Хайра подлечили в ближайшем погранотряде, провели ряд обстоятельных бесед, и, убедившись, что бедный сарбоз стал жертвой случайного обстрела, передали установленным порядком афганскому погранкомиссару. Тот, в свою очередь сообразив, что с Хайр-Мамада снять нечего, приказал отконвоировать его в Мазари-Шариф, в родную пехотную дивизию. С учетом развивающихся событий, демобилизация откладывалась. Да и сам Хайр не порывался покидать ряды вооруженных защитников «инкилоби саур». Резко возросшее революционное сознание подсказывало ему – наступает время человека с ружьем, пардон, с автоматом Калашникова. И добраться до Кашгузара, к заветным ящикам из Омши-тепа, теперь может только человек, облеченный какой-никакой властью. Выбиться в офицеры помогла, казалось бы никчемная в лихое время, профессия корректора. Главное, что на службу новой власти неохотно шли образованные люди, а тут – почти интеллигент. Три месяца офицерских курсов в сказочно-спокойном и сытом Ташкенте, и вот уже Хайр-Мамад в оперативном отделении пехотной дивизии. Советский полковник – мушавер Кузякин им доволен, поскольку младший оператор сообразителен и сносно говорит на русском.
Благодаря советнику и его водителю Хайру удалось пробраться в Кашгузар. Выпал такой момент. Полковник готовился отметить с афганскими товарищами свой день рождения. Водитель советника, медвежьего вида прапорщик, и Хайр-Мамад были отправлены на рынок за продуктами, два ящика водки полковнику передали из Хайратона – там, на складах, все по своей цене!
Хайр-Мамад давно заметил, что рафик «Грыгорыч», так все звали водителя, нес при полковнике особую службу. Кто кому еще по жизни советовал – не сразу и поймешь…
Момент выдался, по мнению Хайра, когда Грыгорыч приценивался к золотой цепочке у индуса в ювелирном дукане, за мечетью Хазрата Али. Индийское золото – хуже даже арабского, чего только туда не мешают – оттого и дешевое! Но, главное, Хайра возмутила непомерно высокая цена и попытка нахального юного продавца всучить товар с изъяном, в хитросплетенном жгуте прощупывалось утолщение – признак обрыва. Ни слова не говоря, Хайр смело потянул цепочку из рук Грыгорыча и, выразительно глядя на дукандора, пропустил ее через пальцы, задержавшись на изъяне, а потом небрежно кинул на прилавок. Прапорщик был явно огорчен несостоявшейся покупкой, но в то же время и благодарен Хайру за бдительность. И тот решился окончательно.
– Это не золото. Настоящее – как огонь. И есть такое, что дороже своего веса в тысячу раз. Я знаю, где. Поверь мне…
– Спасибо. Далеко ехать? – усмехнулся Грыгорыч. – Бензина хватит?
– Была бы воля Аллаха… Недалеко. Золото старинное. Много. Только мы вдвоем не сможем. Вас ведь в «чиль орду» не пускают. А там – застава. Но не пограничники, а ваши.
Прапорщик повел плечом, ему неприятно было напоминание о том, что в 40-й армии установили жесточайший контроль за въездом машин советников на территорию частей. Таким решением намеревались пресечь утечку армейского бензина, продуктов, запчастей и околосекретной информации.
– Ну, коль веришь, говори… Афганистан – Страна чудес, как в «Золотом ключике», слышал о таком? – Разумеется, прапорщик Верчук Александр Григорьевич имел в виду Поле чудес в «Стране дураков», но разговор начинался интересный, почему бы не соблюдать дипломатические обороты?
Непрост оказался и Хайр:
– Хлебом клянусь! Два часа езды… В сторону вашей переправы, той, что за Хайратоном. Понтонный мост… Грыгорыч, только одно условие: пусть мушавер все знает. Скажи ему, что я все покажу. Он тебя послушает. Я сам боюсь к нему подходить.
– Молодец, правильно политику партии понимаешь. Я за Кузякина отвечаю, и, если бы ты полез к нему со своими россказнями, тебе секир башка. А теперь молчи и жди, когда позову.
Хайр крутился возле Грыгорыча весь вечер, помогая готовить, подавать на стол, провожать гостей, но так и не заметил, чтобы прапорщик о чем-то говорил с мушавером. Только когда отъехал последний «уазик», на капоте которого офицеры распили бутылку коньяка, закусывая помидорами, зеленым луком и шпротами, Грыгорыч остановил мушавера, двинувшегося неверной походкой к спаленке:
– Василий Федорович, я подарок вам под конец приберег.
Кузякин вяло отмахнулся:
– Какой еще подарок! И так на тебе вывез весь этот прием, будь он неладен. Пусть Хайр поможет прибраться, да отдыхай завтра.
Говорил полковник добрые слова механически, а сам уже понимал, что недаром здесь тощий афганец весь вечер крутился, усердствовал, да и не тот человек Варчук, чтобы шутить на ночь…
Вот он, настоящий мушавер! Ни следа от водки-пива-коньяка. До конца не дослушал Хайра, кивнул прапорщику, загородившему дверь в кухню: сметай все со стола. Тут же карта развернулась, двухсотка.
– Давай, дорогой Хайр-Мамад, снова. С числа и времени, как помнишь, что помнишь.
Через час подробных расспросов понял Хайр – назад дороги нет. Эти люди не отступят. А что он, собственно, знал о добродушном на вид полковнике и этом прапорщике, чей один кулак был сравним с его, Хайра, головой? Нет, все было по-хорошему, даже о доле каждого мушавер сказал смеясь:
– По-русски, да, Хайр-Мамад, на троих!
О, Аллах, шурави и здесь все измеряют на водку, удивился Хайр. Один только раз стало ему не по себе. Вдруг на чистом фарси сказал мушавер:
– Ты молод, чтобы обманывать. Вопрос в другом: была тайна – твоей пленницей. Теперь ты ее пленник. Если, кроме нас троих, кто-то в дивизии знает о ящике, даже намеком, говори сразу. Нет, не торопись… Вспомни. Кто-нибудь еще слышал от тебя?
Хайр отчаянно замотал головой, боковым зрением заметив, как поглаживает лапа Грыгорыча выступ пистолетной рукоятки под рубашкой. А ведь сжалось все внутри: был обман, да еще какой! В рассказе фигурировал один ящик. Это была полуправда, а она – хуже обмана.
– И опять верю, – встал и потянулся Кузякин. – Всем все забыть. Чапай думать будет. Спать, значит. Все, искатели приключений на свою жопу.
Тут Хайра совсем отпустило. Он знал: если шурави что-то нравится, то они щедро употребляют бранные слова. Было удивился, когда инструктор на полигоне хвалил его за удачную стрельбу из гранатомета, упоминая при этом интимную связь с чьей-то матерью. А со временем даже похвала: «Молоток, сукин сын!» перестала восприниматься буквально. Ничего, такой обычай!
Через два дня, после утреннего совещания в штабе, начальник оперативного отделения приказал Хайр-Мамаду собираться в командировку с мушавером в качестве переводчика, что было в общем-то обычным делом, когда речь идет о проверке линейных батальонов.
Пристроившись к охраняемой колонне, к полудню добрались до Коталя. Затем, изобразив вынужденную остановку, свернули с шоссе в степь.
– Давай, Грыгорыч, в сто двадцать второй. У сардобы выйдете. Ждите меня. Дальше сам поеду. Рекогносцировка, понятно? Скажем так: предполагается разместить афганскую часть. Хайр – топограф. Ты – прикомандированный из Ташкента… Да не будет лишних расспросов, не волнуйтесь.
