Над ухом трещала сорока, и мне пришлось открыть глаза. На ветке сидела бело-черная птица и зыркала на меня то одним, то другим глазом.
— Уйди, злыдня! — Я кинул в нее палкой, и сорока, гневно треща и оглашая лес возмущенными воплями, скрылась за деревьями.
Ругнувшись сквозь зубы, я встал и поежился. С утра в лесу было свежо, чего уж говорить о ночи? К ее середине я дал знатного дубаря и только каким-то чудом умудрился уснуть во второй раз. Если так будет продолжаться и дальше, то в одну из следующих ночей точно околею или подхвачу простуду, это как пить дать.
Судя по туману, скопившемуся возле самых корней деревьев, сейчас раннее утро и солнце появилось на небе не так уж давно. Кстати, сегодня небо меня уже не радовало, так как стали появляться облачка крайне нехорошего цвета. Как бы не было дождя. Осенний дождь — это одно из самых мерзких «удовольствий» для путешественника.
За весь прошедший день, хвала Саготу, дождь так и не пошел, и я протопал по Заграбе достаточно приличный отрезок пути. К вечеру наткнулся на звериную тропу, и моя скорость заметно возросла. Ни Вальдер, ни Рог Радуги никаких признаков жизни не подавали. Смешно сказать, владею одним из самых мощных артефактов в мире и никакой пользы от этого не имею. Ни тебе теплой одежды, ни верного арбалета, ни еды. Мог бы хоть в Авендум меня сразу переправить, а не заставлять тащиться по осенним зарослям! Тропа нырнула в густые дебри какого-то жутко разросшегося куста, подозрительно похожего на дикий шиповник, я сдуру решил преодолеть их нахрапом, и в итоге вся Заграба могла слышать мои ругательства по поводу проклятых колючих недоумков, разросшихся на пути у мирного человека. Зато, когда заросли кустов оказались позади, тропка вывела меня на берег маленького лесного озера с высохшим тростником по берегам и ржаво-коричневой водой, подернутой мелкой рябью. Я напился, а потом пошел прочь. До темноты было еще около часа, и у меня было время присмотреть более уютное местечко для ночевки, чем берег озера. Если летом ночами, а особенно по утрам от воды веет прохладой, то осенью от нее несет холодом, а у меня нет никакого желания мерзнуть больше, чем того требуют сложившиеся обстоятельства. К сожалению, от озера никаких троп не было, и мне пришлось топать, как Сагот на душу положит. Когда озеро и маленький голый овражек остались за спиной, в лесу появились достаточно большие проплешины, заросшие низенькими молоденькими сосенками. Тут уж я вообще пошел как по улице Смотра и хотел бьшо заночевать в этом месте, однако мой нос забил тревогу. Я почувствовал слабый, едва уловимый и смешивающийся с ароматом осени запах дыма.
— Или это пожар, или кто-то разжег костер, — пробормотал я, прижимаясь к ближайшему сосновому стволу и вытаскивая нож.
Любой другой заплутавший в великих лесах Заграбы поступил бы иначе и с воплями радости бросился бы к огню и разумным существам, что его разожгли, но я, знаете ли, ученый. Меня на медяк не купишь. Иногда общество разумных существ бывает намного опаснее одиночества. Так что нечего лезть на рожон. Вначале следует все хорошенько разведать, а затем уж кричать: «Братцы, я тутова!» Это вполне мог быть отряд орочьих разведчиков или того лучше какой-нибудь из эльфийских отрядов, забравшихся на территорию орков. Первые и Вторые любят устраивать тихую резню в угодьях друг друга. То, что вокруг меня законная территория орков, я нисколько не сомневался, но, на мое счастье, кривая на орков еще не вывела (и дай боги, чтобы не вывела). Если рассуждать здраво и впереди эльфы, то не стоит лезть к ним напролом, словно кабан через сухой кустарник. Ребята нашпигуют меня стрелами по самое не хочу и только потом станут разбираться, кто заявился к ним на огонек. Это потом, конечно, следует назвать имена Эграссы и Миралиссы и попросить помощи, а пока надобно быть осторожным. У меня только два глаза, и я не хочу получить в каждый из них по стреле. Также не следует забывать о перспективе встречи с орками. Если это они жгут дрова, то мне следует как можно быстрее отсюда сваливать и молиться, чтобы поутру следопыты Первых не наткнулись на следы чужака и не бросились за мной в погоню. Кто кроме эльфов и Первых еще мог бы разжечь костер? Гоблины. Но я не думаю, что это кто-то из маленьких зелененьких ребят. Племя гоблинов достаточно осторожно и не будет жечь костры в таких местах. А уж территория Золотого леса и вовсе не располагает к неосторожному поведению. Так что, скорее всего, гоблины отпадают. Кто еще? Люди? Очень сомневаюсь. В сердце Заграбы представители моего племени заходят крайне редко и по очень большой нужде. Но если у костра люди, то это или авантюристы, или воины Пограничного королевства, или полные глупцы. В любом случае, пока я здесь кукую, ничего не узнаю. Пришлось двигаться вперед, ориентируясь на едва ощутимый запашок дыма. Проплешины и сосны кончились, и лес вокруг меня вновь захватили величественные златолисты вкупе с низенькими осинами и березами. Видимость сразу же ухудшилась, и теперь поди пойми, что скрыто за красно-золотой стеной листвы и частоколом древесных стволов. А если еще присовокупить ко всем неприятностям такую штуку, как подступающие сумерки, вот-вот грозящие смениться очередной непроглядной ночкой, то становилось и вовсе худо. Запах дыма усилился, и это говорило, что я иду в правильном направлении. Под ногой предательски хрустнула ветка, хрустнула едва слышно, но я застыл и сморщился, словно мне наступили на любимую и горячо лелеемую мозоль. Ах как не вовремя! Спасибо воровской удаче, я пока что слишком далеко от огня, и меня не могут услышать.
«Следует быть осторожнее, Гаррет», — в сотый раз подумал я и, переложив нож из правой руки в левую, вытер вмиг вспотевшую ладонь. Давно я так не нервничал. Ну словно новичок, решивший грабануть первого в своей жизни прохожего!
Наконец меж древесных стволов мигнул огонек костра. Я нырнул к ближайшему златолисту и, прижавшись к стволу, стал всматриваться в густеющие сумерки. Вновь мигнул огонек, задрожал, исчез и опять появился.
«Осторожнее, Гаррет! Осторожнее! Поспешай медленно!»
Ну я и поспешил. Крайне медленно. Едва ли не на карачках. Чтобы, не дай Сагот, меня не заметили. Вначале огонек костра был размером всего лишь с жалкую песчинку, потом с мой ноготь, затем в половину ладони. Сумерки сменились ночью. Запах готовящейся еды, запах мяса, которого я не пробовал вот уже сотню лет, бередил разум и заставлял желудок призывно урчать. Огонь манил, и я осторожно приближался к нему, все ближе и ближе. Тихо и незаметно.
До костра еще оставалось ярдов пятьдесят, и я остановился, спрятавшись за очередным древесным стволом. Силился рассмотреть, кто сидит возле огня, но тщетно. Из моего укрытия обзор был поганым, и кроме отблесков огня я ничего рассмотреть так и не смог.
Я сделал шаг вперед, и тут же на меня обрушилось небо. Оно со всей силы хрястнулось мне на спину и заставило зарыться лицом в листья. Я дернулся, попытался вслепую отмахнуться ножом, но кто-то излишне расторопный крайне невежливо наступил мне на руку. Я взвыл и разжал пальцы. Они мне были как-то дороже, чем нож. Попытался перевернуться — не получилось. Брыкаться не имело смысла — тот, кто упал на меня с дерева, уселся мне точнехонько на лопатки, и ногами я его достать не мог. Впрочем, как и сбросить — гад отличался изрядным весом. Поначалу я думал, что на меня упала рысь или еще какая лесная кошка, но кошки, насколько я знаю, не обездвиживают руку, держащую оружие. Трепыхаться я бросил только после того, как второй враг уселся мне на ноги и заломил левую руку за спину. Я взвыл. Парень едва не вырвал мне руку из плеча. Затем настал черед правой руки, но я разом поумнел и перестал сопротивляться. В итоге процедура вышла не такой уж и болезненной. Тот, кто сидел у меня на спине, ничего не говорил, лишь держал свою лапищу на затылке и заставлял вдыхать запах прелой листвы и сырой земли. К этому времени второй надежно связал мне запястья веревкой. Все это было проделано быстро и совершенно молча. Угу! Чем дальше, тем веселее. Наконец тот, кто сидел у меня на ногах, встал, но его товарищ даже не подумал совершить благородный поступок и слезть с Гаррета. Он лишь схватил меня за волосы, оттянул мою голову на себя, так что слезы из глаз брызнули, а затем приставил мне к горлу что-то острое и жутко холодное. Я счел за умное впериться в небо и помалкивать.
