Урядник вышел и долго гремел замком. Потом он почему-то так же долго толокся на скрипучих ступеньках крыльца.
Когда его шаги смолкли и где-то поодаль скрипнула дверь дома, Катя сбросила Дунин полушубок, заложила руки за спину и принялась ходить по избе.
— Нет, тут совсем неплохо, тепло, свет в окошко падает, на кровати солома. Спать будет мягко. — Она говорила негромко, все больше и больше убеждаясь, что совет брата действительно резонный. От собственного голоса, от движения по избе ей стало как-то лучше, спокойнее, и она улыбнулась сама себе, подумав: "А всетаки дом Лукьянова я им не выдала. Теперь уж никак его ко мне не прицепишь. Взяли на улице…"
Возможно, со стороны все это говорение показалось бы смешным, но Катя продолжала ходить по избе и рассуждать:
"А тебе, милая Машенька, самое лучшее как можно скорее вернуться в город, чтоб вдруг не спохватились власти насчет тебя. Я понимаю, как тебе не хочется покидать родное село… Тут родители, а главное — Тимофей, но все-таки не задерживайся, поспеши… Кстати, и пану Насимовичу сообщишь о моей беде".
Катя сама не могла бы определить, сколько времени она ходит по избе, но вот заскрипели ступеньки крыльца, загремел замок, взвизгнула дверь. Вошел урядник, заполонив собой все свободное от вещей пространство в избе. В руках у него были краюха ржаного хлеба и миска с горячими щами. В миске плавала раскрашенная деревянная ложка.
— Сходи на двор да садись обедай, барышня, — ставя на стол миску, сказал урядник.
Катя покинула избу, вернулась с красными руками, растирая комочки снега.
— А вода в рукомойнике налита, — заметил урядник и посторонился, пропуская Катю к столу.
— Спасибо. — Катя села на табуретку, принялась есть.
Урядник не уходил, ждал, когда она доест, чтоб сразу унести посуду.
— Вы мне скажите все-таки, за что вы меня задержали, господин урядник. Я же беженка и так намучилась. — Катя решила воспользоваться присутствием урядника и прощупать его настроение.
— Смутьянство… Разве на сходке можно этакое говорить? Мужик и так в злобе. Его только чуть подзуди, Ън столько горшков набьет, что потом в год не склеишь. — Урядник говорил без ожесточения и не бычился, как несколько часов тому назад, не фыркал и не оттопыривал свои обветренные, с кровоточинками губы.
— Я ничего худого не говорила. Сказала то, что знала. Вы-то что, разве не среди людей живете? Разве не знаете, как все бедствуют? — Катя произнесла эти слова спокойным тоном, наблюдая за урядником, стоявшим в некотором раздумье. — Небось и ваши сыновья в окопах вшей кормят неизвестно во имя чего?
— Двое их у меня. Семен — старшой, по ранению па побывке был. А Васюха без вести сгинул. Год прошел, а от него ни слуху ни духу. — Голос урядника дрогнул, он опустил голову и всхлипнул.
Катя торопливо похлебала щей, глотая неразжеванную корку, сказала:
— Отпустили бы вы меня, ваше благородие. Ну скажите, что я вам плохого сделала? Вы вон по сыну плачете, а у меня война и отца унесла, и мать, и брата.
С сестрой почти три года не виделась… Отпустите, господин урядник, не мучайте бедного человека. — Катя на ходу сочиняла свою новую биографию.
Урядник вскинул голову, рукавом шинели вытер лицо, стянул морщины к носу:
— Барыня… Она ж со мной что хочешь сделает. Два раза присылала узнать, точно ли барышню схватили…
Сама, вишь, свидетельствовать насчет тебя будет. Может быть, голубка, повинилась бы перед ней: мол, так и так, по неразумности… Коли скажет, мне что?.Замок в один момент сниму.
Ну уж нет! Такой ценой покупать свою свободу Катя не собиралась, если б даже грозили ей самые страшные кары.
— Да что вы, Христос с вами! — воскликнула Катя. — На что вы меня толкаете? Пресмыкаться перед гадиной я не стану!
— Вот то-то и оно, — понимающе сказал урядник и чуть поклонился Кате. Наехала коса на камень. Прощевайте до вечера.
Он ушел, и Катя принялась снова ходить по избе.
Надежды на освобождение нужно отбросить. Ей стало смешно: весь этот разговор с урядником показался никчемным. Она же понимает, что ждать какого-то снисхождения от этих людей у нее нет ни малейших оснований! Совершенно ясно, что произойдет дальше: завтра же ее повезут в город. Там ее полиция передаст жандармерии. А у той она уже в руках. И все-таки ей нужно подумать, как вести себя. Пока Акимов не выбрался за границу, она будет всячески затягивать следствие.
Ей придется отказываться от показаний, а потом подвергать доказательства жандармерии сомнению и оспариванию. Потянутся месяцы, а может быть, и годы… Ну что ж, ее это не страшит, она знала, на что шла…
Катя устала ходить. Кинув Дунин полушубок на кровать, она подбила под него солому, прилегла и задремала. Очнулась от свиста ветра, от толчков в стены избы. Катя подошла к заиндевевшему окошку, пальцем оттаяла глазок и стала рассматривать, что там делается.
Сгущались сумерки. Ветер вздымал снежные столбы, и они с яростью проносились по пустынному проулку.
"Метель! Да еще какая метель! Ни зги не видно. Может быть, и завтра придется сидеть здесь, — подумала Катя с тоской. — Ну а куда тебе торопиться? Не все ли равно, завтра или послезавтра повезут тебя в город? Чем больше будет задержка, тем лучше, — рассуждала она мысленно. Глядишь, и Ваня проскочит через Томск, да и Маша будет в городе, скажет обо всем Насимовичу, и тот хоть передачу организует".
Когда уже совсем стемнело, пришел урядник. Принес огрызок свечи и чашку с едой.
— Такой буран, барышня, что с ног валит, — сказал он.
Катя вышла во двор, который был наглухо покрыт жердями и соломой, но, несмотря на это, в щели заплота прорывались струйки снежной пороши, и темный двор покрылся белыми полосами. Катя прислушалась к ветру. Он свистел как соловей-разбойник, выл по-волчьи, гремел, сдирая с домов тесовые крыши. Нет, что ни говори, а положение ее несравнимо с тем, кто в этот час шагает по тракту с этапом. Катя заспешила в тепло.
Урядник уже зажег свечку и разложил по столу Катин ужин: вареную картошку, соленые огурцы, кусок хлеба и кружку воды.
— Как, господин урядник, по-вашему, возможен наш отъезд завтра? спросила Катя.
— Куда там! Хоть бы через два дня выбраться. Переметет за ночь дорогу сугробами в двухэтажный дом.
Разве их пробьешь сразу? Пока-то обозы накатают…
На этот раз уряднпк держался более строго. Катя попробовала расспросить его, давно ли он при должности и что его заставляет быть на этой беспокойной и презираемой народом службе, но урядник разговора не поддержал.
— А голову потерять на войне лучше? Жизнь прожить, барышня, не поле перейти, — вздохнув, сказал он и мрачно замолчал.
Урядник ушел, пообещав рано утром зайти. Свечка догорела и погасла. В избе стало темно. Белесым пятном виднелось лишь окошко. Ветер, по-видимому, подул еще сильнее. Изба содрогалась от его ударов, на крыше что-то поскрипывало и постукивало.
