Мы шли по хорошо утоптанной тропке, тянущейся через поле с высокой засохшей травой, громко шелестевшей, лишь только появлялся легкий ветерок. Территория депо, огороженная высоким стальным забором, с длинными ангарами и ярко сияющими фонарями осталась по правую руку. Впереди, благодаря бледному лунному свету, виднелись остова полуразрушенных домов и силуэт старой церкви. Огонь Всеединого на ее шпиле давно погас.
Раньше эта территория являлась жилым пригородом, который, когда Рапгар разросся, стал его окраиной. Но затем начали расчищать место под Большие головы, проложили железнодорожную ветку и восточнее завершили строительство большого лепрозория, который очень понадобился городу, так как в одной из наших южных колоний оказался целый рассадник экзотической заразы. И пригород, всего-то двадцать жалких домишек, пришел в запустение, а затем и вовсе умер.
Мы подошли к церкви, Талер достал револьвер, проверил патроны в барабане:
— Я видел на другом конце улицы тень. Здесь можно встретить кого угодно, даже стайников.
[34]
— Это был завью. Не думаю, что он опасен.
— Вампиры всегда опасны, особенно когда кусают без спросу. Мне не хотелось бы погрузиться в сумасшедший бред.
— По мне, так следует больше опасаться тру-тру.
— Не думаю, что они здесь есть, — Талер шмыгнул носом. — Слишком чисто для них и слишком далеко от жилых домов. Нечем поживиться. К тому же, рыскай они поблизости, и старику несдобровать.
— А есть ли старик? — подал голос Стэфан. — Торговец порошком мог и наврать.
— Сейчас мы это узнаем, — я переложил трость в левую руку, вытащил Анхель из кармана, взял нож обратным хватом так, что его было очень сложно увидеть, и, не спеша, проследовал к калитке.
Она оказалась ржавой и скрипела на тугих петлях. Талер, следуя за мной, все время оглядывался по сторонам и не убирал пистолет. Это было разумно, особенно если учесть, какую дрянь можно встретить в заброшенных районах на границе города и леса. Такие места не менее опасны, чем Пустыри.
— На первом этаже горит свет, — сказал Талер, заметив бледный отблеск. — Поселиться в церкви… лучше места, разумеется, не нашлось.
Я толкнул дверь плечом, но она оказалась заперта изнутри.
— Жди, — сказал я приятелю, отдал ему Стэфана и пошел вдоль стены.
Разбитое окно отыскалось довольно быстро. Я подпрыгнул, ухватился за каменный выступ, подтянулся и, перешагнув через острые осколки витражей, спрыгнул на пол в полутемном зале. Вдалеке, там, где было место силы,
[35]
мерцал тусклый огонь, весь остальной зал скрывался в густых тенях. Анхель обдала меня спокойствием, говоря этим, что я никого не потревожил.
Добравшись до двери, я отодвинул засов и впустил Талера внутрь. Приложил палец к губам, показал на левую стену. Он кивнул и двинулся вдоль нее туда, где горел огонь. Я шел по проходу, оставшемуся между двух груд сваленных друг на друга скамеек.
Пламя в открытом очаге почти потухло, и дым перестал лизать и без того закопченный потолок с потемневшими картинами, рассказывающими о двадцати великих делах Всеединого. Вокруг валялся мусор, в основном состоявший из пустых бутылок, множества старых газет, каких-то объедков, огарков свечей и нескольких груд тряпок.
Талер нагнулся, поднял что-то с пола, показал мне. Это был стеклянный шприц, в котором еще оставалось несколько капель буроватой жидкости.
— Ты лучше посмотри сюда, — сказал я другу, привлекая его внимание к стене, где висели наклеенные газетные вырезки.
«Срочные новости», «Вестник», «События и факты», «Криминальная хроника», «Время Рапгара». Все заметки были посвящены Ночному Мяснику и пророку. Часть из них оказалась сорвана и смята, словно на сделавшего это нашел приступ ярости.
В левой руке Талера появился еще один пистолет:
— Думаешь, мы нашли его?
Он сразу уловил суть.
— Тогда мы в большой опасности, — пробормотал я, вспомнив ночь кровавого ужаса, когда я нашел истерзанное тело старшего инспектора Грея.
Анхель с сомнением сказала, что не чувствует никаких признаков застарелых смертей и крови.
В этот момент груда тряпья в дальнем углу зашевелилась и вновь застыла. Талер тут же развернулся, направив в ту сторону оба револьвера, и его пальцы на спусковых крючках напряглись.
Я поднял руку, призывая его к спокойствию, двинулся вперед и хладнокровно поворошил тряпки тростью. Некто тихо застонал, в рванье появилась высохшая, желтоватая, исколотая рука.
— Оставьте меня, — умоляюще попросил надтреснутый старческий голос. — Уходите, сгоревшие души. Я еще не ваш. Я грежу.
— Придется тебе грезить наяву, приятель, — сказал я, выволакивая человека на свет. — Подкинь дровишек, Талер.
Тот сделал, что я попросил, пихнув в огонь целый пук собранного хвороста, и вновь взялся за пистолеты, разглядывая незнакомца со смешанным чувством опаски, отвращения и жалости.
Это был высокий высохший старик. Желтая натянувшаяся кожа обтягивала его скелет, грозя вот-вот лопнуть от ветхости. Бесцветные глаза, лихорадочно блестящие и в то же время сонные, все иссеченные полопавшимися сосудами, глубоко запали, словно провалились в череп, и были совершенно безумными и больными. Седая щетина на ввалившихся щеках, истрескавшиеся, все в болячках губы, немытые патлы волос, густые лохматые брови.
От него сильно пахло лунным порошком и застарелым потом, а его одежда, к моему великому изумлению, оказалась церковной — в тусклой порвавшейся тряпке еще можно было узнать сутану с оторванным воротничком.
От наркотика старик был слаб настолько, что его покачивало, и он благоразумно, наверное, по давно уже выработанной привычке, прислонился к стене.
— Пить, — попросил человек.
Я подошел к ведру с водой, в котором плавал латунный ковшик, зачерпнул, протянул ему. Он долго и жадно булькал, его острый кадык ходил ходуном, а часть воды пролилась мимо рта и стекла по подбородку на грудь. Напившись, дед почти минуту переводил дух, слепо глядя на нас и, кажется, даже не замечая. Алые отблески костра плясали на его лице, делая его еще более резким и грубым, чем оно было на самом деле.
— Вы самая лучшая из моих последних грез, — наконец сказал он.
Талер скривил губы то ли в усмешке, то ли в жалостливом сочувствии.
— Кто вы? — спросил я.
Он не ответил. Забормотал что-то и провел перед собой рукой, общаясь с кем-то другим.
— Считаешь, что это Ночной Мясник? — хмуро обратился ко мне Талер.
— Только потому, что человек использует наркотик, живет в таком месте и собирает тематические газетные вырезки, нельзя назвать его убийцей, о котором говорит весь город. К тому же посмотри на него. Он так слаб, что даже муху прихлопнуть не сможет.
