Шах посмотрел на тропу. «Краповые» — парни толковые и натасканные. Их командир сразу сообразил, с чем связан такой массированный гранатный обстрел бандитских позиций. И они побежали, чтобы поскорее миновать опасный участок. Бандитам было явно не до «краповых». Когда кругом летают осколки, любой человек старается голову в плечи вжать и не высовываться.
— Третье отделение, залпом… Огонь!
Не успел вывалиться из ушей застрявший там шум от залпа, как рядом со старшим лейтенантом Шахамурзиевым залег высоченный, под два метра ростом, и широкоплечий майор в «краповом» берете.
— Миша. Ломоносов, — протянув руку, представился он.
Ответно представился и старший лейтенант.
— Будешь просто Шах, — усмехнулся майор. — Остальное все равно не запомню или не выговорю. Можешь отправляться со своими. Желаю отыскать солдата. Мы ваш отход прикроем тем же манером, что и вы наш приход. Зарядить «подствольники»!..
— Они могут дождаться темноты, а потом двинуть, — предположил рядовой Ладушкин, поправляя на носу солнцезащитные очки. Очки были слегка маловаты для его носа, натирали широкую переносицу, и потому их приходилось часто поправлять. Он купил эти очки случайно, буквально за день до командировки на Северный Кавказ, специально для защиты от слепящего снега. Купил в киоске, где не было других, и выбрать было не из чего. — Скорее всего, так и сделают.
Рядовые по-прежнему караулили тропу, по которой могли попытаться прорваться эмир Гаримханов со своим помощником — все, что осталось от банды.
— Если у них есть выход, может, и Чухонцев выйдет, если он тоже там…
Наличие пещеры под склоном солдаты предположили, когда услышали оттуда активную стрельбу. Кто стрелял и в кого? Это было непонятно. Но явно не по цели. Могло и так случиться, что старший сержант Чухонцев провалился в пещеру и встретился там с бандитами. Но оба считали, что Слава из тех людей, с которыми даже двум бандитам тяжело справиться, и стреляли, скорее всего, не по нему. Слишком не походили очереди на прицельную стрельбу. Стреляли, видимо, по снегу, плотной пробкой забившему выход. Но прострелить пробку насквозь не смогли.
Вообще эти автоматные очереди сначала слегка смутили солдат. Ощущение было такое, что стрельба идет отовсюду. Наверное, это как-то странно срабатывал эффект горного эха. Рядовые сначала не знали, что и подумать. Но стрельба началась в тот момент, когда они снова пошли к месту, где когда-то была скала, унесенная лавиной, и где они в последний раз видели старшего сержанта Чухонцева. Хотели еще раз поискать хоть какие-то следы. Автоматные очереди заставили их остановиться и, замерев, прислушаться. И только в последний момент Толик Солнцев вдруг точно осознал и указал на круглое снежное пятно в земле.
— Там лупят… Определенно, вырваться хотят.
Рядовой Ладушкин прислушался. Раньше он сам высказал такую версию, а теперь и напарник ее подтвердил.
— Ага. Под землей… Там, наверное, пещера.
— Наверное, не станция метро… — отчего-то вдруг рассердился Солнцев, подскочил к снежному пятну и присмотрелся. — Какая же здесь толщина, если пуля не пробивает…
Снизу стрелять перестали. Тогда Ладушкин, передернув затвор, дал в снежное пятно несколько очередей. Но стрелял он не так, как стреляли снизу, а с короткими резкими отсечками через каждые два патрона
[5]
. Если бы там был старший сержант Чухонцев, он ответил бы точно так же. Но ответа не последовало.
— Это не Чухонцев, — решил Ладушкин. — Слава свое присутствие подтвердил бы. Это бандиты. И они там заперты лавиной. Но и Чухонцев может быть там же. Где-нибудь в стороне сидит и ждет событий. Помощи от нас ждет…
— Может, и так, — кивнул Солнцев. — Пора бы уже и МЧС подсуетиться. От их станции сюда лететь недолго. Я был раз у них вместе с Шахом, еще в прошлую командировку. Он по какому-то вопросу ездил, меня с собой взял. Недалеко, мне кажется…
Откуда-то со стороны, подтверждая слова рядового, послышался шум говорливого вертолетного двигателя. Солдаты задрали головы, всматриваясь в белесое холодное небо.
— Может, спасатели? — предположил Ладушкин.
— Пора бы уже, а то и спасать некого будет… — согласился Солнцев.
Скоро показался вертолет, и на его борту отчетливо виднелась крупная надпись: «МЧС». Солдаты замахали руками. Но совершить посадку винтокрылой машине в ущелье было негде. Покружив, вертолет двинулся обратным маршрутом. Но не улетел совсем, а завис где-то там, над перевалом, высматривая место с высоты.
— Там можно десантироваться, — одобрил Солнцев. — Только смогут ли спасатели?..
Глава третья
Фонарик бандита все еще светил, хотя и тускло, и время от времени мигал, обещая в скором времени полностью погаснуть. Но пока он мог в какой-то ситуации даже помочь что-то рассмотреть. Но этого света хватило бы всего на несколько минут. Аккумулятор был почти полностью разряжен. Однако старший сержант Чухонцев не стал выбрасывать фонарик, выключил его и сунул в карман «разгрузки». Когда-нибудь и кому-нибудь пригодится. К чести заместителя командира взвода спецназа ГРУ, он ничуть не сомневался, что сумеет справиться со всеми трудностями момента и выбраться к своим. Точно так же он спрятал в рюкзак и затвор автомата, рассчитывая в будущем использовать его для изготовления ножа. Сомнений не было, как и отчаяния, не говоря уже о панике. Просто трудная ситуация. Но трудности для того и создаются, чтобы их преодолевать. Слава Чухонцев был уверен в себе и в своих силах. Все эти обстоятельства, они особые, то есть специальные, а это как раз и есть сфера деятельности спецназа, как объяснял когда-то, в начале службы, Славе и другим молодым солдатам их командир взвода. В конце-то концов, не зря же Чухонцев столько лет служит в армии, не зря же стал старшим сержантом. Он обязан справиться.
Как все сильные и уверенные в себе молодые люди, Слава Чухонцев строил планы и на дальнейшую свою жизнь. Он учился заочно в педагогическом университете по специальности «социальная психология» и по времени должен был уже засесть за курсовую работу и засел бы, если бы не эта командировка. В обыкновенные дни службы все как-то времени не хватало, чтобы хотя бы материал изучить, прежде чем начать курсовую работу писать. Сначала ушел в отпуск командир взвода, и старший сержант оставался за него, выполняя всю офицерскую нагрузку в дополнение к своей, потом началась интенсивная подготовка к командировке, в которую в последнее время стали включать и обязательную горную подготовку, поскольку горы стали уже в течение многих лет местом боевого применения спецназа ГРУ. Но дополнительные дисциплины просто не помещались в стандартном расписании занятий, и эти дополнительные занятия проводились в ущерб личному времени, которого у солдат и так чрезвычайно мало, если сравнивать с обычными войсками. Поэтому, отправляясь в командировку, старший сержант загрузил книги и учебники в свой командировочный рюкзак, надеясь хоть там выбрать время для подготовки. Опыт нескольких командировок говорил, что нагрузки в период участия в боевых действиях в два, а порой и в три раза меньше, чем на тренировочных занятиях, и даются легче. Солдат в боевой обстановке не успевает устать так, как на тренировочных занятиях. Но это все касается, как правило, нагрузок физических. Психологически, конечно, в период боевых действий устаешь. Но бывший комбат, ныне переведенный на службу в Москву, когда-то учил солдат взвода старшего лейтенанта Шахамурзиева, что психологически устает только тот, кто морально готовит себя к такой усталости. Кто готов не уставать, тот и не устает. Психика человека всегда в большей степени зависит от внутреннего настроя, чем от внешних обстоятельств. Здесь с комбатом можно было и согласиться, а можно было и поспорить, потому что внешние обстоятельства бывают разными. И нельзя сравнивать психику солдата, участвующего в уничтожении небольшой банды, оказавшей сопротивление только для видимости, с психикой солдата, побывавшего, скажем, в бандитском плену, что тоже иногда случается, хотя и не тиражируется средствами массовой информации. Но сам Чухонцев умел себя настраивать так, чтобы даже после самых тяжелых обстоятельств и ситуаций оставаться оголтелым оптимистом. Спокойным и уверенным в себе оптимистом, который планирует свой завтрашний день, и свой следующий год, и всю последующую жизнь. Во многом здесь помогало обращение к Богу. Достаточно было убедить себя однажды: Господь любит нас и делает все, что нам необходимо для того, чтобы мы стали лучше. И даже испытания он нам приносит для того, чтобы очистить нас. Пресловутая популярная фраза: «Слава Богу за все, слава Богу за скорбь и за радость» — успокаивала лучше любого средства…
