— Война часто вспоминается?
— В последние годы особенно. Вспоминаю своих товарищей, погибших на войне. Вспоминаю тех, кто покинул этот мир в последние годы. Наше поколение уже постепенно уходит… Нас так мало уже осталось… И, вспоминая войну, я часто спрашиваю себя, а все ли я правильно на войне делал, чиста ли моя совесть и не придется ли моим внукам за меня краснеть. И снова прокручиваю в памяти многие боевые эпизоды. И понимаю одно, я честно сделал все, что мог, все, что было в моих силах, чтобы приблизить нашу Победу.
Никонов Иван Сергеевич
(интервью Артема Драбкина)
Я родился 27 октября 1923 года в крестьянской семье. Жили мы в селе Топь Лев-Толстовского района Липецкой области. В 1940 году окончил 10 классов средней школы. Подал документы и поступил в Куйбышевский инженерно-строительный институт, но учиться война не дала. 29 октября 1941 года, на второй день после своего восемнадцатилетия, был призван. Колонну призывников, человек сто, пешим строем повели на восток от линии фронта. Нас, юнцов, решили не бросать с ходу в бой. Сначала как-то подготовить, дать возможность стать воинами. Хотя мы воинским мастерством овладевали в школе. Допризывная подготовка была хорошая — мы знали отравляющие вещества, сдали нормативы «ворошиловского стрелка», имели хорошую физическую подготовку.
От призывного пункта протопали более ста километров. Сначала нас, наиболее образованных ребят, хотели направить в Саранск в авиационно-техническое училище. Но в Мордовии был объявлен карантин. Нас в вагоны и… аж на Дальний Восток, на станцию Пограничная, в 5-й стрелковый полк 59-й стрелковой дивизии 72-го стрелкового корпуса! Начались солдатские будни — стрельбы, тактика. Одновременно готовили район к отражению атаки японцев. Рыли блиндажи, окопы. Вгрызались в сопки, делали, на наш взгляд, неприступную оборону. Грунт там скалистый, кайлом, как мотыгой, пройдешь, сантиметр щебенки соберешь и снова…
Поскольку у меня было среднее образование, стал отличником боевой и политической подготовки. Кроме того, на первых стрельбах я из трех патронов выбил 29 очков. Меня избрали секретарем комсомольской организации стрелковой роты. На одном из комсомольских собраний подошел комиссар полка: «Ну что, красноармеец Никонов, хочешь в училище?» — А кто не хотел выбраться снова на запад?! Все переживали, что мы вот тут в тылу сидим, а там уже воюют. — «Хочу!» Тут же оформили документы, и буквально через пару недель, в марте 1943 года, я оказался в Ташкенте, в Харьковском военно-политическом училище имени В. И. Ленина. В июне нас должны были выпустить ротными политруками, но поскольку должность эту упразднили, то все училище отправили в Чарджоу, в 3-е Харьковское танковое училище. Учили нас больше года.
Учебный процесс был очень интенсивный. Мы обучались на легких танках Т-60. Завершающий цикл практических занятий проходил на Т-34–85. На них же мы сдавали экзамены.
В октябре 1944 года присвоили звание «младший лейтенант» и аттестовали на командира взвода, а в декабре мы прибыли в Нижний Тагил за танками — заводские нары, заводская столовая, где выдавали пшенный суп, в котором, как мы смеялись, пшенинка за пшенинкой гоняется с дубинкой. Выгнали предназначенный мне танк, назначили экипаж, проверили комплектацию, ротой совершили марш с боевой стрельбой — и на погрузку. Погрузку производили заводские механики-водители. Танки заводили с торца эшелона и гнали к паровозу. Боже мой! Они летели на второй или на третьей передаче! Платформы шатаются, грохот! Вот какими виртуозами были эти механики-водители. Личный состав погрузили в теплушки, прицепили вагон боеприпасов для танков — и вперед.
Нас привезли под Будапешт. Разгрузились, раздали боеприпасы по экипажам. Патроны мы погрузили в танк, а ящики со снарядами пристроили на корме танка. Совершили ночной марш и часам к 10 утра прибыли в пункт Херцег-Фальве, где должны были войти в состав 181-й танковой бригады 18-го танкового корпуса. Там нас покормили. После обеда построились в колонну для выдвижения на исходную линию. Ехали по дороге. С левой стороны была опушка леса. Вдруг впереди загорелся танк, колонна остановилась. Один… другой… третий. Я стою в люке, слышу, мимо меня со свистом пролетела болванка. Быстро привел танк в боевое состояние, а это значит, надо освободить МТО от ящиков со снарядами, которые прикручивали, чтобы они не упали. Повернуть башню в сторону, откуда противник ведет огонь, сделать несколько выстрелов. Смотрю, стрельба противника прекратилась. Видимо, в засаде стоял немецкий танк «тигр» или «пантера». Он подбил шесть наших Т-34. Один экипаж сгорел полностью. Ребята только с платформы, после завтрака, а их уже не стало… Вот такое боевое крещение. Снова возвратились в Херцег-Фальве, где расположились на ночлег. Все пошли отдыхать, а меня вызвал командир батальона, боевой командир, майор Рассихин, воевавший от Сталинграда и к тому времени уже награжденный орденом Ленина: «Никонов, ко мне! Заводи танки, вставай в засаду». Расставил танки. Люди отдыхают в тепле, а мы на холоде. Зима, январь, завести мотор нельзя. Так дрожали, что казалось, что и танк дрожит! Утром рассвело, засаду сняли, покормили. И вот тут мы пошли в бой.
Нас построили. Вышел полковник Затылкин, командир Тысячного самоходного артиллерийского полка, вооруженного здоровенными ИСУ-152. Расстегнул бушлат, а там иконостас: «Танкисты! Вот как воевать надо! По местам!» Выстроили оставшиеся четырнадцать танков батальона в линию. Справа шел в атаку еще один батальон. Поддерживали нас самоходки полковника Затылкина. Пошли по кукурузному полю. Ведем огонь из пушек и пулеметов. По обнаруженным целям сосредотачиваем огонь взвода, а иногда и роты. Прорвали оборону противника и вышли мы к железнодорожной станции. Вдруг минут через тридцать пришло несколько наших «илов». Начинали нас поливать из пушек и пулеметов, ПТАБы на нас сбросили. Что мы только не делали, какие опознавательные ракеты не пускали! Ничего не помогло! Сделали по нам два захода и улетели. Потери были небольшие — ранило одного командира взвода, да на танках побиты брезенты, бачки. День прошел. Ночью снова вызывает меня комбат: «Никонов, в засаду». Третью ночь подряд не спать! Опять дрожать, трясти танк, выживать. Выжили.
На следующий день выясняется, что немцы закрыли пробитую нами брешь в своей обороне. Пять суток мы находились в окружении. Кухонь нет, спишь в танке… На пятые сутки комбат (чем я ему понравился, не знаю) ставит задачу: «Никонов, давай на своем танке проведи разведку в сторону Секешфехервара». Скачками от укрытия к укрытию километра два прошли вперед. Везде тихо, немцев нет. Доложил командиру батальона. Он говорит: «Ладно, возвращайся». На следующий день получили приказ выходить из окружения. Опять командир вызывает меня. Открывает карту, показывает на местность: «Будем выходить в этом направлении. Разверни взвод и иди в головной походной заставе». Стемнело. Начали движение. Свет не включали. Тихо. Только снежок падает. Везде все бело. Спустились в лощинку. Пытаемся подняться наверх, а танк сползает юзом вбок. Кое-как выцарапались наверх в поле. Продвинулись метров на 500, встали. Я слышу разговор. Прислушался, вроде русская речь. Кричу: «Кто впереди?» — «А вы кто?» — «Давай встретимся, узнаешь, кто мы». Оказался командир артиллерийской батареи стрелкового полка, капитан. «Вы откуда?» Мы же со стороны немцев вышли. «Оттуда. А почему вы не стреляли, раз мы от немцев к вам вышли?» — «Боялись себя обозначить. Вы бы нас гусеницами подавили». Он, может быть, прав со своей стороны. Что он своими пушками мог сделать, когда выдвигалось четырнадцать танков нашего батальона и шесть танков соседнего, который тоже находился в окружении. «Что у вас впереди?» — «Стрелковый полк в боевых порядках, в окопах, перед населенным пунктом. Три дня атакуем, а взять не можем». Командир батареи повел нас к командиру полка: «Танкисты, братцы, помогите, три дня атакуем населенный пункт, не можем взять. Танков нет, артиллерии мало. 70 % офицеров уже потеряли». Обращается к комбату: «Комбат, помоги». Майор Рассихин принял решение помочь. Поставил задачу развернуться в боевую линию и по сигналу ракеты — вперед, ведя огонь с ходу из пушек и пулеметов. Ночная атака! Ничего не видишь! Стоим в люке по пояс. Главное, чтобы руки были крепкие, чтобы удержаться за люк, чтобы не выбросило. А там погреба, воронки, ямы, канавы! Я не знаю, как голова не оторвалась?!
