Антушенко действительно обдумывал предстоящую операцию и вышел на сопку, чтобы, как он говорил, дать простор мыслям. Но на этот раз начальник штаба быстро вернулся в землянку. Следом за ним в назначенное время пришёл командир роты разведки. Антушенко молча указал ему на скамейку, а сам, не отрываясь, смотрел на карту. Потом взглянул на Федина и откинулся к стенке землянки.
— Ну как, батенька мой, небось засиделись на Рыбачьем?
— Отдохнули, как никогда, товарищ капитан второго ранга. Дело есть? — спросил Федин, присаживаясь к столу.
— Да, сегодня ночью пойдёшь во главе отряда. Норвежка сообщила ценные сведения. Немцы согнали много рыбаков в бухту, за мыс Суура-Ниеми. Используют их с посудинками на оборонных работах. Жили, говорит, как на каторге… Решили с мужем бежать к нам. Жаль, не дожил рыбак до свободы. Норвежка рассказала, что немцы на днях закончили установку дальнобойной батареи на Суура-Ниеми. Вот откуда, сатана, начал лупить по нас. Батарея расположена на этих высотах, — Антушенко снова склонился над столом, а его упрямый хохолок вяло повалился на лоб.
Федин слушал начальника штаба, делая пометки на своей карте.
— Взвод сапёров подорвёт пушки? — скороговоркой спросил Антушенко.
— Вполне.
— А сколько автоматчиков на прикрытие?
— Два взвода достаточно. Пока немцы очухаются и доберутся до перешейка, мы уйдём.
— Всё, готовьтесь! — закончил Антушенко и, когда Федин ушёл, вытянулся на койке.
Но начальнику штаба не лежалось. Какая-то недосказанная мысль вертелась в голове, и он никак не мог её уловить. Антушенко снова сел за стол, склонился над картой и, когда поднял глаза, увидел перед собой обрамленную траурной лентой фотографию сына в форме младшего лейтенанта. Знакомое лицо смотрело на начальника штаба, весело улыбаясь. Небольшой портрет сына напомнил о Ломове… Да, именно о нём хотел он сказать командиру роты. Антушенко быстро встал, вышел из землянки, но Федина уже не было видно.
В землянках взводов наступило оживление. Матросы готовились к десанту. Чистили автоматы, набивали патронами запасные диски, точили и без того острые самодельные ножи с разноцветными ручками. Движения всех были неторопливые, привычные, не чувствовалось суеты.
Ломов ждал вызова командира роты. Но полевой телефон молчал.
— И куда же мы пойдём? — ни к кому не обращаясь, спросил Шубный. — Может, на Тунтури?
— Не-ет, — живо возразил Титов, стоявший утром на вахте. — Начальник штаба смотрел в сторону Печенги.
— А что ты думаешь, взяли бы её? — пробасил Борисов. — В финскую десант Северного флота высаживался на причалы печенгской базы. Город заняли с ходу.
— Да, не нужно было тогда отдавать Печенги финнам, — сказал Шубный. — Древняя русская земля, какое у них на неё право? Никакого. Там, может быть, гранит блестит от пота и крови моих прадедов.
— Помню по истории, жил в Заполярье князь Печенгский, а вот в каком веке, забыл, — вступил в разговор Ломов.
— Может, был и какой-нибудь князёк или воевода Шубный? — сказал Борисов, пряча улыбку.
— Чего мелешь! — возмутился Шубный. — Мой род не от счастья по Северу разбрёлся. Всю жизнь лес валил, а умирал — на гроб не было ни денег, ни досок.
— Брось прибедняться. Ты всё-таки Шубный, а не Опоркин какой-нибудь или Топоркин. Видать, в роду шубы носили, енотовые с бобровыми воротниками, а то был бы ты Зипунов или, скажем… — Борисов не нашёл подходящего сравнения и, посмотрев на смеющегося Шубного, не выдержал и тоже заулыбался.
Не так-то просто было разыграть этого бывалого матроса. Обычно Шубный выдерживал атаку шутника, давал ему повод войти в азарт, чтобы было больше слушателей, и вдруг начинал рассказывать какую-нибудь историю из своей жизни, над которой все продолжительно хохотали. Шубный часто внушал молодым матросам: «Ты не злись. Разыгрывают тебя, а ты смейся да поддакивай. Глядишь, насмешник-то и умолкнет. Будешь оправдываться — изведут».
Ломов, слушая разговор матроса, думал о будущей операции. Он чувствовал, что бой предстоит необычный, и не только потому, что он впервые должен командовать на вражеском берегу. Ему хотелось быть в этом бою не таким, как тогда, в бухте Тихой, доказать всем и самому себе, что он не трус, не слабовольный юноша с офицерскими погонами. Лейтенант последнее время засиживался над боевым уставом пехоты. Перечитывая обязанности командира взвода в бою, он глубоко понял смысл слов: «Командир взвода личным примером увлекает бойцов…» В землянке появился Чистяков с коробкой запалов к гранатам. Следом за ним пришёл связной от командира роты. Федин вызывал Ломова к себе.
Около землянки командира роты Ломов встретил командира другого взвода разведки — старшего лейтенанта Великанова. Низенький и худенький, уже в годах, старший лейтенант поздоровался с Ломовым, поправил на носу большие очки в роговой оправе и открыл дверь землянки. Федин готовился к совещанию с командирами приданных взводов.
На столе лежала карта, на ней — газета, исчерченная красным карандашом. Ломов заметил много чёрточек, кружочков, стрелок, пересекающихся нитей и два слова — «Суура-Ниеми». Это был набросок плана будущего боя, взаимодействия всех сил отряда, пути движения вперед и отхода. Ломову казались непонятными хитросплетения всех этих красных нитей, и он подумал: «Не заблужусь ли я на незнакомой местности?»
Совещание началось. Федин говорил о боевой задаче отряда, и Ломов впервые увидел лицо командира строгим и напряжённым. Федин заново чертил на газете красным карандашом мыс Суура-Ниеми, отметил два дальнобойных орудия на северной его части, выступающей «языком» в море, одно орудие на восточном берегу и небольшой гарнизон на западной стороне мыса. Перед тем как поставить боевую задачу перед каждым взводом в отдельности, командир роты сделал паузу. Ещё до совещания он думал о Ломове. Молодой лейтенант не имел боевого опыта, но командовал взводом, который был намного больше, чем у Великанова, и поэтому должен получить более ответственную боевую задачу. Так и решил Федин. Но сейчас, смотря на пожилого, опытного Великанова и годного ему в сыновья Ломова, чуть было не изменил своё решение. Федину хотелось, чтобы Ломов встретил первый бой с меньшей опасностью.
— На уничтожение двух орудий, — начал он после паузы, — пойду со взводом я, к третьему, на восточный берег…
— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите мне, — не дал договорить Ломов, боясь что Федин назовёт Великанова и тогда невозможно будет уже изменить решение командира.
В глазах капитан-лейтенанта сверкнули приветливые огоньки.
— К третьему орудию пойдёт… взвод Ломова, — продолжал он. — Ты, Великанов, высадишься на западном берегу, там десятка полтора землянок, уничтожишь небольшой гарнизон и поможешь нам.
Зазвонил телефон. Федин взял трубку.
— Слушаю!… Нет, всё время в землянке, товарищ капитан второго ранга… Да, да… — Федин несколько раз взглянул на Ломова, молча слушая начальника штаба по телефону, а когда тот, видимо, закончил, ответил: — Поздно уже… Есть, учту.
