать на подонках. Опирался на предателей и сам предавал. Германию, весь наш народ. А я хочу после всех мук и страданий принести хоть какую-то пользу и моему, и вашему народу. Это массовое истребление жизней, считая не на тысячи, а на миллионы, многому меня научило. Глаза мои теперь видят гораздо лучше, чем три года тому назад. А душа мне подсказывает, что спасать надо ее, а не шкуру. Так что, как видите, фюрер не в силах был освободить душу от совести и превратить ее в чистейшую химеру».
Самородова, внимательно присматривавшегося к контрразведчику, в нем приятно поражала постоянная тяга к экспериментам, к поиску самых лучших, порою единственных, решений. Его мысль, как замечал капитан, работала непрестанно. Он не ленился ради единственного варианта создать множество. Когда же нужное решение было достигнуто, в действие приводились все силы — физические и духовные. Вот так и сейчас. Легко сказать — отправиться во вражеское логово да еще с немцем. Прозрел ли он на самом деле? Действительно ли хочет искупить вину, очистить совесть? А если это игра, хитрость, обман? С какой тщательностью Борцову следовало взвесить все за и против. Как точны должны быть его внутренние, психологические, весы. Ведь тут до ошибки, притом роковой, один шаг. Сомнение сменялось сомнением, но странное дело: Самородов все больше и больше склонялся на сторону контрразведчика.
После паузы, явно затянувшейся, капитан спросил:
— Ну а Центр как? Санкционирует?
— Что ж Центр? — Борцов улыбнулся. — Как доложим.
«Да, теперь он будет стоять на своем», — окончательно уверовал Самородов.
Глава двадцать первая
Резко притормозив, «эмка» съехала на обочину.
— До Волчьей тропы километра два, не больше, — сказал солдат, сидевший за рулем. — Выгрузиться лучше здесь, место закрытое.
Шоссе, по обе стороны сопровождаемое мачтовыми соснами, дальше круто сворачивало влево. Местность совершенно не просматривалась.
— Да будет так, — наскоро осмотревшись, согласился Борцов.
— Пожалуй, отсюда мы и потопаем. Ганс, вы готовы?
— Гут, гут, — часто закивал Деффер, привстав с заднего сиденья. — Потопаем…
Ему всякий раз доставляло удовольствие это бесхитростное занятие — повторять русские слова, услышанные впервые. Не упустил он случая и сейчас, хотя обстановка к подобным упражнениям не располагала.
— Иван Алексеевич, — обратился подполковник к начальнику заставы, сидевшему за спиной, — здесь долго не задерживайтесь, возвращайтесь на заставу. Страховать нас нечего. Ясно?
— Ясно да не очень, — неопределенно произнес Самородов. — Есть опасение.
— Какое?
— Да серьезное… По-моему, застава на исходный рубеж должна выйти раньше. Гораздо раньше.
— Зачем? Слушать у болота кваканье лягушек?
— Не то… Совсем не то… А если вдруг что-нибудь?
— Ох, это ваше «вдруг»… А наши с вами расчеты? Все проверено и перепроверено, а вы…
— Да я, чтоб с вами чего не случилось, — попытался оправдаться начальник заставы.
— Ваша опека излишняя. Каждый должен делать свое дело. Не будем держаться друг за дружку, как в парном пограничном дозоре, ситуация здесь иная.
— Слушаюсь! — капитан почувствовал свою неправоту и опасений больше не высказывал.
Он внимательно выслушал последние наставления контрразведчика, пообещал держать постоянную связь с пеленгаторщиками, которые обязаны не пропустить позывные Ганса Деффера, а также усилить наблюдение за всеми тропами, подходящими к заставе. Перед тем как расстаться, офицеры обнялись и крепко пожали друг другу руки.
