— Надо расспросить мастера Квилда. Он может что-нибудь знать про дом и его хозяина.
— Возможно, — согласился с Миралиссой Алистан. — Но по тому описанию, что нам дал Медок, трактирщик вряд ли что поймет. Завтра поутру узнаем точный адрес и тогда уже начнем расспрашивать. Не думаю, что за ночь ключ покинет дом. Раз там живет кто-то из дворян, да к тому же ранненгских, то дом должен быть истинной крепостью, и было бы глупо переносить ключ в другое место.
— Лучше не рисковать, — посоветовал Эграсса. — Один раз мы уже поступили глупо, и не следует возводить глупость в привычку. Шанс, что ключ покинет особняк, все-таки существует, и если мы потеряем ключ сейчас, то вряд ли сможем его найти.
— Ты прав, оставим возле дома наблюдателей. Дядька, распорядись!
— Ну дык… Добровольцы до конца ночи имеются? Воины переглянулись.
— Утром отосплюсь, — наконец сказал Сурок и, сняв с плеча Непобедимого, передал его мне. — Посмотри за ним.
— Погоди, я с тобой прогуляюсь. — Из-за стола встал Эграсса и, взяв с'каш, вместе с Диким вышел из таверны.
— Ох! — Медок хлопнул ладонью себя по лбу. — Они же не знают, куда идти!
И воин побежал догонять Сурка и Эграссу.
— М-м-м, — задумчиво протянул Делер. — Мне показалось или треш Эграсса действительно захватил с собой клинок?
— На эльфов закон Ранненга не распространяется, Делер, — улыбнулась Миралисса. — Мы можем носить оружие где угодно.
Делер разочарованно крякнул и пробурчал себе под нос, но так, чтобы не услышала Миралисса:
— Как зубастый, так можно с собой хоть катапульту таскать, а как честный карлик, так не разрешают взять в город какую-то безобидную секиру!
Я подхватил дремлющего линга и отправился спать, мучительно вспоминая: вытащил ли я из седельных сумок затычки, спасающие меня от храпа Мумра? Слушать всю ночь трели и рулады Фонарщика мне абсолютно не улыбалось…
Кли-кли как всегда кинул одеялко на пол между двумя кроватями. Из ушей маленького паршивца торчало добрых сто унций ваты. В этот раз гоблин подготовился к звуковому штурму Дикого на «отлично».
Глава 5…
И ПРОДОЛЖАЮТСЯ
На следующее утро меня разбудили резкие и злые визги Непобедимого. Со сна я поначалу вообще не мог понять, отчего слышу вопли линга, если у меня в ушах две прекрасные пробки, спасающие от звуков, издаваемых храпящим Фонарщиком?
Божественное озарение сверзилось на меня как всегда неожиданно. Разгадка была очень простой — я слышу Непобедимого потому, что какая-то маленькая зелененькая гоблинская вонючка каким-то немыслимым образом умудрилась вытащить затычки из моих ушей, пока я спал!
— О! Смотри! — раздался голос Кли-кли. Линг завыл еще сильнее.
— Попробуй поднести палец к нему поближе! — В голосе Мумра слышался искренний интерес.
— Угу, сам поднеси! Цапнет!
— Да не цапнет!
— А я говорю, цапнет! Посмотри, как он зубы оскаливает!
— Слушай, Кли-кли! Когда тебе еще представится такая возможность его погладить? Сурка нет, а его Непобедимый под твоим боком. Можешь наконец-то попробовать с ним подружиться! Поверь, он тебя не укусит!
— Говоришь складно, только вот доверия у меня к твоим словам ни на медный грош!
— Ну, твое дело, — уж очень безразличным голосом произнес Фонарщик. Не хочешь гладить, не гладь. Буди Гаррета и пошли завтракать.
— Пока некоторые храпели за всю армию Мирануэха, я уже успел позавтракать, — ворчливо ответил Кли-кли, а затем, деланно вздохнув, сказал: — Ладно, поглажу, авось не укусит.
Тут же предупреждающе завизжал Непобедимый, давая понять, что фамильярностей он не потерпит. (Зверек на дух не переносил, когда Кли-кли пытался его погладить.)
— Ай! Больно! Он меня цапнул! Клянусь великим безумным шаманом Тре-тре, крысеныш меня цапнул! — заорал гоблин.
— И мало, — сказал я, открывая глаза. — Чего к нему лез?
— Гаррет! Ты на чьей стороне? Ты за меня или за эту лохматую ненормальную выхухоль? Посмотри! Он меня цапнул!
Кли-кли в качестве доказательства и обвинения сунул мне под нос свой прокушенный палец.
— Мало тебе, — злорадно произнес я. — Вот Сурок узнает, что ты над его зверем издеваешься, он тебе голову оторвет.
— Дурак ты, Гаррет, — сказал Кли-кли и облизал раненый палец.
— Э нет! Позволь, — сказал я, вставая с кровати. — Дурак не я, а ты.
— Верно, дурак, — благосклонно согласился Кли-кли. — Но к тому же я еще и мудрец. А вот ты просто дурак!
— Это отчего же ты мудрец? — вмешался Фонарщик, прислушивающийся к нашему спору.
— Как отчего? — фыркнул я, надевая рубаху. — Его в детстве головой с крылечка уронили, вот он и считает себя мудрым дураком.
— Может, я и мудрый дурак, но ты, Гаррет, дурак самый настоящий! И знаешь почему? Потому что мудрец знает, что он дурак, а следовательно, он мудрый дурак! А такие, как ты, считающие себя наиумнейшими и наимудрейшими, даже не догадываются, какие они круглые дураки!
— Ну у тебя и рассуждения, — заметил я — Ты не пробовал в Университет профессором философии пойти?
— Какие мы слова знаем! — Это легкое утреннее переругивание очень забавляло маленького гоблина. — Фи-ло-со-фия! Небось такой дурак, как ты, десять лет это слово учил? А насчет рассуждений, я тебе очень быстро докажу, что ты дурак! Хочешь?
— Нет.
— Потому что ты дурак! — не преминул напомнить мне гоблин. — Боишься?
— Просто от королевского дурака я никаких доказательств слышать не хочу. Ты пустомеля, Кли-кли.
— Я пустомеля?!! Нет, я тебе докажу, что ты дурак, который не слушает мудрецов! — распалился гоблин. — Вот смотри! Доказательство первое! Кто может впутаться в Заказ о Роге Радуги?
— Дурак! — Мне скрепя сердце пришлось признать правоту зеленого.
— О! Да ты мудреешь не по дням, а по часам! — искренне восхитился шут, заматывая прокушенный палец носовым платочком.
Платок был далеко не первой свежести, да к тому же по его краям были вышиты голубые цветочки весьма пошлого вида. Скорее всего, этим платочком пользовался еще дедушка Кли-кли, а когда пришло время, он передал его в подарок внуку (естественно забыв перед этим постирать подарочек).
— Продолжим нашу дискуссию, — не унимался шут. — Доказательство второе! Когда ты отказался признавать верность гоблинских пророчеств, рассказывающих о Танцующем в тенях, то есть о тебе, ты разве повел себя не как наикруглейший из самых круглых дураков?
— Я повел себя как умный человек. Больно мне надо быть в ваших нелепых пророчествах. Дураком я стал в тот момент, когда разрешил называть себя Танцующим в тенях!
