Молчаливый молодой человек подбросил в огромный костер еще немного дров, отчего в небо ударил очередной сноп искр. За границей света белой стеной бушевала вьюга.
— Почему вы спасли меня?
— Мы? Не говори ерунды! Мы не занимаемся спасением людей. Если честно, парень, в большинстве случаев нам наплевать, что будет с такими, как ты.
— И все же вы привели меня сюда.
— Вновь ошибка. Ты сам пришел. Мы просто приняли тебя, как случайного гостя.
— К тому же собаки его пропустили, — сказал сероглазый, окруженный тремя белоснежными зверями. Голос у него оказался неожиданно высоким и звонким.
Дагни вопросительно подняла брови:
— Так, значит, это твои шутки, Охотник?
— Я им не приказывал. Просто Юрвьюдер
[3]
показалось, что будет забавно продолжить историю этой ночи. — На его лице блуждала загадочная улыбка. — Хьйорнтанд
[4]
был того же мнения.
Синеглазый пес, самый большой из трех, подошел к Лённарту и пристально посмотрел на него. Мужчина был готов заложить собственную руку, что в этом взгляде было больше разума, чем у некоторых людей.
— Ты нравишься Фирну,
[5]
— с удивлением сказал Охотник, — И Юрвьюдер не так просто привела тебя к огню. Мои друзья не к каждому подходят.
Пес так же молча отошел. Орвар, вытянув сальные губы трубочкой, едва слышно свистнул, привлекая к себе внимание зверя. Фирн его проигнорировал, зато зеленоглазый Хьйорнтанд решил проверить, в чем дело, и, несмотря на неодобрительно сведенные брови Охотника, направился к повелителю могил. Тот скорчил довольную рожу и швырнул в пса костью.
Он не попал, но в следующее мгновение на грубияна налетел страшный в своей ярости снежный буран. Возле горла Орвара грозно щелкнули клыки, и тот с удивленно-рассерженным воплем упал на спину. Зубы клацнули еще раз, однако через секунду пес отпрыгнул в сторону, избегая удара грубого каменного молота, появившегося в руках брата Дагни.
Толстяк, рыча и страшно сквернословя, вскочил на ноги. Брызжа слюной, он двинулся на зверя, однако рядом с зеленоглазым встали Юрвьюдер с Фирном, и Орвар в нерешительности остановился. Троица заставила задуматься даже его.
— Пока гладишь — мил да хорош, не поладишь — костей не соберешь, — рассмеялся Охотник.
Повелитель кладбищ в ответ свирепо сплюнул, в раздражении швырнул топор на землю и, резко развернувшись, ушел в темноту. Было слышно, как с грохотом разлетелись несколько памятников.
Дагни разочарованно покачала головой. Расмус кратковременную стычку проигнорировал. Лённарт допил остывающий глег. Собаки вновь расположились у ног хозяина.
— Где такие водятся? — неожиданно для себя спросил Изгой, и Охотник впервые посмотрел на него.
Серые бесстрастные глаза напугали Лённарта. А ведь он никогда не считал себя трусом и не поверил бы, что не сможет выдержать взгляд человека. Впрочем, Охотник человеком не был. Сейчас на гостя смотрела сама смерть, и ее узкие, не больше игольного ушка, зрачки парализовали его. Заставили почувствовать запах сырой земли, услышать неспешное копошение червей, понять, что еще несколько мгновений, и он больше никогда не увидит солнце.
Наваждение накатило и исчезло. Лённарт осторожно перевел дух. Охотник отвел взгляд, улыбнулся, а затем нараспев продекламировал:
Я подарю тебе чудесную собаку, во Тьме
которую добыл.
Огромен пес, да так, что с человеком сравниться
может…
И более скажу — как человек умен: залает
на врага, иль распознает друга,
Недобрый взгляд прочтет, что хитро отведен,
И, даже на мгновение не смутясь, он за тебя
и жизнь свою положит.
[6]
Посчитав, что вполне ответил на вопрос, Охотник замолчал. Дагни, не гнушаясь ролью хозяйки очага, принесла Изгою третью кружку. Он взял, но решил больше не пить. В голове начинало шуметь. Напиток оказался гораздо крепче, чем можно было предположить.
— Эти звери — духи зимы, — решил пояснить Расмус. — Во всяком случае, прими такой ответ. Он самый простой и понятный из всего, что я могу тебе предложить. Наелся? Согрелся?
— Да. Благодарю.
Ему действительно стало лучше. Мышцы больше не наливались свинцовой тяжестью, его укутало приятное тепло, в голове хоть и шумело, но лишь от выпитого.
— Вижу, у тебя есть еще вопросы. Не стесняйся. Я отвечу на них, прежде чем задать свои, раз уж Юрвьюдер оказалась столь любезна, что тебя привела.
Желтоглазая собака протяжно зевнула. Из мрака выступила туша Орвара. Поостывший толстяк, ни с кем не разговаривая, тяжело отдуваясь, уселся обратно, на кипу шкур, злобно зыркнул из-под насупленных бровей и, выудив из воздуха целую бычью ногу, начал неторопливо ее объедать. Мясо он запивал какой-то дрянью, после каждого глотка показательно морщась, словно ел кислые яблоки.
— Тот… человек, — Лённарт покосился на задумчивого мечника, который все так же, не отрываясь, смотрел в пламя, и по его неподвижной фигуре можно было подумать, что он задремал. — Кто он?
— А… — понимающе усмехнулся Расмус, — Он такой же чужак, как и ты.
— Приблудный гость! — выразил свое мнение Орвар, разговаривая с набитым ртом.
— Понимаешь ли… — Чернобородый нагнулся поближе к уху Изгоя и заговорщицки зашептал: — Он, в отличие от нас, из плоти и крови. Но у него большая проблема, парень. Гораздо более серьезная, чем та, что заставила тебя заглянуть на наши поздние посиделки. Он бессмертный.
— Разве это плохо? — удивился Лённарт.
— Для людей — да. Мы… хм… сущности, спокойно переносим вечную жизнь. А вот вы уже на третьем — четвертом веку теряете голову. То вам становится скучно, то начинаете страдать по любому пустяку, из-за любой смерти.
— Хлюпики, — безжалостно прокомментировал Орвар.
— Бессмертие, которое тебе кажется даром богов, на самом деле кара. Все зависит оттого, сколько ты с ним прожил.
Чем дальше, тем тошнее. Ингольф! — Он повысил голос, — Сколько лет ты приходишь к костру?
— Не помню, господин, — глухо ответил человек, — Долго.
— Веков семь. Или восемь, — сказал Орвар, — Каждый Отиг он здесь. Еще ни одного не пропустил. Когда тебе надоест его терпеть, Расмус?
— Ингольф не может умереть, — продолжил чернобородый, проигнорировав вопрос Большого Брюха, — И ты даже представить не можешь, человече, как ему надоело жить. О! Что он только не делал. Но самоубийством тут не поможешь. История, которая с ним произошла, на мой взгляд, очень поучительна. Он нарушил контракт. Вроде того, как ты сейчас нарушил свой. Поэтому какая-то добрая душа прокляла Ингольфа за его обман.
