* * *
Станислав Погожин остановился перед растерявшей всю кору сухостойной, надавил на нее со всей силы. Бывшая сосенка жалобно затрещала, но не поддалась. Патрульный поднял глаза к быстро темнеющему небу и тихо зарычал. Ему было холодно, голодно и мокро, и совсем не хотелось находиться в таком виде до утра. Милиционеру удалось найти сухую прогалинку размером с кухню блочной «хрущевки», но набрать хвороста для костра среди луж не представлялось возможным. Вся надежда — вот на эту сухостоину, словно специально дожидавшуюся своего часа среди торфяника.
Погожин вытащил трофейный меч и, действуя им, как топором, принялся рубить деревцо. Вскоре сосенка начала заваливаться на бок. Патрульный подхватил ее на плечо, отнес на островок и принялся торопливо разделывать на более-менее годные для костра бревнышки. Настрогав щепок, он полез в карман, извлек пачку «Петра первого», вытряхнул ее содержимое на ладонь. Там, среди свалявшихся в однообразную мокрую кашу лежала желтая китайская зажигалка. Станислав торопливо очистил ее от мусора, тщательно продул кремень и ролик с насечкой, а потом резко нажал на него большим пальцем.
Из отверстия горелки выпрыгнул язычок пламени, затанцевал, обещая тепло и уют. Человек поднес огонь к груде щепок, а когда те занялись, положил сверху щепы потолще и начал раздеваться.
Всю одежду он развесил вокруг жаркого костра, а сам, привалившись спиной к березе, разобрал пистолет и выпростал из обеих обойм все патроны, разложив детали на специально сорванном большом листе лопуха: путь тоже подсохнут.
Больше всего ему хотелось бы сейчас бутылочку пивка и цыпленка-гриль — хотелось так, что аж в животе заурчало от предвкушения угощения. Но вокруг не имелось даже паршивой ягодки прошлогодней клюквы, а потому Погожин поправил бревнышки в костре, откинулся на дерево, закрыл глаза и стал вспоминать, как два года назад отправился с подругой в Геленджик. Там во всем городе на каждом перекрестке стояли мангалы с шашлыками и ящики с пивом, и можно было идти куда угодно, кушать шашлыки и запивать свежим пивком.
В животе опять заурчало.
— Хочешь конфетку?
Станислав приоткрыл глаза и увидел перед собой порхающего купидона. Или ангела — этот был без лука. Погожин прекрасно понимал, что от усталости у него начинается бред наяву, но есть хотелось до такой степени, что он протянул руку за обещанным угощением и… В ладони оказалась большая скользкая лягушка.
Патрульный разочарованно сплюнул, откинул лягушку в сторону, и ему привиделся огромный «Мишка на Севере» в сине-белой обертке с хрустящей фольгой, черный от шоколада и сладкий от…
— Хочешь конфетку?
Погожий понимал: его опять обманывают, но устоять перед соблазном не смог и снова протянул руку — и опять в ней оказалась лягушка! Ангел с довольным хихиканьем исчез. Станислав сделал над собой усилие и встал, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Вот так заснешь раздетым — а огонь погаснет, и к утру дуба дашь! Хорошо, если воспалением легких отделаешься.
Он собрал пистолет, хотел было сунуть его в кобуру — но та оказалась влажная. Зато покрытая разводами торфа и тины рубашка и мятые брюки высохли почти полностью, влажные ботинки и бронежилет насквозь пропитались теплом. Патрульный оделся, снова поправил дрова в костре и пристроился спать. Ему снилась большая хрустальная ваза, полная ма-аленьких маринованных огурчиков и запотевший шкалик водки. Он наливал себе рюмочку, выпивал, закусывал огурчиком, снова наливал.
— Хватит уже бурчать, — привел его в чувство сердитый простуженный голос. Погожин открыл глаза, осмотрелся по сторонам, поправил совсем было прогоревшие дрова, снова провалился в глубокий сон.
— Слушай, служивый, шел бы ты отсюда!
Станислав приоткрыл глаза. На острове, в стороне от огня, стоял низкорослый, пожилой лысый монах с опухшим лицом и белыми глазами, одетый в длинную черную рясу.
— Куда отсюда уйдешь, отец, устало покачал головой Погожин. — Болото кругом.
— А ты по лунному отблеску ступай, — посоветовал монах. — Только никуда не сворачивай и не останавливайся: утонешь.
Наяву Станислав никогда в жизни не послушался бы столь бредового совета, но во сне мысль разом преодолеть топь показалась ему соблазнительной. Он поднялся, вступил на тянущийся от острова к темным островерхим елям отблеск — и не провалился в воду! Теперь патрульный и сам бы ни за что не остановился: он со всех ног кинулся вперед, балансируя по тонкой светящейся черте быстро добежал до поросшего соснами косогора, с облегчением рухнул на мягкую подстилку из многолетней хвои, сладко потянулся и перевернулся на спину.
Глава 7. Путь домой
— Костя, индейцы уходят! — растолкал Росина Немеровский.
Мастер клуба «Черный Шатун» открыл глаза и с удивлением увидел низко над головой черный закопченный потолок.
— Где я?
Этот вопрос задал не Костя, а проснувшийся рядом на соломенном тюфяке милиционер.
— Сам то ты кто? — не удержался Росин.
— Рубин я, Леша… — патрульный сжал голову ладонями. — Вспомнил, мы у вас на фестивале за порядком следим. Вы даже не представляете мужики, какая мне ночью хрень приснилась!
— Счастливчик, — вздохнул Немеровский. — Ему приснилось. А вот мы, кажется, влипли в эту историю по-настоящему.
Росин с тоской посмотрел на рубленные стены, засыпанный сеном пол, слепленную из камней печь, затянутые пергаментом окна. Ему никак не верилось что сейчас, утром, ничего не прекратилось, что ночной кошмар продолжается.
— Ну как, проснулся? — нетерпеливо поинтересовался Миша. — Короче, я пописать вышел, а индейцы внизу свои вигвамы собирают. Что делать то теперь станем?
— Почему собирают?
— Костя, родной! Ты забыл, что им вчера гадалка нагадала? Домой идти! Вот они манатки и складывают. Мы остаемся или вместе с ними с этого дикого места смываемся?
— Бакены на шоссе?
— Бакенов на реке нет, — терпеливо объяснил Немеровский. — Шоссе я специально не искал, но на его месте кроны лесные колышутся. Соображай быстрее, а то ничего сделать не успеем!
— Ох, тысяча китайцев, пошли! — Росин решительно поднялся.
— Эй, постойте! — поднялся следом патрульный. — Может мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
Облаченные в доспехи воины ратники невесело рассмеялись:
— Нам бы кто объяснил!
Рубин вышел на улицу следом за участниками фестиваля, замер, словно наскочил на невидимую стену, медленно обвел взглядом открывшуюся картину: четыре низких, крытых дранкой избы, несколько жердяных сарайчиков, следы двух пожарищ. Мысленно холодея, Алексей расстегнул кобуру, достал «ПМ», выщелкнул обойму: пустая. Он понюхал ствол, еще раз оглядывая деревню:
— Черт! Значит, правда…
Патрульный спрятал пистолет и кинулся догонять ратников.
