Дальше мы стали преследовать врага. Безостановочно наступали в сторону Минска, прорвались вперед, даже не подозревая о том, что позади нас из окружения прорывается многотысячная группировка противника. Нам никто ничего не сообщал. Мы узнали об опасности благодаря тому, что встретили отступающую группу наших солдат, около 50 человек, которые рассказали, что параллельно нашему движению по шоссейной дороге двигался большой отряд противника. Из офицеров только вернувшийся из медсанбата командир роты и два взводных, в том числе и я, у меня еще и спина перевязана. Мы вооружили этих ребят, благо карабинов и трофейных немецких автоматов было в достатке, устроили засаду и разбили небольшую немецкую группу. Отбили у них две наши, по всей видимости, трофейные машины, ГАЗ-АА «полуторку» и ЗИС-5. Дальше, расхрабрившись, сунулись к шоссе, а немцы саданули по нам из крупнокалиберных пулеметов. И здесь нас прищучили, мы откатились назад.
Стычка произошла утром, и командир роты со вторым взводным убыли в штаб для получения новых инструкций, целый день их не было, а я с агитатором, это был уже новый человек, и трое штрафников с нами отправились на разведку в ближайшую деревушку. И тут основная масса отступающих немцев пошла через этот населенный пункт. Мы крутимся между домами и бегаем туда-сюда, чтобы не попасться им на глаза, ведь это верная гибель. А враги идут, идут и идут практически всю ночь, при этом оставляют у дороги своих раненых. Засели мы в итоге в каких-то кустах, и один из наших отошел оправиться. Тут видит, что рядом с ним немец сидит, уже даже штаны спустил. Штрафник шипит противнику: «Хенде хох!» Взял врага в плен, пуговицу на штанах отрезал и ремень снял. Увел к нам. Мы убивать его, конечно же, не стали, остались в кустах и вдруг утром слышим, с дороги раздается русская речь и мат. Значит, идет пехота, посаженная на машины для того, чтобы догнать отступающих немцев. Выглядываем, а наши ребята уже разворачивают 76-мм орудие, чтобы по деревне бить, где недавно прошли немцы. Мы им кричим, мол, не стреляйте, мы из 275-й отдельной штрафной роты. Пехотинцы приказали нам подойти, при этом на прицеле на всякий случай держат. Подошли к ним, представились, ребята нам помощь оказали, дали бензин и поделились пайками. А пленного немца мы им отдали, а также сказали, что по деревне стрелять бессмысленно, врага здесь уже нет. Спасли дома от разрушения, а то бы матушка-пехота стала бы их обстреливать, а местным людям еще жить надо где-то после освобождения.
Дальше была Польша. У меня появился свой ординарец, им стал разжалованный старший лейтенант, ранее командовавший дивизионом «катюш». Когда его подразделение двигалось по белорусскому направлению, для того чтобы отличиться, он с центральной дороги сошел и тут же нарвался на отступающих немцев. К счастью, «катюши» они успели взорвать, но самого старшего лейтенанта разжаловали до рядового и направили в штрафную роту, где он стал у меня ординарцем. Не трус он, конечно же, просто хотел отличиться.
Никогда не забуду бои за город Замбров. Почему они мне запомнились? Уже чувствовалось, что немцы очень быстро отступали, гнали мы их, как говорят, и в хвост и в гриву. Этот Замбров был небольшим городком, наполовину деревянным. И перед городком немецкие фаустники, как мы видели по снаряжению убитых, готовились уничтожить наши танки, но мы их полностью вырезали. Дальше нужно было прорвать вражескую оборону городка. Мы наступали на острие удара 120-й гвардейской Краснознаменной Рогачевской стрелковой дивизии. Это были наши старые знакомые, так как раньше, до присвоения гвардейского звания в сентябре 1943 года, данное соединение называлось 308-й стрелковой дивизией.
И вот на город идет цепь в триста с лишним человек, под крики «Ура!». Внезапно вокруг стали рваться мины, немцы обманули нас: они заминировали поле, а сами ушли на другие позиции в глубь города. Причем первый раз на моей памяти враги применили прыгающие мины, которые выскакивали из земли и на высоте полтора-два метра при взрыве разбрасывали вокруг себя примерно 340 стальных шариков. От них не спрячешься, меня спасло только то, что попал в борозду, по которой прополз, и каким-то чудом жив остался, не ранен и ничего не задето. Когда вошел в Замбров, то увидел, что вокруг снова валяются убитые фаустники, а также немецкие огнеметчики с ранцами. Они не успели поджечь дома, штрафники их выбили, а в случае промедления враги спалили бы весь этот городок дотла. Так что Замбров освободили благодаря нашей 275-й отдельной штрафной роте, которая ворвалась в городок неожиданно для врага через минные поля. Казалось, нельзя было пройти, а мы прошли. За этот бой я получил орден Отечественной войны 1-й степени.
Двинулись дальше по польской земле. Запомнилось освобождение Белостока, причем немцы настолько быстро отступили, что ничего не сумели разрушить, а здесь располагались огромные заводы по производству пива. Мы же быстренько где-то раздобыли большие тары, есть свой транспорт, столько этого пива с собой взяли, что еще несколько дней видел такую картину: солдатня настолько напьется и лежит на обочине дороги во время марша. Кроме того, в городском парке имелись водоемы, в которых плавала здоровенная рыба. Штрафник снимал гимнастерку, рукава завязывал и ловил себе рыбку. В это время мы как раз принимали штрафников, я был исполняющим обязанности командира роты, тот находился в отпуске. И эти ребята почему-то посчитали, что я очень строгий. Когда признались мне, уже на передовой, моему изумлению не было предела. Оказывается, я смотрел не на лица, а себе в ноги, и все подумали, что я от ярости не хочу на них смотреть, иначе могу не сдержаться и врезать в морду.
Во время наступления мы вошли в какой-то лес и стали двигаться через большую поляну. Оглядываемся и видим, что на эту полянку выходят наши танки, а мы уже на той стороне. Вдруг прямо перед нами из кустов выезжает немецкая тяжелая самоходка. Встала над нами — а мы нашли вырытые кем-то окопы в полный профиль и спрятались в них — и открывала огонь по нашим танкам. Только Т-34 показывается на поляне, немец выстрелит и его подобьет. У нас же, как назло, нет ни одной противотанковой гранаты. Как ты вылезешь из окопа? Это все равно что самоубийство. Сжались в окопах и сидели, пока наши эту проклятую самоходку не подбили. Тогда мы вылезли, и что интересно, первый раз в жизни я увидел в немецкой самоходке убитую немку в экипаже, не мужчину, а женщину. Пошли с боями дальше, и тут меня ранило.
После выздоровления отправили в резерв 3-й армии. По всей видимости, в то время не требовался офицерский состав в штрафные роты, а в строевые части нас не посылали, хоть месяц сиди в резерве, хоть два. В штрафники люди не особенно шли, назначали только проверенных офицеров, ведь это большая ответственность. Тем временем моя родная 275-я штрафная рота вошла в Восточную Пруссию и участвовала в боях под городом Мельзак, вблизи которого в феврале 1945 года командующий 3-м Белорусским фронтом, дважды Герой Советского Союза, генерал армии Иван Данилович Черняховский был смертельно ранен.
Меня же с января 1945 года по февраль 1945 года назначили комендантом Гутштадтского уезда. Моей переводчицей стала Катя Телюкова, девушка с необычной и трагической судьбой. Она попала на работы в Германию одной из первых русских женщин, еще в 1939-м, когда в составе группы наших артистов, выступавших в Белостоке, оказалась в немецкой оккупации. Мой комендантский взвод состоял всего из 12 солдат, и, как назло, все старики, или хромые, или косые. А во главе я, раненый комендант. Думаю, бродячих немцев в округе еще полно, поэтому решил комендатуру сделать в трехэтажном каменном здании местной школы. Выбрал верхний этаж, чтобы в случае неожиданного нападения враги гранаты не смогли бы забросить.
