Книга Убей или умри!, страница 25. Автор книги Юрий Стукалин, Михаил Парфенов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Убей или умри!»

Cтраница 25

— Отстояли позиции? — резким движением вырываю локоть. Бауер не видел русского снайпера, по-рыцарски поднявшего для меня открытую ладонь. Иван убрал пальцы со спускового крючка, давая мне понять, что не собирается стрелять. Это был знак уважения и предназначался он только мне. Русский снайпер знал, что я могу убить его. Он был в моей власти, у меня на мушке, но показал бесстрашие и благородство. И этих людей выблядки типа фон Хельца называют недочеловеками?! И этих людей они хотят победить?!

— Сссуки, — сдавленно, через сжатые зубы, рявкаю я. — Крошите дальше! Убивайте! Вам все равно, а я не хочу больше!

— Успокойся, Курт, угомонись, — капитан пытается удержать меня, но меня уже несет и остановиться я не могу.

— Скоты! Вы, уроды, не понимаете, что творите! Вам мало того, что вы сделали?! Кто будет воскрешать этих мертвецов, этих мальчишек? Ты?! — поворачиваюсь к Бауеру, исподлобья смотрю ему в глаза. Не ожидая от меня такого натиска и несоблюдения субординации, капитан даже тушуется. — Я тебя спрашиваю?!

— Курт, успокойся, все хорошо, — снова говорит он.

Меня трясет от ярости.

— Курт, мы побеседуем позже, а сейчас приедет майор фон Хельц. Пожалуйста, держи себя в руках. Ты отличный боец, ты сможешь.

Злоба кипит во мне, но я пытаюсь взять себя в руки. «Самоконтроль, — говорю себе. — Только самоконтроль! Плевать на урода фон Хельца. Поднимайся и веди себя как настоящий мужчина. Твои дочки должны тобой гордиться, и будут это делать, если ты успокоишься».

— Все в порядке, герр капитан, — трудно произносить слова сквозь плотно сжатые челюсти, но я пытаюсь совладать с гневом и говорить спокойно. — Все нормально, извините меня. Знаю, что нет вашей вины.

— Нам обязательно надо вместе обсудить многое, Курт. Но только позже, вечером. А сейчас приведи себя в порядок.

— Слушаюсь, герр капитан! — отчеканиваю я.

— А теперь иди, отдыхай.

Глава 16

Еще один ужасный долгий летний день на Восточном фронте угасает, подходит к концу. К нам прибыли дополнительные силы из резерва. Добирается до нас и полевая кухня, что оказывается весьма кстати. Всем достаются большие порции каши с черносливом и солидные куски колбасы. Делим между собой порции погибших солдат, и теперь все выжившие могут наесться до отвала.

После еды слоняюсь без дела. Караульная служба несет дозоры, вернувшиеся разведчики доложили, что русские перегруппировываются и в ближайшее время вряд ли предпримут новый штурм. Можно расслабиться. К капитану Бауеру подходить после произошедшего не хочется, нам обоим нужно немного остыть.

Подсаживаюсь к ветеранам. Они расположились кучкой, покуривают и болтают. Мне любезно освобождают место и угощают сигаретой.

— Вот скажи, Курт, что в жизни самое отвратительное? — спрашивает меня старый знакомец по имени Нойманн. Он опытный вояка, но уж слишком жестокий. В сорок первом году взял в плен трех русских солдат и привел их к штабу дивизии. Когда выяснилось, что там пленных и так огромное количество и девать их некуда, позаимствовал у пулеметчика МГ-34, отвел троицу в ближайший лесок и расстрелял со словами: «Моя добыча, что хочу, то с ней и делаю».

— И что? — лениво переспрашиваю его.

— А то, — наставительным тоном говорит Нойманн, — самое отвратительное, что я только вчера из отпуска. Еще несколько дней назад вот этими пальцами водил по нежной коже жены, а сегодня без конца нажимал на спусковой крючок. Каждый вечер, перед тем как лечь с ней в постель, я принимал благоухающую ванну, и кожа моя источала запах ароматного мыла, а сейчас провонял порохом и дерьмом.

— А почему дерьмом-то? — интересуется кто-то из солдат.

— Неважно, — огрызается Нойманн и замолкает.

Все ржут.

— Тебе хорошо, — говорю я. — Ты весь положенный срок отпуска отгулял, а я только два дня дома побыл, и меня обратно на фронт отозвали.

Солдаты сочувственно кивают. Я хоть тогда успел до дома добраться, а некоторых бедолаг из вагонов вытаскивали, порой применяя силу, и назад отправляли. И таких я навидался достаточно. Тяжело было смотреть на лица тех, кому сначала дали путевку в рай, а перед самими вратами ее на их изумленных глазах порвали и снова отправили в ад.

Свой отпуск я долго ждал, но когда пришел приказ, очень удивился. Слишком сложная была обстановка на фронте, многим задерживали поездки к родным. Чтобы лишний раз не мучить себя, махнул рукой. И когда меня направили в штаб, не подозревал, что получу документы на двухнедельный отпуск.

Оформление документов не заняло много времени, я быстро на перекладных добрался до железнодорожной станции. А вот состав пришлось ждать долго, и я вместе еще с несколькими счастливчиками-отпускниками томился на станции, потеряв сутки драгоценного времени.

Ехал домой, глядя на проносящиеся за окном пейзажи, и уже в Польше понял, насколько отвык от мирной жизни. А уж в Германии и вовсе затосковал. Мы так одичали на Восточном фронте, что обыкновенный мирный сельский пейзаж заставлял наши сердца сжиматься, и на глаза наворачивались слезы. Уткнувшись лбами в оконные стекла и толкаясь, мы пожирали взглядами эти обыденные ранее виды. Чистые деревенские домики, палисадники, мирно пасущийся скот — все это вызывало у нас бурю эмоций.

Мой небольшой городок бомбежки миновали, и тут была до удивления спокойная атмосфера. Словно и нет войны. На каждой улице воспоминания детства и юности накатывали на меня. Вот тут меня, семилетнего, били местные мальчишки, но я все равно день за днем ходил по этому маршруту, и они в конце концов не только отстали, но и прониклись уважением к моему упорству. Здесь в кафе я познакомился со своей женой, мы вместе сюда потом частенько захаживали, кельнер нас узнавал и приветственно раскланивался, рассыпаясь в комплиментах симпатичной фройляйн.

Хоть и спешил, но не удержался, присел за столик в ожидании кельнера. А скорее просто боялся себе признаться, что страшусь встречи с женой и дочками. Младшая, наверное, и не узнает своего отца.

Подошел незнакомый парень со смешными старомодными усиками и в белом переднике. Чистейший накрахмаленный передник ассоциировался у меня с халатами санитаров, и я невольно подивился, что на нем нет пятен крови.

— Чего изволит защитник отечества? — подхалимски спросил он, заинтересованно оглядывая награды на моем кителе.

— Кружку пива. И я очень спешу, поэтому желательно побыстрее.

— Светлого или темного? — извивался кельнер.

— Темного.

Летнее кафе огораживала цветочная изгородь, на брусчатой мостовой лежали рваные тени от тополей, кругом спокойно и чинно прохаживались люди, не боясь выстрелов и взрывов, кошка неподалеку преспокойно вылизывала себе лапы.

— Прошу, — кельнер принес кружку пива с огромной шапкой пены и поставил передо мной.

— Как дела на фронте? — подлизывался он ко мне, видимо, рассчитывая получить хорошие чаевые. Интересно, как он избежал призыва?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация