Рядом с Красавчиком шагала Эльза. Вот бедовая девчонка оказалась! Как пристала к ним, так уже и не отстала. Прошла с ними весь их последний ратный путь, короткий, но кровавый. Она эту кровь, как могла, уменьшала, у нее это действительно неплохо получалось. И вот шагает рядом с Красавчиком, одетая в мужскую форму, неделю не мывшаяся, со спутанными волосами, а глазки-то угольком подвела. Девчонка! Голова повернута, подбородок вскинут, губы крепко сжаты, хоть сейчас на учебный плакат для новобранцев. Красавчик ест глазами начальство, то есть его, Юргена, а Эльза — Красавчика. На кого же ей еще так смотреть, кроме как на Красавчика?
Юрген пропустил колонну и пошел сзади, помахивая свернутым флажком. Раздался нарастающий вой, грохот, полотно моста задрожало. Юрген обернулся. Из-за предместья кучной стаей неслись русские снаряды. Но они опоздали. Первый снаряд запустил цепную реакцию взрывов. Два пролета моста поднялись в воздух, развалились на куски и тяжело ухнули в реку.
И почти тут же мимо головы Юргена просвистела пуля.
— Вот черт! — сказал Красавчик, который отстал от колонны и подошел к Юргену, чтобы посмотреть, что осталось от моста.
Просвистела вторая пуля. Красавчик ничего не сказал. Он пригнулся и побежал вслед за колонной. Юрген за ним. Они бежали не от пуль, они бежали навстречу им. Пули неслись из города.
Колонна сворачивала с моста направо, на набережную. Предполагалось, что это будет теперь их позиция, тут они должны были дожидаться возможного десанта русских. Честно говоря, они надеялись немного передохнуть, вымыться, поесть несколько раз чего-нибудь горячего, выспаться. Но они были готовы, если надо, сидеть у реки и сторожить русских. Это отвечало их самым сокровенным желаниям! Но было уже поздно. Своими суетными желаниями они сами накликали беду. Командование переменило решение. Им было приказано выдвинуться на несколько кварталов в глубь города и сменить бригаду Дирлевангера.
Штаб Дирлевангера располагался в каком-то лицее, видно, госпиталей в округе не было. Это был относительно целый район города, вокруг лицея стояло три или четыре дома под крышами с целыми рамами в окнах. Стекол в окнах, впрочем, не было.
— Занимайте, — гостеприимно предложили им эсэсовцы. — Там есть кровати с одеялами и подушками, посуда и вообще все, что нужно, даже водка, если хорошо пошарите по углам.
— А что с жителями? — спросили они.
— Жителей нет. По крайней мере, в этих домах.
— А куда делись? — с досужим интересом.
— Черт их знает! В подвалах сидят, ушли или… вообще, — последовал неопределенный жест.
— А те, что в подвалах сидят, они что едят? — интерес стал предметным. Есть всем хотелось страшно. Они целую неделю толком не ели, а что перепадало, то сразу сгорало в бою.
— Да у этих поляков у каждого запасов на полгода вперед. Макароны, крупы, масло, колбаса, копченое мясо, сало. В тех же подвалах хранят или в квартирах, в тайниках. Жратвы здесь завались, только ее найти нужно. Или из хозяина вытрясти, если он вдруг под руку попадется.
Солдаты постепенно втягивались в дома, располагались в квартирах, превращая их в казармы. Из подъезда выбежала Эльза с ведром в руках, засеменила к эсэсовцам.
— Мальчики, а где у вас воду берут?
— Да вон, из старой колонки, — ответили эсэсовцы. — Если работает. С утра работала.
— Юрген, — сказала она, обернувшись к ним, — я там миленькую квартирку для вашего взвода присмотрела. Дверь в дверь с моей.
— Господин ефрейтор сам разберется, — строго сказал Красавчик. Он Эльзе спуску не давал.
— Господин фельдфебель, — поправил его Юрген, — меня подполковник Фрике еще третьего дня повысил в чине приказом по батальону.
— Извините, господин фельдфебель! Готов искупить кровью.
— Искупите, — сказал Юрген. С языка сорвалось. Прикусил, да уж поздно было.
Они стояли на дворе втроем, Юрген, Красавчик и Брейтгаупт, и ждали подполковника Фрике и его приказов. И вдруг во двор ввалился Штейнхауэр. Он вел перед собой двух поляков в конфедератках с застегнутыми под подбородками ремешками, военных брюках и гражданских пиджаках. Руки у обоих были связаны за спиной. Увидев товарищей, Штейнхауэр ткнул по очереди поляков прикладом в спину, свалив их с ног у стены, и подошел к ним. Он старался изобразить радость от встречи с ними, но у него это плохо получалось.
— А вот и вы, — сказал он безжизненным голосом безмерно уставшего человека.
— А вы еще здесь! — воскликнул Юрген.
— Ты хочешь сказать: на земле. Сам удивляюсь. В бригаде — две с половиной тысячи потерь.
— Да вас всего меньше тысячи было.
— А теперь меньше пятисот. И из этих пятисот большая часть новичков. Из пополнения.
— Пять из шести, — прикинул Юрген.
— Да, я один из шести. Вот и удивляюсь.
— Мы думали, вы тут давно управились.
— Мы с одним Старым городом все никак управиться не можем. Помнишь Старый город? Мы его еще при вас штурмовать начинали. Два на два километра, полчаса неспешной прогулки пешком. Мы их шли две недели! — взорвался он. — Туда вбили несколько тысяч тонн бомб и снарядов, их обстреливали из небельверферов,
[30]
их гвоздили из мортиры, мы сожгли все запасы горючего для огнеметов, там не осталось камня на камне, но все равно из-за каждого лежащего камня в нас стреляли. И вот когда мы их наконец добили, они вдруг появились вновь, у нас в тылу, они захватили плацдарм на берегу Вислы и теперь ждут там десанта русских. Они теперь ждут десанта русских! — вдруг истерически расхохотался он.
— На берегу должны были стоять мы, — сказал Юрген, несколько обескураженный.
— Вот когда выбьете, тогда и встанете.
— А как тут вообще, в других районах? — спросил Юрген, чтобы немного сменить тему.
— Черт его знает! Старик разругался со всем местным начальством. Он признает над собой только одно начальство — рейхсфюрера. А тут лезут всякие! Начальник штаба Баха-Зелевски СС-штандартенфюрер Гольц сунулся с указаниями, как проводить одну операцию. Ну, Старик ему и ответил. Взял пулемет, поехал к штабу и врезал по окнам. Бах-Зелевски попробовал ему за это попенять, так Старик сказал ему, что если этот Гольц еще раз сунется, то он его просто убьет. Тут еще СС-группенфюрер Рейнефарт возомнил себя нашим начальником. Старик вызвал его на дуэль. Тот больше у нас и не появлялся. Ни мы к ним, ни они к нам. Ни черта не знаем!
— Сумасшедший дом, — сказал Юрген.
Со стороны поляков, лежавших у стены, донесся какой-то шум. Они уже не лежали, они стояли и наскакивали друг на друга, сталкиваясь грудью, как бойцовые петухи.
— Ты, английский прихлебала, вот русские придут, мы вас всех к стенке поставим! — кричал один.
