До Луханино оставалось чуть более километра, но из небольшого подлеска метрах в трехстах от нас выскочили две «тридцатьчетверки». Земмер тут же среагировал. Раздался выстрел, но мы промахнулись. Ответом нам были два снаряда, один из которых попал в башню. Меня отбросило, я опустился на сиденье. «Тигр» сильно тряхнуло на неровной поверхности, потом еще раз и еще. Танк тяжело переваливался через попадавшиеся на пути бугры, то задирая «морду», открывая противнику часть днища, то снова клонясь к земле. Не хватало еще, чтобы иваны влепили нам заряд в днище, где толщина брони всего двадцать восемь миллиметров. Новая опасность отрезвила меня, звуки вокруг обрели обычную резкость и четкость.
— Ланге! — захрипел я. — Не подставляй им «пузо».
Я с трудом поднялся и выглянул из люка. Одна «тридцатьчетверка» уже горела, а вторая уходила от нас, пытаясь скрыться за небольшим холмом. Ланге ринулся вдогонку, пытаясь настигнуть ее.
— Ланге, назад! — крикнул я изо всех сил. — Стоп! Это ловушка!
Но было поздно. Нас, как зайцев, заманили на этот участок. Теперь я отчетливо видел притаившиеся в засаде русские гаубицы. Они были великолепно замаскированы — очень сложно засечь, пока совсем не уткнешься в них. Выходило, что «тридцатьчетверки» специально заманили нас сюда. В их задачу входило уничтожение самых мощных, самых опасных германских танков.
— Беккерт, дай задний! — услышал я прорывающийся через треск наушников голос, показавшийся мне очень знакомым.
Обернувшись, увидел, как к нам приближаются две «пантеры». Номеров в дыму я не разглядел, но не было ни малейшего сомнения, что на одной из них находится мой друг Отто Рау.
Ланге уже все понял и чуть развернулся, подставляя противнику крепкую лобовую броню, затем переключил на заднюю передачу и стал выезжать из опасной зоны кормой. Зигель тем временем готовился к выстрелу. Херманн поливал позицию русских из пулемета, надеясь попасть в артиллеристов.
Обе «пантеры» выстрелили одновременно, их снаряды взорвались чуть ближе русских гаубиц, не задев их. Но и это было нам на руку. На какое-то время артиллеристы потеряли ориентиры из-за дыма и взметнувшейся на месте взрывов земли. Небольшая задержка могла дать нам еще немного дополнительных секунд для маневра, но русские не хотели упускать свой шанс. Заманить «тигр» в ловушку и теперь упустить его они не имели права. По нам открыли огонь вслепую, в надежде, что хоть один снаряд достигнет цели.
Зигель нажал на спуск, выстрелив по вражеской батарее. «Пантеры» тоже не безмолвствовали и накрыли ее шквальным огнем. Но и нам досталось.
— Двигатель, кажется, задели! — прокричал механик-водитель Ланге. — Вот-вот заглохнет!
И действительно, машина стала двигаться сильными рывками. Ко всему прочему у Херманна оказался поврежден МГ-34. Оставался только спаренный пулемет Зигеля, но ему было не до того — он ловил позицию русских в прицел пушки.
Я высунулся из люка и сорвал защитные очки. На пальцах что-то липкое — кровь! Правое ухо саднило. Видимо, ранее ударился о край командирской башенки, не заметив этого.
«Тигр» продолжал оставаться великолепной мишенью. Хуже того, русские успели занять позицию с другой стороны и палили с фланга из противотанковых ружей. Упорство, с которым они пытались нас достать, восхитило бы меня, если бы я не находился на краю гибели.
Одна из «пантер» горела, наш «тигр» мог двигаться только на малой скорости, но машина Рау была еще боеспособна. Однако это продолжалось недолго. Иванам удалось повредить пушку «четыреста восьмой». Ситуация оказалась чертовски сложной.
— Уходи, Отто! — заорал я в ларингофон. — Нам их не смять!
Шварц и Зигель показывали чудеса скорости и точности стрельбы, оставив учебные нормативы далеко позади. Им удалось уничтожить две русские гаубицы, но третья продолжала бить по нам.
Оставалось либо уходить из зоны поражения, либо добить вражескую батарею и рассредоточившихся пехотинцев с противотанковыми ружьями, которые обложили нас, словно охотники. Если им удастся повредить нам траки или поразить топливные баки, выпутаться из этой истории уже не получится.
Но самое ужасное, что в пылу боя я совсем забыл про оставшуюся «тридцатьчетверку», укрывшуюся за холмом. Мы были так заняты расправой над русскими стрелками, что не заметили, как она выскочила с фланга. Первый же выстрел, сделанный ею на ходу, заклинил нам башню. Еще немного, и Т-34 окажется рядом. Тогда нам конец. Иваны уничтожит нас, а мы даже не сможем сопротивляться.
— Держись, Пауль! — услышал я голос Отто.
«Пантера» Рау подошла к нам слишком близко, почти вплотную, и закрыла своим бортом от надвигавшейся «тридцатьчетверки».
— Что ты делаешь?! — завопил я во все горло, поняв его намерения. — Отходи!
— Сматывайся, пока есть возможность, а за меня не беспокойся, — был мне ответ.
Говорил Отто спокойно и уверенно, будто мы находились не на поле боя, где рвались снаряды, а сидели в Мюнхене в маленьком уютном кафе, лениво потягивая «Портер».
— Отходи, а я следом за тобой! Развернись, и врежь им, Пауль!
Поняв, что с заклинившей башней я не успею развернуть танк, Отто закрывал меня и давал возможность вывести машину на позицию для стрельбы по Т-34. Только такое положение сразу ставило нас боком к русской гаубице и было не менее опасным. Однако отчаянный поступок Отто давал нам защиту от более реальной угрозы — если пушкари могли промахнуться, то подошедшая вплотную «тридцатьчетверка» едва ли. Только надолго ли это спасет нас?
— Отто! Уходи!
Но было поздно.
«Тридцатьчетверка» уже заходила с правого бока «пантеры». Танк имел множественные повреждения, но двигался резво. На башне отчетливо был виден его номер «303». Сноп огня и дыма вырвался из ствола вражеской машины, но самого выстрела я не услышал. Снаряд практически в упор ударил в бок корпуса «пантеры», пробил топливные баки и повредил двигатель. Краем глаза я заметил вспышку со стороны гаубицы, и еще один заряд поразил «пантеру». Русские с двух сторон убивали обездвиженный теперь танк. Вытекающее топливо мгновенно воспламенилось, и спустя секунду раздался оглушительный взрыв.
У экипажа «пантеры» не было ни единого шанса выжить. Отто Рау, наполовину высунувшийся из командирской башенки, в момент превратился в горящий факел. Он размахивал руками и пытался выбраться из охваченной пламенем машины, но ему это никак не удавалось. Он кричал так, что я в ужасе закрыл уши ладонями. Зрелище было чудовищным. Настолько чудовищным, что я не мог пошевелиться.
— Не-е-ет! — закричал я, осознавая, что ничем не могу помочь близкому другу. Не могу даже прекратить его страдания: — Не-е-е-ет!
Отто еще долю секунды бился в конвульсиях, а затем затих, навалившись на край башенки. Огонь продолжал пожирать его бездыханное тело.
— Зигель! Бронебойным! — орал я, позабыв, что башню заклинило и наводчик не сможет навести ствол на вражеский танк.
