Полной неожиданностью для Павла Николаевича явилась последняя фраза шифровки: его поздравляли с присвоением очередного воинского звания.
Что ж, вроде бы все ясно, надо приступать к делу.
Встретившись с начальником штаба полка и проинформировав его о распоряжениях Центра, Борцов сразу же выехал на заставу. Лесная дорога, тем более после недавнего происшествия, не внушала никакого доверия, однако думать о возможных неприятностях не хотелось. Голова была занята другим — Павел Николаевич пытался уже сейчас представить себе назревавшие события. Воображение рисовало, пока лишь в общих чертах, довольно любопытную картину. Матерый гитлеровский разведчик, преодолев линию фронта, углубился в леса и бесследно исчез. Он уверен, что, совершив этот маневр, сумеет перехитрить советскую разведку. Пройдет немного времени и, освоившись на новом месте, Шустер начнет действовать. И хотя сам шеф, то есть майор фон Баркель, отнюдь не фантазер, даже он не посмеет предположить, что по следу пойдет не кто-нибудь, а исчезнувший из абвера писарь, обладавший четким, каллиграфическим почерком.
То, что было уже известно Борцову, обнадеживало. Кое-что сболтнул власовец — не по своей неосторожности, разумеется, а с определенной мыслью. Упрекнуть в неосторожности можно лишь лейтенанта Руммера, его дневничок тоже сослужил службу. Ну а полковник Броднер действовал, отдавая себе отчет в том, на что идет. С его помощью удалось докопаться до сути, ухватиться за кончик ниточки в хитром клубочке. Итак, ниточка в руках. Куда же она поведет? И не оборвется ли в самом неподходящем месте?
Удалось ли за эти два дня капитану Самородову еще хотя бы на шаг приблизиться к истине? Чем он занят сейчас? Все так же упрямо продирается сквозь чащобы или нет-нет да и посмотрит на запад, туда, где за горизонтом не так уж и далека граница, его старая, родная, сожженная врагом застава?
Да, пути господни и впрямь неисповедимы. Тем более пути фронтовые, а особенно эти — по-лисьи хитрые, тайные. Тут бывают такие повороты, что лишь руками разведешь.
Самородов конечно же и думать не думал, что в один прекрасный день его заставе суждено сойти с главного направления и развернуться сразу на все сто восемьдесят градусов. Другие пошли дальше, вместе с наступающей армией, а вот он со своими солдатами, повинуясь приказу, остался в дремучем лесном краю… Значит, первыми на линию границы выйдут другие заставы. Они поставят столбы с государственным гербом, проторят дозорные тропы, вспашут контрольно-следовые полосы. Воздвигнут героям обелиски. И они же пойдут в дозор вместо тех, кто в июне сорок первого остался у рубежа навечно.
А он, капитан Самородов, едва не разделивший их судьбу, будет исполнять свой долг в… глубоком тылу. Тут у него даже не повернулся бы язык сказать это бывалым пограничникам.
Все началось с мотоциклиста. Возможно, если бы в тот утренний час, когда Самородов остановил его проверить документы, не появилась «эмочка» с офицером из Москвы, бурные дебаты на проселочной дороге закончились бы весьма прозаично: подозрительного типа он отправил бы под конвоем в штаб полка, даже не узнав, что это за птица. Ведь так уже бывало. Он и до войны не всегда знал, кем оказывались пойманные заставой лазутчики. Но если потом начальство благодарило его, значит, было за что.
Ну а после мотоциклиста — автоматная очередь из кустарника. При повторной встрече с фанатиком — заслуженное им отмщение. Ну, и последнее — полковник с доктором, сдавшиеся добровольно.
Впереди — поиск какого-то гауптмана, не дающего никому покоя, ни рядовым солдатам, ни офицерам. Майор Борцов уехал в штаб, наверное, вот-вот вернется. Порадовать его больше нечем, однако он вернется не с пустыми руками. ЦРУ, то есть центральных руководящих указаний, привезет непременно.
Самородов как в воду глядел, контрразведчик сразу занялся делом. Едва выбравшись из «эмки», Борцов распорядился разбить еще три палатки, тщательно прочесать окружающую местность и по всему периметру дополнительно выставить часовых. Зачем это? Но пограничник был достаточно тактичным офицером, чтобы раньше времени приставать со своими расспросами.
Недоумения следовали одно за другим. Капитан даже ахнул, когда из багажника «эмки» вытащили несколько новых комплектов немецкого обмундирования. Тут уж он не смог удержаться.
— А это еще зачем? Для кого?
— Для вас, — спокойно пояснил Борцов.
— Для меня?
— Ну, не лично для вас. Могут понадобиться солдатам. Комплекта три-четыре, — Павел Николаевич знал, что говорил.
Тем не менее начальнику заставы хотелось ясности.
— Вы под эту форму что-то задумали?
— Безусловно. Однако пусть вас это не смущает. Известно же, что от формы содержание не меняется. Так ведь?
— Так-то оно так, — капитан все еще покачивал головой. — Но ведь это чья шкура? С каким чувством напялишь ее?
— А если нужно? Если это будет диктоваться необходимостью?
— Надеюсь, пограничники нас поймут. Тем более что комплекты чистенькие, еще не надеванные. Немцы-то сколько складов побросали, драпая!
— Значит, не надеванные? — Самородов не преминул ухватиться за эту возможность хоть как-то облегчить свою участь. — Ну, тогда еще ничего… Тогда сойдет… Будет не так противно, товарищ майор!
— Во-первых, я уже не майор… Можете поздравить, — сознался Борцов со смешанным чувством довольства и смущения. — А во-вторых… Один древний философ советовал все познать и не пасть душою. Не пасть душою, ясно? — повторил он, ободряя пограничника.
— Еще бы… Очень даже ясно, товарищ подполковник!
— Ну а насчет формы, то для дела, конечно, лучше бэу… Больше правдоподобия.
— Да бэу из нее мигом сделаем! — охотно пообещал Самородов и заулыбался. — Поползаем по поляне на коленочках да локоточках, и будет полнейшее правдоподобие. — Пограничники все могут.
— Возможно, они не только в чужую шкуру влезут, но и на чужом языке заговорят. Владеет кто-нибудь немецким?
— Свободно?
— Да более-менее.
— Ну, сержант Корнеев.
— И только?
— Есть, конечно, еще, но те с пятое на десятое. «Мы все учились понемножку чему-нибудь и как-нибудь», — пошутил капитан, вспомнив Пушкина.
— Подберите двух-трех солдат, самых башковитых, чтоб смогли действовать по обстановке и выговаривать минимум немецких слов.
— Каких, например?
— Скомандовать «Стой, кто идет?». Строго потребовать «Руки вверх!». Приказать «Следуй за мной!». Есть сведения, что в скором времени сюда пожалуют «гости». Ну а встречать гостей, как сами понимаете, полагается достойно, чтоб никаких жалоб. Сцену встречи сыграть так, чтобы чужих приняли за своих. Без всяких подозрений.
— Вот, значит, к чему весь этот маскарад, — без посторонних усилий догадался капитан.
Самородов замолчал, соображая, какая же роль в предстоящей операции будет отведена заставе.
