— Здесь холодно, — проговорила Герда.
Они опять сидели в темноте «подвала» ангара. Химфонарь давно погас, а тратить бесценный бензин зажигалки Герман не считал необходимым. Наверху все еще продолжалась Буря, глухой рев стихии удерживал людей от попыток выбраться наружу.
— Зуб на зуб не попадает, — согласился Герман. Голос Герды выдернул его из объятий дремы.
Здесь действительно было прохладно, особенно если просидеть двадцать с лишним часов. Следопыт откинул куртку, встал, потянулся, разминая затекшие ноги.
— Походи, будет легче, — посоветовал он девушке.
Она завозилась в темноте, но осталась на месте.
— Уже… бес… бесполезно, — сказала Герда, — Буря может продлиться еще… двое суток. У нас почти нет еды.
— У нас не почти нет… у нас совсем нет, — поправил ее Герман, — весь паек остался у Густава. Надеюсь, они переживут Бурю. Шансов у них, по крайней мере, больше нашего. Еда есть.
— Голод можно вытерпеть, но вот если я окоченею… — Герда замолчала.
Герман и сам чувствовал, что температура в подвале не такая уж и высокая. Он на ощупь пробрался к девушке, едва не наступил ей на ногу и присел рядом, прислонившись к стене.
— Где твоя куртка?
— Здесь, — засопела она.
— Давай сюда.
Он взял ее куртку, положил поверх свою и накрыл Герду и себя, прижавшись плечом к плечу девушки.
— Так нам обоим будет теплее, давай сюда свои руки, — сказал Герман, и ему показалось, что вышло немного грубовато.
Он взял ее ладони и стал дышать на них. Минута тянулась за минутой, и Герман прекратил только тогда, когда почувствовал, что пальцы Герды потеплели.
— Так лучше? — спросил следопыт.
— Да… Спасибо. — В голосе девушки прозвучала благодарность.
— За что спасибо-то? — усмехнулся Герман. — Я просто спасаю свою жизнь. Если ты тут околеешь от холода, твой папаша с меня шкуру спустит. Он такие веселые приемы знает. Знаешь, как мне руку однажды за спину завернул? А если с тобой что-нибудь случится, он мне, пожалуй, голову завернет куда-нибудь. И это будет нехорошо. Как ты думаешь?
— Спасибо, — повторила Герда и вдруг потянулась к Герману, безошибочно отыскав в кромешной темноте его губы…
А наверху, завывая, как сотня нераскаявшихся грешников, металась по небесам и билась о землю жестокая Буря…
Глава тринадцатая
ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:
И простер Господь длань свою над людьми и сказал голосом ласковым: «Возлюбите детей своих, ибо дети ваши — то единственное, что останется после вас, когда уйдете вы в райские кущи. Именно дети возродят былое величие рода людского, ибо никто, даже Дьявол, не встанет на пути тех, в ком живет Надежда и Вера. Блаженны дети людские, ибо жить им во славу Господа».
ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:
И простер Господь длань свою над истинными детьми своими и сказал голосом грозным: «Питайте ненависть к детям теней, ибо их дети — то единственное, что стоит между вами и мной, ибо недалек тот день, когда невинный младенец обратится в Антихриста, и тогда никто, даже самый мой верный слуга, не решится встать на пути того, в ком живет Мерзость и Тьма. Прокляты дети теней, ибо спят в них зерна дьявольской Тьмы».
Последний Завет. Книга Нового мира. Послание заново рожденным. Ст. 100
Герман с трудом откинул тяжелую крышку люка, и яркий свет ударил ему в глаза. Два дня, проведенные в полной темноте, дали о себе знать — следопыт зажмурился и принялся на ощупь выбираться наверх. Земля возле люка была сырая, и пальцы скользили.
— Вот они! — радостно закричал Франц.
Послышался топот, и чьи-то руки подхватили Германа.
Глаза постепенно адаптировались, и вскоре Герман смог различить, что свет, показавшийся ему поначалу нестерпимым, на самом деле не такой уж и яркий… На улице был глубокий вечер, с неба накрапывал мелкий дождик. Следопыт запрокинул голову и открыл рот, ловя дождевые капли. Франц сунул ему в руки флягу. Герман благодарно кивнул — за два дня горло чертовски пересохло, он сделал пару больших глотков и закашлялся…
— Живой! — радостно пискнул Густав и от души приложил следопыта по спине, да так, что тот едва не загремел обратно в подвал.
— Поаккуратнее, громила, — проворчал следопыт, — ты меня так пополам переломишь.
— Тебя, пожалуй, переломишь, — хмыкнул Густав, — ты вон какой здоровый.
— Это только кажется, — скорчил Герман серьезную физиономию, — на самом деле я хилый, и, что самое важное, позвоночник у меня тонкий, вот такой вот. — Он продемонстрировал мизинец. — Так что ты уж как-нибудь со спиной моей поосторожнее. Стучать по ней не рекомендуется. А то сам потом меня понесешь.
— Шутишь — значит в порядке, — сказал Пилигрим. — А где Герда?
— Карабкается следом, — ответил Герман. — Как же я рад видеть ваши мерзкие… лица! Надо помочь ей выбраться.
С последней фразой он несколько запоздал. Увидев, что Герда появилась из темноты подвала, Дуго поспешил ей на помощь и, когда она наконец ступила на твердую землю, крепко обнял дочь.
— Я уже начал думать, что потерял тебя, — проговорил Дуго с необыкновенной теплотой в голосе.
— Со мной все в порядке, папа, — сказала Герда, — Герман обо мне позаботился.
— Позаботился? — Дуго с подозрением уставился на Германа. — Надеюсь, ты не обижал мою девочку? Она, конечно, уже взрослая и может сама за себя постоять…
— Да нет, действительно все в порядке, — смутился Герман. — Мы, кажется, поладили с Гердой, видишь, даже не расцарапали друг другу лица, а ведь могли бы, черт побери! Времени у нас для этого было предостаточно.
Шутку следопыта Пилигрим не оценил, обернулся и посмотрел на Герду, но она отвела взгляд. Герману показалось, что Дуго выглядит чрезмерно настороженным, и он решил сменить тему разговора:
— Как вы пересидели Бурю?
— Худо-бедно, — ответил Пилигрим, — в тесноте, как говорится, да не в обиде. Правда, Густава едва ветром не унесло.
— Я держался крепко, — скромно ответил Густав, — меня бы не унесло.
— Держался, держался, — кивнул Пилигрим, — молодец. Да что мы… Больше всего я волновался за вас. — Он посмотрел на дочь. — Думал, что вас накрыла Буря… Как же хорошо, что вы обнаружили место, где можно укрыться!
Герман решил, что рассказ о Четвертом Убежище может подождать — любознательный Пилигрим, чего доброго, захочет сразу спуститься вниз, чтобы самостоятельно осмотреть преддверие, а возвращаться в ледяной сумрак Герману очень не хотелось. С него было достаточно двух дней, что он просидел в абсолютной темноте…
Следопыт осмотрелся кругом. Буря ушла на восток, оставив себя дождливое небо и множество разбросанного на земле мусора. Как и следовало ожидать, ангар, как, впрочем, и более мелкие постройки, не уцелел — свирепый ветер унес что оказалось ему по силам. Не было и ящиков, из которых они с Гердой хотели построить укрытие… В животе предательски заурчало.
