Капитану казалось, что он предусмотрел все. В наряд назначил лучших. Начеку держал тревожную группу. Сам глаз не смыкал. Только бы встречу не проморгать. Встретили, привели, а что дальше?… Из-под самого носа убег!
Борцов поджидал казнящего себя пограничника в палатке, служившей ему и рабочим кабинетом и комнатой отдыха. Комфорт лагерный: стол из неструганых досок, пара табуреток, раскладушка. Начальника заставы встретил у входа. Спокойно выслушал рапорт. Собственно, в нем не было ничего нового, ибо контрразведчик уже знал, что беглец пойман.
— Ну а какой из этой истории возможен вывод? — спросил Борцов, предложил капитану присесть.
— Вам, товарищ подполковник, виднее, — начал было и осекся.
В глазах подполковника промелькнула холодная искорка.
— Что, у вас вся застава так считает? — спросил он, слегка повысив голос. — Или только ее начальник? Подполковнику виднее… А почему вам, да и тому же Опаре не виднее?
— Ефрейтор уже признал свою вину. Раскаивается…
— Да погодите вы с поиском правых и виноватых. В этом ли сейчас дело. Не вернее ли сначала разобраться в сути происшедшего. Что стало причиной чэпэ? Почему уже находившийся в наших руках лазутчик вдруг пустился в бега? Кстати, где он сейчас?
— Под усиленной охраной, товарищ подполковник.
— Больше не рванет?
— Никак нет. Я двух часовых к нему приставил, а дозоры усилил.
— С перепугу, что ли?
— Уж очень он опасен. Мог бы всю обедню нам испортить.
— Да, мог бы. — Борцов помолчал и вдруг расхохотался. — Вон вы как… Оказывается, теперь и вам виднее. Давайте же посмотрим, в чем корень случившегося.
Но тут неожиданно и, как казалось, совсем некстати, рассмеялся Самородов.
— Точно так и было, — успокоясь, сказал капитан. — Корень в самом корне.
— То есть, как понимать вас? Что это за абракадабра?
— Да нет тут никакой абракадабры… Опара, когда их вели, шел впереди. «Гости» все принимали пока за должное. На полпути Опаре попался под ноги корень сосны, вылезший на тропу. А было еще темно, разве заметишь. Ну, и ефрейтор поддел его, да так, что еле на ногах удержался. Тут-то он и вспомнил «черта». А за спиной шагал этот курьер. Конечно же он сразу сообразил, к кому попали.
— Значит, виноват злополучный корень? Вы так решили?
— Конечно… Это не факт.
— А кроме данного факта больше ничто не способствовало побегу? Как вел себя лазутчик в палатке?
— Когда он остался наедине с Опарой, наверняка стал прикидывать, как ему смыться. Реальным казался подкуп часового. При нем было целых сто тысяч рублей. Попытался забросить «удочку». Опара в разговор с ним не вступил. Тогда этот подлец буквально осыпал его тридцатирублевыми купюрами.
— Откуда же он их сыпал?
— Из рюкзака.
— А лимонку, часом, не высыпал? В такую кипу денег вполне мог гранату спрятать. Почему не обыскали?
— Опасались выдать себя, мог язык подвести. Оружие Опара отобрал с помощью жестов, а тут не рискнул. Француз он у нас.
Борцов поднялся, сделал несколько шагов вдоль палатки, мягко ступая. Пол был притрушен свежескошенной травой с полынью. Тишину не нарушал даже шум деревьев, подступавших к самой палатке. Ничто не мешало думать.
Докопаться надо было до самой сути. «Нет, на их пути, — предположил Павел Николаевич, — встретилось не только корневище. Была и другая зацепка. Черт, конечно, сыграл свою роль, но не главную. Была причина посерьезнее. Неужели масла в огонь подлил Корнеев? С произношением-то у него идеально, а вот не брякнул ли чего лишнего?»
— Капитан, вас не настораживает одна деталь? — обратился Борцов к начальнику заставы, советуясь. — Почему для побега курьер выбрал самый неподходящий момент? Он конечно же предполагал, что за палатками могут стоять часовые, и тем не менее решился. Как тот картежник, сыгравший ва-банк… Почему окончательное решение принял только в палатке. Не было ли у него разговора с сержантом? Вам что-нибудь известно?
— Сержант, помнится, докладывал… Действительно, разговор был. Царьков настаивал, чтобы ему разрешили вручить пакет гауптману. Так сказать, лично, из рук в руки. На худой конец его адъютанту. Ну, тут Корнеев и нашелся.
— То есть?
— Выдал себя за адъютанта.
— Ах, вот оно что! — воскликнул Борцов, осененный внезапной догадкой. — Вот, оказывается, где собака зарыта.
— О чем вы? — выжидательно насторожился Самородов.
— Да все о том же… Во-первых, своего адъютанта гауптман конвоиром не послал бы. А во-вторых, и это тоже похоже на правду, настоящего адъютанта курьер знает в лицо. То есть, не то чтобы лично знаком с ним, что в общем-то не исключено, а просто ему показали фото, и не однажды. Такую процедуру майор Баркель практикует, сам видел. Тем более что зрительная память у его агентов зверская…
— До чего ж они ушлы, эти абверовцы. Ушлы и коварны, — вспомнил и о своих наблюдениях Самородов. — Кажется, ждешь от него всего — от каждого шага, жеста, слова, — а он все-таки и сотворит что-нибудь этакое, необычное. Приходится продумывать все заранее. Коль нет разумной заготовки — лучше помолчи. Вот и нарвался сержант Корнеев со своим экспериментом, подбросили ему адъютанта.
— Из уроков делайте выводы. Действия конвоя обсудите со всем личным составом. Как плюсы, так и минусы, — посоветовал Борцов. — А курьера доставьте ко мне, погляжу, насколько он соответствует своей кличке.
Курьера Царькова ввели в палатку с заломленными за спину и связанными брючным ремнем руками. Пограничники, наученные горьким опытом, больше не рисковали. Перед подполковником он предстал мрачнее тучи. Черные, под низкими и такими же черными бровями глаза бегали, ни на чем не останавливаясь.
Начинать разговор Борцов не торопился: хотелось хотя бы из любопытства разглядеть молодого человека, когда-то бывшего своим, русским. Низкий, весь в прыщах, лоб, жесткие волосы, стрижен коротко, уши слишком оттопырены. Сложен крепко, ладно. Офицерская гимнастерка плотно облегла широкие плечи. Кажется, расправь их — и швы не выдержат. Форма сшита будто на заказ, экономно, без запасов. В целом же вид — не придерешься. Оставь на нем погоны со звездочками, да верни портупею — чем не офицер. Уж за лейтенанта-то сошел бы.
— На вопросы отвечать будешь? — без предисловия спросил Борцов.
— Вы — подполковник?
— Тебя разве не учили различать воинские звания? Там, в абвере?
Царьков промолчал.
— Ну так как, будешь отвечать?
— Подполковнику — буду. Разрешите присесть?
— Ничего, постоишь. Ноги у тебя жилистые, бегаешь не хуже орловского рысака. Кто поймал тебя, знаешь?
— Славные советские пограничники.
