Майор неторопливо направляется к своей машине, лениво похлопывая неизменным стеком. Он оказывается в перекрестии моего прицела, я вижу, как губы фон Хельца шевелятся. Он напевает песню! Майор у меня в перекрестии прицела, я разглядываю его. Может, в первый раз за свою богатую практику я полностью отстранился от окружающего мира, и мной всецело теперь владеет моя цель. Только она! Сейчас меня можно легко застать врасплох, я не замечаю ничего вокруг. Весь мир сузился до того, что я вижу в прицел. Больше ничего не существует. Сам не замечаю того, что не просто разглядываю фон Хельца в оптику, а готовлюсь к выстрелу. Поигрываю пальцем на спусковом крючке, а левая рука поудобнее перехватывает деревянное ложе. Ведь столько раз я и мой карабин становились одним целым, и сейчас опять ищу единения с ним.
Понимаю, что настал момент в моей жизни, когда точно знаю, что мне делать. Так бывает, когда пытаешься навести резкость, глядя в бинокль. Контуры расплывчаты, туман, и вдруг, лишь немного повернув колесико, ты видишь окружающий мир ярким, контрастным, четким до боли в глазах. Может, это и есть прозрение, не знаю.
На удивление, чувствую себя спокойно. Не волнуюсь, дышу ровно. Просто слежу в прицел за этой холеной рожей и жду подходящего момента. Ублюдок заслужил смерть. Он бежит с этого рубежа в надежде спастись и не знает, что погибель ожидает его тут. Он никуда не уедет. Сотни его солдат сложили голову на этой земле, и он не станет исключением. Я не дам ему уйти. Отомщу за бессмысленные смерти сотен мальчишек.
Этим выстрелом я спасаю многие жизни. Я много убивал, и не всегда, спасаясь от непосредственной угрозы собственной жизни. Дошло до того, что даже стал считать свои убийства ремеслом, профессией. Господи, в каком мире мы живем, если считаем эти ужасы нормой? Живем в этом дерьме, и еще умудряемся шутить, веселиться. Ведь если задуматься, то выращено целое поколение уродов, умеющих только одно — убивать! Не сеять, не пахать, не строить! У-би-вать! Если в это вдуматься, то становится страшно до дрожи.
Я должен сделать еще один выстрел, и, возможно, для меня он будет последним. Заберу эту жизнь, чтобы спасти много других. Мы с этим человеком одной крови, но у нас разные взгляды на жизнь. Как снайпер, могу четко сказать — жизнь бесценна, как бы это глупо ни звучало из моих уст. На моем карабине не хватит места, чтобы поместились все зарубки. И я, как Штайнберг, когда-то втайне гордился своими победами, но сейчас только осознал — это мое проклятие, я поплачусь за все мной содеянное. Может, не сейчас, может, чуть позже. Но все равно кара постигнет меня. И майор фон Хельц не избежит своей участи.
Он уже подходит к машине, довольный, гордый собой. Фон Хельц стоит у «Мерседеса», но медлит садиться в машину. Он оглядывает наши позиции, как бы прощаясь с ними и вместе с тем с нами… На его лице появляется легкая усмешка, и я понимаю, что момент настал.
Я нажимаю на спусковой крючок.
Пуля входит ему ровно в лоб. Это хороший выстрел. С такого большого расстояния я попал точно туда, куда целился. Словно Господь направил меня, помог сделать это. Фон Хельца отбрасывает на машину, новенькая фуражка отлетает в сторону и падает в пыль. Мне кажется, что она летит целую вечность. Майор медленно оседает в пыль, голова свешивается набок. Труп фон Хельца напоминает тряпичную куклу. Он больше не кукловод, он превратился в марионетку, у которой обрезаны все ниточки. Водитель в панике мечется над телом и кричит, зыркая глазами в разные стороны. Я сделал то, что велела моя совесть. Я выполнил свою миссию.
Резкая зубная боль так неожиданно пронзает челюсть, что я резко вздрагиваю, и в тот же миг что-то сильно обжигает мне ухо. Припадаю к земле и замираю. В меня стреляли! Чувствую, как горячая кровь течет по щеке. Жжение сильное, но не могу пошевелиться, мне надо выждать еще некоторое время, пусть тот, кто стрелял, думает, что я мертв.
Боль нестерпимая, кажется, что мне отстрелили полголовы. Немного подождав, отползаю назад, достав бинт надрываю упаковку и прикладываю его к ране. Пуля оторвала кусок уха. Надо срочно убираться отсюда. С меня хватит!
* * *
На обратном пути не прячусь и не таюсь, мне совершенно наплевать на окружающую действительность. Кажется, выскочи сейчас из зарослей русские, просто стоял бы столбом, ожидая своей участи. Что бы со мной ни произошло после смерти фон Хельца, меня это не интересует.
Добравшись до наших позиций, не сразу соображаю, когда меня окликает часовой. Хорошо, что он знает меня в лицо, а то мог бы и пристрелить. Обстановка на нашем участке и так напряженная, а тут еще и смерть командира полка наверное всполошила всех.
Спрыгиваю в окопы и сажусь, прислонившись к деревянной стенке. Жутко болит зуб, адским пламенем горит ухо, а в голове полнейшая пустота и туман. Как же мне все осточертело! Кто-то сует мне сигарету, флягу, но я отмахиваюсь и пытаюсь подняться. Мне помогают.
— Где капитан Бауер? — спрашиваю я.
— В штабе. Майор фон Хельц убит русским снайпером.
— Да? — мутным взором обвожу солдат. — Когда это случилось?
— Только что.
Повернувшись, бреду вдоль траншей к штабу. У автомобиля фон Хельца невольно замедляю шаг. Труп уже убрали. Окидываю взглядом то место, где еще недавно находилось его тело. На песке темные пятна. За рулем «Мерседеса» сидит водитель, положив руки и голову на руль, и рыдает. Что ж, ему есть о чем горевать — он потерял теплое местечко.
Медленно, стуча каблуками по поскрипывающим доскам, поднимаюсь по крыльцу.
Заглядываю в дверной проем, в избе полно народу, стоит галдеж. Мне не хочется туда заходить, я возвращаюсь на крыльцо, присаживаюсь, и выуживаю из пачки сигарету. Она последняя. Закуриваю и механически сминаю пустую пачку в руках.
В дверях появляется Бауер.
— Что ты здесь делаешь, Курт? Почему покинул пост? — спрашивает он. В голосе слышится раздражение.
— Не видите, я ранен, — огрызаюсь я, не оглядываясь.
— Майор фон Хельц погиб, — произносит капитан.
— Как? — пытаюсь сделать удивленное лицо, хотя мимика моя со спины капитану не видна.
— Русский снайпер. Пуля вошла точно в лоб, — отчеканивает Бауер, спускаясь с крыльца, и пристально разглядывает меня.
— Значит, вас можно поздравить, герр капитан?
— С чем? — теперь удивляется Бауер. Вид у него несколько потерянный.
— С новой должностью. Вы как самый старший по званию офицер теперь примете должность командира полка, не так ли? Помните, что вы говорили о карьерной лестнице?
— Да-да… Я пока как-то об этом не думал, не до этого сейчас, — растерянно говорит капитан. — У тебя кровь, кто это тебя?
— Думаю, тот же русский снайпер.
— Давай быстро в лазарет, — приказывает Бауер.
— Разрешите доложить, герр капитан, — подбегает запыхавшийся Земмер. И где этого чертяку носило? Вспоминаю, что хотел устроить ему хорошую трепку, но сейчас нет сил. Обязательно сделаю это позже.
