Обстановка такая, что убьет он меня и никто даже не увидит и не услышит. Он, конечно, разгоряченный, там его людей убивают, снаряды рвутся, мины, с воздуха бомбят. Я ответил «есть», спустился вниз, нашел своих ребят. Приказал им устраиваться в низинке и чиниться, а сам пошел в штаб. Прибежал в штаб, а там никого нет, все в ротах. Один замполит, партийный работник, больше 60 лет ему, сам из Краснодара. Когда Краснодар оставили наши войска, он в армию пошел, а семью немцы зверски замучили за отца-комиссара. Лежит на земляной лежанке, накрыт шинелью — малярией заболел.
— Кто там?
— Такой-то.
— Что случилось? Давай рассказывай!
— Так-то и так-то.
— Эх ты, мальчишка! В бутылку лезешь, ведь ты приказ не выполнил. Соображать надо!
А, думаю, черт с ним, все равно только 20 лет проживу. Пошел к ребятам помогать чиниться, а замполит отправился успокаивать начальника артиллерии. Починили паром, поели, немножко подремали и опять давай готовиться к следующему вечеру.
— Днем не переправлялись?
— Как придется. В любом случае днем технику не переправляли — все равно подобьют. Немцы нас и бомбили, и обстреливали, а когда соседи пошли вперед, то немцы прекратили нас атаковать. К нам стали силы подбрасывать, а мы, саперы, дальше не пошли. Утром рано я вышел на берег Днепра, смотрю по карте — Дериевка, большая деревня. Старшина саперной роты сидит на берегу и смотрит.
— Старшина, ты на что сейчас смотришь?
— Ти бачив, сейчас дядьку пройшов? Це мий тату.
Вот ведь какая война была. Дальше судьба его была такая — он заехал в Дериевку, и они встретились. Я уже после войны на встрече ветеранской узнал, что потом этот солдат был ранен, демобилизовался и дома работал председателем колхоза.
Потом, дней через десять, когда мы оборону укрепили на правом берегу и пошли дальше, на нашем участке навели большой понтонный мост. Очень удобное место было на том берегу: в низине можно высадиться, а после шел крутой подъем — прямого огня не будет. Когда пуле путь бугор преграждает, то у нее поражающая способность уменьшается. Когда я из госпиталя в июле 1944-го выписался и возвращался на фронт, я к этому месту переправы подошел специально погулять. Вышел на берег, как ни поднимешь горсть песка — в ней 2–4 осколка. Я не знаю, что это за ужас был!
Одно было хорошо — рыбы много немцы наглушили. Кушать-то надо было что-то! Как-то приехал из штаба бригады проверяющий, старший лейтенант, посмотреть, как дела идут у нас. Наступление уже успешно развивалось, он ходит, смотрит по сторонам. Я его пригласил поесть с нами. Спирт был, мы по полстаканчика выпили, и повар нам жареную щуку положил. «О, ты живешь! Почему нам не пришлешь, прислал бы корзину к нам в штаб». Какой там, было бы время!
— После форсирования Днепра как у вас дальше война складывалась?
— Мы форсировали Днепр южнее Кременчуга, дальше были страшные бои за него на правобережье. Там нас здорово потрепали. Все то же самое делали: разминирование, проделывание проходов, аэродром полевой однажды пришлось готовить, строить дороги, мосты.
На минном поле, не под огнем, в тылу, под аэродром готовили участок. Он был заминирован, а надо было там полевой аэродром построить. После обследования расставил людей, они работают, и вдруг сигнал флажком. Я подхожу:
— Что такое?
— Смотри, я еще таких мин не видывал. Не знаю, как дальше.
— Ну-ка, отойди подальше! — Давай сам изучать. Черт его знает, я сам таких не видывал. Пальцами осторожно расковырял, нет ли там сюрприза — не один пот с меня сошел. Потом понял, что безобидная такая мина, только мы ее не знали. Я обрадовался, открыл крышку и стал подниматься. Поднялся на колени, оперся на эту мину, и крышка захлопнулась. Крышка стукнула по чеке, а чека не выскочила. Я смотрю на нее — чуть-чуть держится. Мать честная, сейчас пошевелишься, и конец! Я взял ударник, конец которого за чекой торчит, схватил, зажал пальцами, вытащил взрыватель, бросил в сторону. Он взорвался, и я остался жив. Я встал и не знаю, живой я или мертвый. Кровь, может, переменилась вся.
— Если в 1943 год возвращаться: вас готовили для действий в подвижных отрядах заграждения?
— ПОЗ? Как же, бросали нас, как шведов. В феврале 44-го мы строили мост. Представьте себе, Днепр делает крутой поворот, по правому берегу укрепились немцы, 10 общевойсковых и две механизированных дивизии. Наши форсировали реку и держали там оборону с расчетом потом пройти вдоль берега. Командование поступило, как в Сталинграде: танковая армия Кравченко и войска Конева прорвались и окружили эту немецкую группировку. Гитлер приказал им не сдаваться. Мы были у Конева, на южном участке в 53-й армии, которой была придана наша 27-я бригада. Где-то в стороне была Цыбулевка, где стояла армия Ротмистрова и готовилась к прорыву. Эту армию перебросили по рокаде, по бездорожью от Цыбулевки в другое место. На рокаде была речушка, через которую я и строил мост, чтобы они могли незаметно пройти.
Задание было построить мост с расчетом на нагрузку в 45 тонн, понятно, что для танков. Я тогда не знал, для каких танков мы мост строим. Уже почти закончили, поставил указатели, дорогу почти сделали. Приезжает связной и передает приказ срочно явиться в штаб. Я стариков оставил, взял молодежь с собой. Пришли в населенный пункт, я приказал подкрепиться и пошел в штаб. Доложил, что мост готов.
— Хорошо, доставай карту! — достал карту. — Комбата Николаева знаешь?
— Знаю.
— Видишь квадрат такой-то?
— Вижу.
— Видишь дефиле? — Дефиле то было узким проходом. С одной стороны скалы, с другой — озеро, не пройти танкам. — Твоя задача закрыть этот проход, не дать немецким танкам выйти из окружения.
Представьте себе такую картину — только я за дверь взялся, он мне:
— Вернись-ка! — Положил мне руку на плечо, прижал к себе и говорит: — Ну, мой мальчик, надеюсь, ты меня не подведешь?!
Приказ есть приказ, я на ногах еле стою, так устал. Машина с минами уже стоит, ждет. Такое же задание получил мой друг Федя Соколов. Идем мы, а туда уже наши танки прорвались — Кравченко от Ватутина и наши из 5-й гвардейской ТА. Гитлер послал армию Манштейна для деблокирования, где было до 600 единиц бронетехники. Из окружения немцы стали выходить, а Манштейн им навстречу. Мы туда и идем. Федя, друг, и говорит:
— Саш, куда мы идем? Справа и слева стреляют, спереди и сзади тоже стреляют.
— Давай пойдем. Может, и найдем чего. — Федя от меня отделился, на свой участок пошел. Я был в районе сел Оситняжка и Листвянка. Мы идем, машина у нас сломалась — скаты лопнули. Мины тащим на себе, а каждая весит 5 килограммов. Каждый взял по две штуки через плечо, а часть мин осталась. Навстречу едет повозка пароконная, и солдат при ней нашего батальона, но не мой.
— Куда?
— Ой, там немцы!
— Ты-то куда? Где командир?
