— Кстати, в колокол на соборе Святого Николая вселилась какая-то, прости Господи, паскуда. Кто-то из тёмных. Очень нехороший.
Я кивнул, отмечая для себя, что надо сказать об этом мэру. А там уж пусть каноник ладаном машет или инквизиция свои фокусы устраивает. Злой одушевлённый в соборном колоколе — крайне неприятное соседство. Подобный звон настраивает людей отнюдь не на божественный лад. Скорее наоборот. Горожане становятся жестокими и раздражительными. И начинают болеть. Конечно, не сразу. Для этого должны пройти годы, но чем быстрее избавиться от подобного одушевлённого предмета, тем лучше для всех.
— Что мы имеем, — сказал я, вытирая рот салфеткой. — Из города ушли крысы, словно корабль собирается пойти ко дну.
— Очень образное сравнение, сын мой. Очень образное. Крысы — тёмные существа, и в них есть частичка души, хотя светлой назвать её язык не повернётся. Когда случаются беды, крысы, наоборот, приходят, но не уходят. Во время чумы сорокалетней давности, говорят, они текли по улицам, словно река.
— Крысы уходят, только если им грозит опасность. Что их могло напугать — вот в чём вопрос.
— Что-то достаточно серьёзное, чтобы я начал чувствовать себя неуютно, Людвиг. Раз другие души разъехались, значит, и для нас здесь небезопасно.
— Итого мы имеем бегство крыс, душ и пляску смерти. Великолепный наборчик, ничего не скажешь.
— У тебя хоть какие-то догадки есть? — грустно вопросил он.
— Я простой страж, Проповедник, а не теоретик магии или религиозный теолог. С подобным я никогда не сталкивался, и точка. Клянусь моим кинжалом, давно я так не жаждал, чтобы поблизости оказался какой-нибудь инквизитор.
— Всё как обычно — инквизитор за порог, чёрт в дом.
— Не накликай.
— Его уже накликали и без нас, — возразил он мне.
— Людвиг ван Нормайенн?
Мужчина, подошедший к моему столу, был одет как законченный модник. Думаю, его костюм обошёлся в целое состояние, на которое я мог бы кутить бесконечно долгое время. Одни алые лакированные башмаки чего стоили! А если говорить о серебряных пуговицах на сюртуке отличнейшего качества и бриллиантовых запонках на рубашке из настоящего саронского шёлка… М-да. Этот господин умел привлечь к себе внимание. Моим он завладел безраздельно.
— Не имею чести быть знакомым.
— Называйте меня Александром.
Судя по его холёному лицу и шляпе с пером, за Александром тянулось ещё, по меньшей мере, три-четыре имени и длинная родовая фамилия, включающая какой-нибудь титул.
— Могу я присесть?
Я пожал плечами. В последнее время этот жест входит у меня в привычку. Насмотрелся на Проповедника.
Незваный гость легонько стукнул короткой тростью по стулу, где всё ещё сидел мой невидимый спутник, и холодно спросил:
— Вы позволите?
Когда стул освободился, визитёр с удовольствием сел, а я заинтересовался им чуть больше, чем раньше. Человек видит души, и он не страж. Взгляд совсем другой… Да нас не так и много, чтобы позволить себе не знать друг друга. Следовательно, выходит, что он либо от инквизиции, из Видящих (хотя для клирика наряд у него довольно странный), либо из Носителей Чистоты…
Я ошибся. К Носителям — этим сумасшедшим идиотам, которых давно следовало удавить из-за того, что они обожали убивать всех, кто может общаться с душами, считая, что таким образом люди набираются грехов — он тоже не относился.
На серебряном жетоне, порядком затёртом и потемневшем, который он протянул мне, были выбиты цифры и фраза «Lex prioria»
[5]
.
— Это, так сказать, чтобы не ходить вокруг да около, — улыбнулся он.
Мне этот господин не понравился сразу, в первую очередь исключительно из-за близко посаженных маслянистых глаз. Я ждал подвоха и дождался его.
— Чем я заинтересовал «Lex talionis»?
[6]
— Простые формальности.
— Настолько простые, что, судя по номеру на вашем жетоне, со мной ведёт беседу один из высших жрецов Ордена Праведности?
Он тонко улыбнулся, и его улыбка говорила, что особых объяснений я не дождусь. Положив трость на стол, мужчина спросил:
— Вы вчера приехали в наш замечательный город?
— Верно.
Думаю, он и так это прекрасно знал.
— Позволите дать вам полезный совет?
Я почему-то подумал, что его совет мне понравится куда меньше самого советчика. Так и случилось.
— Уезжайте из города, господин Людвиг. Сейчас вы здесь совершенно ни к чему. Оставьте это дело Псам Господним. Ваша работа — ловить опасные души. А здесь, кроме этого унылого священника, я уже неделю не видел ни одной.
— У меня возникает вопрос, почему Орден Праведности столь обеспокоен какой-то банальной пляской мертвецов?
Александр рассмеялся, но веселья в его смехе было немного:
— Вы чужеземец. И не слишком хорошо понимаете местные законы. Возможно, у вас, в Альбаланде, всё как-то иначе, и рядовой страж может полезть, как это говорят местные, собирать хмель в чужой огород, но мы следим за выполнением закона. А наш закон гласит, что не дело стража заниматься пляской смерти. Это не ваша область. Оставьте её тем, кто в ней понимает. Инквизитор прибудет завтра.
— А до тех пор вы будете просто сидеть и смотреть, пальцем о палец не ударите?
— Орден надзирает за тем, чтобы стражи не злоупотребляли своей властью и не добирались до дармовой силы. Чтобы Носители Чистоты не покидали своей страны, а если покинули, то не входили в просвещённые города. И чтобы Видящие не чесали языками направо и налево о том, кто иногда живёт среди нас. Но мы не занимаемся магией и… скажем так, странными божественными проявлениями.
Ага. Вот как это теперь называется — божественные проявления. Господь Бог щёлкнул пальцами, и скелеты пустились в пляс во славу нашего Иисуса. Притом что подобные танцы на могилах — тёмные проявления. Стоило бы натравить на Орден церковников. За богохульство. Просто так. В качестве небольшой встряски.
— Слышали великолепный лозунг: «Ne noceas, si juvare non potes»? Не навреди, если не можешь помочь. А в этой истории вы совершенно бессильны. Сделаете только хуже. Так что послушайте мой дружеский совет. Уезжайте. С проблемой справятся и без вас.
— Очень ценю ваше дружеское расположение, господин Александр, — с иронией сказал я. — Но я обожаю Вион и мечтал здесь пожить недельку.
Он усмехнулся, встал из-за стола:
— Что же — живите. Но это дело оставьте.
Я вернул ему усмешку.
Мы друг друга отлично понимали.
