Она лежала на спине, раскинув руки. Собранные в косу прекрасные волосы казались живым серебром. Проклятая не шевелилась и не дышала. Великолепное черное платье для конной езды скрывало кровь.
Терзаемый любопытством, я встал перед Аленари на колени и снял с ее лица маску, сделанную из бесценного гроганского металла.
Мертвыми, остекленевшими глазами на меня смотрела Лаэн.
Моя рука дрогнула, и вырвавшаяся на свободу стрела лиловой кометой пронеслась над выжженной землей. Она разминулась с Проклятой не больше чем на четверть пальца. Та осадила лошадь и недоуменно проводила взглядом несостоявшуюся смерть.
Кто-то за моей спиной обреченно ахнул.
Оспа взмахнула рукой, черпая из туч осязаемую тьму и собираясь уничтожить всех нас.
И тут Лепестки Пути издали хрустальный, переливчатый звон. Клыки, казалось, сжались у нас над головами, словно захлопнулась чья-то зубастая пасть. А потом улетели в семи разных направлениях на тысячу лиг, погрузив мир в ночь, и вновь приблизились, бирюзовыми росчерками засияв во мраке…
Мне в глаза бил яркий свет. Я зажмурился, но через несколько мгновений понял, что это всего лишь вечернее солнце. Лучи оказались неожиданно теплыми и окрашивали мир в приятные оранжевые оттенки. Небо было высоким, все еще ярким, с редкими перистыми, уже ставшими розовыми, облаками.
Прямо перед нами виднелись невысокие лесистые горы. Лепестки Пути находились на своем прежнем месте. Черные, с золотыми прожилками. Вокруг них росли стройные сосны, и стояла такая тишина, что я слышал, как бьется сердце вцепившейся мне в плечо Роны.
Никакой Оспы поблизости не было.
Я повернулся за объяснениями к Тиф. Та хватала ртом воздух, словно выволоченная на берег рыбина. Целитель, зеленый, словно его вот-вот стошнит, сидел, прислонившись к одному из клыков, и, запрокинув голову, пытался остановить кровь из носа.
— Мальчик… Малыш… Шен, — голос у обретшей дар речи Проклятой дрожал от безумного восторга и безграничного удивления. — Ты, кажется… ты, кажется, только что пробудил Лепестки!
Глава 14
Рандо снилась осень.
Листья кленов в парках пламенели алым. Серые неприступные стены и шпили башен Корунна сливались с дождевыми облаками, неповоротливыми и медлительными. И лишь золотистый Колос Императора выделялся на фоне неприветливого неба, довлея над городом и окрестностями. Его мягкое, лучистое сияние видели за несколько лиг все, кто подъезжал к городу и днем, и ночью. Когда Рандо был ребенком, он любил подходить к творению Скульптора и касаться рукой шершавого, теплого бока исполина. В такие минки Колос казался ему живым, старым, мудрым существом, всегда знающим, кто и зачем к нему пришел. Золотистый страж столицы ощущал тех, в ком текла кровь Соколов. Рандо рей Валлион был одним из них.
В этот день Колос сиял особенно ярко, а гремящие по всему городу трубы смешивались с приветственными криками толпы, праздновавшими победу на Гемской дуге. И Рандо радовался вместе со всеми, даже не подумав о том, что многие из тех, кто отправился в битву, уже не вернутся назад…
Первое, что он увидел, когда проснулся, — листья, огненной феерией колышущиеся над головой. Он лежал под кленом, сквозь ветви которого пробивались теплые солнечные лучи. Один из резных листков, подхваченный легким ветерком, совершил несколько великолепных пируэтов и исчез из поля зрения рыцаря.
Молодой человек нахмурился. Попытался подняться, но в ту же уну затылок пронзила острая боль. Пробормотав проклятье, он постарался справиться с подступающей дурнотой. Задремавшая болезнь вновь дала о себе знать — заныли кости и виски, начало выворачивать суставы, появился легкий озноб и сухость во рту.
Набравшись сил, Рандо рывком сел, прислонился спиной к стволу, стараясь унять головокружение, и спустя минку, когда взгляд прояснился, придирчиво изучил местность.
Первым делом в трех шагах от себя он заметил два вещмешка, свой легкий доспех и пояс с отцовским мечом и кинжалом. Рядом лежала фляга, и только теперь рыцарь понял, насколько сильно хочет пить: приступ лихорадки, казалось, высушил его внутренности. Но сначала Рандо дотянулся до кинжала, обнажил клинок, положил его рядом, так, чтобы в случае опасности тот оказался под рукой.
Алые клены росли редко, на достаточном удалении друг от друга, открывая взгляду большое пространство и стену желтого леса в четырех с лишним сотнях ярдов от того места, где сидел «леопард».
Открытые участки заливал солнечный свет. Он отражался от ослепительно-белых могильных камней, плит и надгробий. Многие из них, не выдержав проверки столетиями, сдались и были поглощены почвой, оставив после себя лишь приметные бугорки. Другие неприглядно торчали из земли, словно выбеленные ветрами и дождями человеческие кости, которым нет покоя в загробном мире. Но были и такие, которые время пощадило. И тогда глазам открывалась прекрасная картина четких изящных линий — гармония и поэзия камня, тянущегося к солнцу, принимающего тепло и отдающего его всем, кто этого захочет и протянет руку.
Чуть дальше, за тремя могучими огненными деревьями, виднелось нечто вроде павильона. Обтекаемые, закручивающиеся спиралью, отполированные до блеска колонны были точно такого же цвета, как и могильные плиты, щедрой рукой разбросанные по роще. Но лишь две из них остались на тех местах, где их установили строители. Три другие лежали на земле разбитыми.
Это был странный некрополь. Нигде, даже возле Обелиска Павших в Корунне, ни одно кладбище не обладало такой умиротворенной… древностью. Рандо без труда узнал стиль строений и стремительно-плавную дерзость линий. Она была присуща только одному народу Хары. Так строили лишь Высокородные в далеком прошлом.
Они любили и ценили красоту камня ничуть не меньше, чем свои леса — Сандон, Улорон и те, другие, безымянные, когда-то давно принадлежащие им и отобранные, а затем вырубленные людьми Империи еще во времена, когда до рождения Скульптора оставалось много веков.
Рыцарь прекрасно знал историю и помнил, что раньше остроухие жили не только на восточных рубежах, но и на западе, в самом сердце южной части Империи. Например, возле Слепого кряжа, называемого у эльфов Опорной стеной. Стеной, за которую первому Соколу удалось выбить бывших хозяев этой земли.
Рандо не мог объяснить это разумом, но он не счел свое присутствие в древнем некрополе Высокородных кощунством и с изумлением понял, что не ощущает на кладбище, где покоится тлен извечных врагов его народа, никакой враждебности. Земле, камням, деревьям и праху не было никакого дела до того, кто и по какой причине к ним пришел. Мертвецы, укрывшись плотным одеялом забвения, спали и видели сны о прошлом, которое недоступно пониманию живущих ныне.
Рандо сам не заметил, как оказался на коленях возле ближайшей к нему могильной плиты. Наполовину засыпанная листьями, с отколотым верхним правым углом и множеством трещин по всей поверхности, она привлекла к себе его внимание.
