— Бука ты, Густав! — в сердцах сплюнул Герман. — Да никто раньше не прыгал на спине у лошади. На ней скакали! Понимаешь, скакали!
— Прыгали, скакали? Какая разница, если итог один? Обязательно сбросит и рогами наподдаст, — настаивал великан.
— Герман пытается объяснить, что раньше люди перемещались на лошадях из Города в Город, — сказал Пилигрим. — Садились им на спину, и лошади их везли.
— Везли-и? — Густав вытянул губы трубочкой. — Как машины, что ли?
— Совершенно верно, только медленнее. Дуго счел, что с объяснениями покончено, но Густав и не думал от него отставать:
— А машины?
— А что машины? — переспросил Пилигрим.
— А машины что делали, когда люди на лошадях ездили?
— Когда люди еще не придумали машин, они использовали лошадей, — мягко объяснила великану Герда.
— Дикий Билл скакал на лошади в другой Город, — кивнул Герман, подтверждая слова девушки. — К какому-то парню по имени Шериф. Вместе они ликвидировали целую банду нехороших людей.
— Дикий Билл… А что, раньше и люди были дикие, ну с рогами? — удивился Густав.
— Людей с рогами не было, конечно, — сказал Пилигрм и добавил: — наверное…
— А я видел! — вскричал Густав, — я видел в одной книге одного дикого человека! И у него были рога, — он начал загибать пальцы, перечисляя, — а еще хвост, красный плащ, бородка клинышком и трезубец.
— Я тоже, — сообщил Герман, — эта книжка есть в библиотеке Ветродувов. Название позабыл, но там стихи… Много стихов. Читать замучаешься.
— Стихи? — растерянно проговорил Франц. — Так это что же, стихи про… про Дикого Билла?
— Это романтическая поэма, — успокоил его Пилигрим, — фантазия на религиозную тему. Я читал нечто подобное. Может быть, даже именно эту книгу.
— Что-то вроде Последнего Завета? — хмыкнул Герман.
— Наверное, — согласился Дуго, — скорее всего, какой-то человек написал ее…
— Чтобы все поклонялись Дикому Биллу, — закончил за него Густав. — Ясное дело, небось сам Дикий Билл и написал, гы…
Тут великана очень рассмешило собственное предположение, и он принялся хохотать так, что каска слетела с головы. Увидев, какого цвета у Густава волосы, Герман поначалу опешил, а затем повалился на траву и засмеялся. Герда тоже не удержалась от улыбки, Франц попытался сдержаться, но Густав выглядел настолько комично, что терпеть не было сил, и Госпитальер зажал рот ладонью. Дуго проявил куда большую стойкость и лишь усмехнулся себе в бороду.
Густав догадывался, что смеются над ним, но никак не мог понять почему.
— Это… вы что это? — пискляво спросил великан, всерьез перепугавшись. — У меня что, тоже рога на башке выросли?
Он принялся щупать голову, скосив глаза вверх в попытке разглядеть, что у него на голове. Это вызвало новый приступ всеобщего веселья.
— Ты что-то не то надел себе на башку, — сквозь смех выдавил Герман. — Ой, не могу! Пожалейте мой живот! Что с твоими волосами, а?
— А что с ними? — убедившись, что рогов у него нет, великан немного успокоился. — Разыгрываете, что ли, а? — с подозрением спросил великан.
Герда покопалась в своем мешке и, вытирая слезы, протянула Густаву маленькое зеркальце. Великан взглянул на себя, увидел, что его шевелюра приобрела яркий клубничный цвет, ойкнул, тут же посерьезнел и выдохнул:
— Не понял. А что это с ними?
— Наверное, новая зараза, — сказал Герман, — поражает дураков, которые думают, что на лошадях прыгают, — и вновь разразился хохотом. — Дикий Билл. Ха-ха-ха.
Густав, напротив, чуть не плакал:
— Я знаю, это все мясо этой вонючей лошади! — Он захныкал. — Ну что вы все смеетесь? У вас сейчас тоже с волосьями беда случится…
— Это не мясо — это ягоды, Густав, — сказал Пилигрим, — они ведь лежали в твоей каске, а ты ее надел, не помыв. Вот сок ягод и окрасил твои волосы в такой… э-э-э… славный цвет.
— И что же мне теперь делать? — расстроился великан.
— Обычно краска держится чуть больше двух недель, — сказал Дуго.
— А если ему помыть голову? — предложил Франц.
— Бесполезно, — покачала головой Герда. — Водой ее не смоешь. Я знаю некоторых девушек, так они только краской получаемой из этих ягод, и пользуются. Правда, подходит далеко не всем. Эти девушки… хм… как бы это поточнее сказать, любят слишком многих мужчин, точнее, они продают себя за деньги.
— Собирайся в дорогу, Красный Принц. — Герман поднялся с земли, продолжая смеяться. — На следующем привале я тебя побрею, и ты не будешь похож на таких девушек.
— Ну уж нет! Лучше я буду такой, чем лысый! — отказался от предложения следопыта Густав и сердито отшвырнул каску. — Чертовы ягоды! А ведь такие вкусные были!
— Не все то, что вкусно, идет нам на пользу, многое пагубно сказывается на нашем внешнем виде, — изрек Дуго.
— Не расстраивайся, Густав, — обнял Герман великана плечо, — только недалекие люди судят других по внешнему виду, мы-то тебя хорошо знаем и всем будем рассказывать что ты — не продажная красноволосая девушка, а настоящий Черный Принц.
— Спасибо, Герман, — растрогался Густав, — ты — настоящий друг…
Вскоре в полях пустошей стало очень жарко, послеполуденное солнце пекло невыносимо, и Герда сняла свою мешковатую куртку. Герман отметил про себя, что фигура у девушки просто великолепная, черная обтягивающая майка лишь подчеркивала красоту ее гибкого, замечательно сложенного тела. Некоторое время следопыт разглядывал девушку, забыв обо всем на свете, потом опомнился и поспешно перевел взгляд на маячившую впереди широкую спину Густава.
— Герман, — позвала его Герда и замолчала. С минуту она просто шла рядом, но не говорила ни слова, наверное, не знала, с чего начать разговор, потом все-таки решилась. — Папа сказал мне, что вы с Францем наткнулись в районе Мусорщиков на Мегаников, которые собирали для Ангелов тела парализованных А-излучением…
— Было такое, — откликнулся следопыт.
— Не мог бы ты мне рассказать об этом случае поподробнее? Папа мог что-нибудь упустить. А для меня это очень важно.
— Важно? — Герман бросил на девушку взгляд исподлобья, в любой момент ожидая подвоха.
— У меня есть одна теория, — сказала Герда, — я решила ее проверить. Может быть, то, что вы видели, прольет свет на мои догадки.
Следопыт вгляделся в лицо девушки внимательнее. Зеленый глаз показался следопыту насмешливым, фиолетовый — излишне серьезным. Герман нахмурился. Он не любил, когда мотивы чьего-либо поведения оказывались для него неясны, а дочка Дуго представлялась ему совершеннейшей загадкой, к тому же влияющей на него самым странным образом. Рассказывать в который раз одну и ту же историю ему очень не хотелось. К тому же рассказывать ей…
