Когда вернулись с танцплощадки ребята, подходит ко мне товарищ мой украинец Решетило (у нас пополнение пришло из Самарканда и Украины), который был вторым номером на пулемете „Максим“: „Володя, ты знаешь, мне очень неприятную вещь сказала моя подружка“. — „Что она тебе сказала?“ — „Она сказала, что нам завтра будет очень плохо“. — „Почему?“ — „Завтра начнется война“. Я подумал, что хоть девчонка и говорит такое, но ведь старшие командиры молчат, и, наверное, она ошибается. Часиков в 12 или в час ночи в Германию ушел состав с толкачом.
Немецкие солдаты осматривают первые трофеи.
Примерно в 2 часа ночи подбежал ко мне повар. „Володя, на кухне отключена вода! Завтрак я не могу готовить“. Через 10–15 минут он выскакивает опять: „Отключили электричество!“ Я понял, что девчонка права. И тут где-то в полчетвертого уже раздается могучий гул сотен самолетов, которые перелетают с запада на восток, на нашу территорию. Я понял, что это война! Побежал в штаб, там должен был быть офицер, дежурный по гарнизону. Никого нет. Я схватил трубку, чтобы позвонить начальнику штаба. Телефон не работает. Все-линии были порезаны. Я побежал в казарму: „Боевая тревога! Быстро хватайте „Максимы“, винтовки, патроны, и согласно боевому расписанию занимайте оборону“. И когда последние из солдат уже выбегали из казарм, раздался фантастический грохот. Мы сразу не поняли, откуда такие мощнейшие взрывы над цитаделью — самолетов же не было. А там, напротив крепости, стояли 600-мм пушки! Можете себе представить, какой от них грохот. Первые минуты… Растерянность… Даже мост взорвать из Бреста в Тересполь не успели! Сразу же через него повалили немцы. И браво начали нас окружать, и где-то через час — час с лишним они появились в проходной прямо перед нами… А ребята-то все были сонные, но они быстро организовались и очень хорошо встретили этот немецкий поток. Часть заняла окопы перед фортом — учебные и на случай неприятностей — мы думали, что они фактически не нужны будут нам. Ребята с этих окопчиков палили из пулеметов и винтовок. Часть бойцов заняла оборону в помещении штаба.
Со старой границы мы привезли десятка два „Максимов“ и штук 8—10 использовали, когда все это началось. Заняли позиции в столовой с пулеметами, и ребята открыли мощный огонь. Решетило и я ходили, командовали. Потом я лег за пулемет. После второй атаки (прошло, наверное, часа полтора-два с начала войны) появился броневик, но ребята с ним справились очень быстро. Только вошел на проходную, и его подбили прямо там гранатами и огнем из пулеметов. Наверное, пуля в смотровую щель попала и убили шофера… Опять отступили, а потом вновь пошли.
С левой стороны, прямо перед нами, появилась девятка самолетов. Я потом уже узнал, что это Ю-87, так называемые, лапотники и набросились на окопы перед укреплением… Ни один человек не пришел после этого удара. Представляете себе, на каких-то 100 метров 9 пикировщиков…
Тут мы заметили, что немцы решили нас окружить. Кроме того, у нас заканчивались боеприпасы — остались только НЗ-патроны (по 2 коробки на пулемет). Поэтому я дал команду открыть мощный огонь из пулеметов и винтовок и уходить. Тогда ни у кого часов не было, может быть, 2–3 часа оборонялись. Мы отошли в конец своего гарнизона, не зная, что немцы уже там. Решили рвануться к Северному гарнизону. Я с еще одним пограничником первым пробежали расстояние до Северного гарнизона. Началась стрельба, мы кувыркались, ползли… Прошли мы оба. А вслед ребята, оставшись без командира, рванулись все вместе, 40–60 человек. Как телята… Немцы открыли массированный огонь с автоматического оружия. Сюда больше никто не пришел. Может быть, они не все были убиты, но мы подойти туда не могли, потому что немцы тут же сразу пошли в атаку. Итак, из нашего подразделения один я остался жив. Во второй батарее ни одного человека не осталось. В третьей батарее еще остался жив один солдат по фамилии Чиж. Вот так за 2–3 часа войны из отдельного батальона остались 2 человека…»
Утром 22 июня гарнизоны дотов оказались в той же ситуации, что и части дивизий приграничных армий. Им нужно было по тревоге покинуть казармы и выйти на позиции. С учетом того что доты стояли близко от границы, времени на это практически не было. Командир взвода 18-го опаб А. К. Шаньков вспоминал: «С нападением гитлеровцев доты пришлось занимать под огнем. Это вызвало большие потери. Из 18 солдат и сержантов моего взвода в дот пробрались только пять… За снарядами, патронами и продуктами бойцы ползали на склад уже в ходе боя… Защитники нашей роты держались стойко. Особенно упорно отстреливались доты младших лейтенантов Москвина, Орехова, Глинина… Командир роты лейтенант Веселов погиб к исходу второго дня… У нас почти не осталось боеприпасов, взять их было негде. Склад взлетел на воздух еще 22 июня… Оборонительные сооружения, занимаемые ротой, из-за своей малочисленности не прикрывали друг друга огнем. Используя это, вражеская пехота и саперы подобрались к самому доту, начали забрасывать его связками гранат, заливать горючими веществами. Через вентиляционные отверстия в дот проникали газы. Я получил ранения в руку, ногу и грудь…»
На оголенные из-за невыхода на позиции частей 6-й и 42-й дивизий участки обрушился удар 2-й танковой группы Г. Гудериана. Она также строилась «проходческим щитом» — в центре армейский корпус (XII), а по обе стороны от него по одному моторизованному корпусу. Севернее Бреста наступал XXXXVII моторизованный корпус, а к югу — XXIV. В арсенале сил вторжения было немало техники, которая первоначально предназначалась для войны на Западе, а в 1941 г. была использована против Советского Союза. Помимо уже упоминавшихся выше 600-мм мортир можно назвать пикирующие бомбардировщики Ju87R. Первоначально эта модификация с увеличенной дальностью полета предназначалась для морских ТВД. Однако самой известной технической новинкой стали так на-зываемые «ныряющие» танки (U-Panzers или Tauchpanzers). Танки Pz.lll-Pz.IV и штурмовые орудия Stug III оборудовались аппаратурой подводного вождения Z-w, позволяющей преодолевать водные преграды глубиной до 5 м с жесткой трубой-«шнорхелем» или 15 м с гибкой трубой-шлангом и дополнительным насосом (в 1941 г. имелось оборудованных таким образом 120 танков Pz.Ill,40 танков Pz.IV и 40 Stug III). Первоначально эти танки и штурмовые оружия должны были использоваться в операции «Морской лев» — вторжении в Англию. Их предполагали сгружать с барж неподалеку от берега, чтобы они затем по дну шли к побережью и с ходу вступали в бой. Утром 22 июня «ныряющие» танки были использованы для преодоления по дну пограничного Буга.
Гудериан позднее вспоминал об этих событиях: «В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин. — первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки, 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана „Морской лев“. Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м.
