В Горьком меня определили в маршевую роту, дали экипаж. Командир роты, представляя меня экипажу, сказал: «Вот механик-водитель, Александр Иватулин, у него дисциплина хромает. Ты, если что, палкой его лупи». Тот стоит, улыбается. «Товарищ старший лейтенант, до палки не дойдет, мы найдем общий язык». Вскоре мы поехали в Сормово, получили танки. На полигоне в районе станции Козино сколачивали роты, проводили тактические занятия с боевыми стрельбами. Вот так я стал командиром танка.
Погрузили нас в эшелон и отправили на фронт. И надо же было кому-то додуматься прицепить к нашему эшелону вагон с водкой — две пивные бочки литров по пятьсот в каждой. И вот однажды утром я смотрю, а наводчик Габидулин еле-еле на платформу забирается. Я его спрашиваю: «Что с тобой?» Сначала отнекивался, а потом сознался: «Товарищ лейтенант, я почти котелок водки выпил». — «Откуда водка? Ты в своем уме? Ты где ее взял?» — «В конце эшелона вагон, а там водка. Возьмите что-нибудь, сопровождающий вам нальет». Оказывается, ему налили в котелок. На обратном пути ему попался начальник эшелона: «Что несешь?» — «Воду, товарищ лейтенант». Но тот, видимо, почувствовал что-то: «Выливай». — «Это не вода, а водка». — «Тогда пей, сколько сможешь, а остальное вылей». Ему жалко было выливать, и он выпил весь котелок, вылив немножко для вида. Елки-палки! «Лезь в танк, ложись на боеукладку, оттуда не высовывайся, а то начальство меня взгреет». А сам взял двенадцатилитровое танковое ведро и пошел к вагону. Потом из этого ведра заполнил трехлитровые бочки для воды — НЗ, а оставшиеся полведра — это расходная часть.
Приезжаем во Ржев. Там стоит наш эшелон и эшелон с пехотинцами. Оказалось, что в этом эшелоне едет младший брат одного из командиров взвода нашего батальона, Ивана Чугунова. Что делать? Надо младшего забирать. Побежали к начальнику эшелона пехоты, сочинили какую-то бумагу да сверху поставили три литра водки начальнику пехотного эшелона, три литра — коменданту. Вот так Василий попал к своему брату, и они вместе воевали. Старший Чугунов стал командиром роты, и, когда мы выходили из окружения осенью 1944 года, он отличился, и ему Героя дали. Уже после войны мы всегда Василию напоминали: «Вась, помнишь, как мы тебя за три литра водки выкупили?»
Мы прибыли под Витебск на станцию Бычиха где-то в 20-х числах мая 1944 года и влились в состав 89-й танковой бригады 1-го танкового корпуса. Корпус состоял из 89-й, 117-й, 159-й танковых и 44-й механизированной бригад. Были в его составе артиллерийские полки, полк «катюш» и артиллерийско-самоходный полк на СУ-76, которые мы называли «брезентовые ФЕРДИНАНДЫ».
В это время готовилась операция «Багратион». Мы ездили на рекогносцировку, причем переодевались в солдатскую форму, чтобы не привлекать внимания противника.
21 июня мы сосредоточились в лесу, километрах в пятнадцати-двадцати от переднего края. Всю ночь шел сильный ливень. Утром началась артиллерийская подготовка, а потом в атаку пошел штрафбат. Хотя фронт стоял в этих местах почти полгода, но эшелонированной обороны у немцев не было, и штрафники быстро прорвали фронт. Утром мы пошли не в атаку, а в колонне по дороге. После ночного ливня дороги стали непролазные. Танки позли на пузе, еле-еле цепляясь за твердый грунт, оставляя за собой глянцевый след утрамбованной днищем грязи. Немцы сопротивления не оказывали, нам больше доставалось от наших же штурмовиков, хотя в нашей колонне был представитель штурмовой авиации, но пока он даст координаты, пока там соберутся, вылетят штурмовики, мы уже подойдем к месту предполагаемого нахождения противника. Штурмовики нас же начинают бомбить. Нам-то ладно, мы в танке. А пехота — на броне. Приходилось останавливаться, все разбегались. Прятаться негде, везде болото, мокро, грязь. Короче говоря, впечатления от первого дня в наступлении такие остались — танки в колоннах, штурмовики штурмуют, немцы бегут, а мы их преследуем.
В нашей роте поначалу потерь не было. Но на второй или третий день наступления погиб командир орудия. У танка порвалась гусеница, ее зацепили тросом, а сам танк начали буксировать другим танком в лес. Тут налетели немцы и начали бомбить. В этой нервозной обстановке командира орудия, сидевшего за башней поврежденного танка, прижало орудием буксировавшего танка к башне, раздавило таз, и через полчаса он умер.
Перед Ветрино сломался танк командира взвода — фрикцион отошел. Командир пересел на мою машину, а я остался с неисправной. Ночь провозились, но починить не смогли. Уже под утро приехали ремонтники, привели танк в порядок. Зампотех бригады указал мне на карте место действия бригады, а сам укатил. Место-то он указал правильно, а дорогу не ту. Мы заблудились и решили вернуться назад. За рычаги сел механик-регулировщик. Дорога шла под гору, а внизу резко сворачивала вправо, огибая болото. Опыт вождения у него был небольшой, он не удержал танк, и тот на хорошей скорости влетел прямо в болото, где и увяз по самые уши. С трудом, при помощи бревна, мы танк вытащили.
Как происходит самовытаскивание? Бревно подводится под обе гусеницы и крепится к ним тросиком. При движении назад бревно остается на месте, а танк на длину корпуса подается назад. Теперь бревно освобождается, и процедура повторяется до тех пор, пока танк не выберется на твердый грунт. Если есть куда трос прикрепить, то его можно просто одним концом за дерево, а другим за гусеницу, чтобы она его наматывала, но у нас такой возможности не было.
Танк вытащили, но при этом порвался маслопровод, и стало бить масло. Вообще, сплошное невезение. Кое-как ночью выехали на то же место, где остановились вчера. Легли спать. Утром приезжает зампотех бригады: «Чей танк?» — «Мой». — «В чем дело? Почему не догнали бригаду?» — «Вы же мне дали не тот маршрут». — «Ну, ладно, ладно. Давай двигайся по этой дороге». В общем, пока мы чинились да блудили, Ветрино взяли, а в мою машину, на которой был командир взвода, попала то ли мина, то ли снаряд, в перископ заряжающего — крышу танка проломило, убило заряжающего, сорвало люк заряжающего, перископ сорвало. Задний кронштейн, на котором крепится прицел, сбило, и прицел болтается на переднем креплении.
Седов, начальник штаба батальона, меня встречает: «Твой танк все равно неисправен, садись на трофейный велосипед, поезжай к отставшей штабной машине привези карты, а то уже кончились». А я, считай, уже вторую ночь не спал, но что делать — приказ есть приказ. Возле танка остался командир орудия — остальных забрали в другие машины. Нашел машину, карты в трубку свернули, я обратно на велосипеде приезжаю.
Пока я ездил, машину разукомплектовали — весь инструмент забрали, поставили совершенно посаженный аккумулятор, топливо слили, сняли мотор поворота башни — рукой за пушку можно башню крутить — голая машина. Я к наводчику: «Что же ты не отстаивал интересы машины?» — «Комбат приказал». — «Вот тебе карты. Догоняй батальон на попутных машинах, вручишь начальнику штаба и вернешься. Возьми там что-нибудь поесть». Он поехал догонять, а я и артмастер остались с машиной. Я залез под танк, спать хочу страшно. Только лег, артмастер кричит: «Лейтенант, немцы!!!» — «Какие немцы, откуда?» — «Вдоль железной дороги идут сюда. Вылезай, скорее. Надо что-то делать». Посмотрели — то ли немцы, то ли не немцы. Черт его знает. Что делать? Топлива нет. Нашел несколько тазов с газойлем, которым смазку со снарядов отмывают, и бутылку из-под трофейного шампанского, отбил дно, сделав из нее воронку. Нет фильтра. Пришлось прямо так заливать. Аккумуляторы разряженные мне поставили, хорошо, что воздух был — завел двигатель. Подъехали к деревне, остановились. Через некоторое время едет заправщик: «Слушай, друг, налей в запасной бачок мне литров сто. Мне хоть доехать до своих, чтобы там заправиться». — «Нет, вы чужой». — «Ты что, в колхозе, что ли? Мы же общее дело с тобой делаем. Танк без топлива стоит. Ты срываешь его боевую задачу. Я запишу твой номер и доложу по команде. И ты как минимум штрафной получишь». — «Ладно, наливайте». Заправили литров сто. А голодные. Зашли в хату: «Хозяйка, у вас нельзя чем-нибудь разжиться?» — «Вон кролики бегают. Ловите их, и пожалуйста». А как ловить? Достал «наган», подстрелил кролика. Хозяйка сварила. Мы поехали дальше, и на повороте, рядом с болотом, порвалась гусеница, а вдвоем ее не натянуть. Артмастер говорит: «Что я буду сидеть, мне надо в батальон». — «Чего же ты меня одного бросаешь? Ладно, поезжай».
