— А русские эти люди были или, может быть, остяки? — спросил Скобеев, переглядываясь то с Лаврухой, то с Алешкой.
— Русские! И русские не наши, не нарымские. Видать, из других краев.
— А как ты узнал, что не нарымские? — с недоверием спросил Скобеев.
— А так. Наш житель веслом гребет отменно от других. Часто-часто, и весло у него как пришито к борту. А житель других мест сколько гребет, столько и правит веслом, закидывает его вот этак, от себя подальше.
— А ведь в самом деле, отец. Я тоже примечал это, — вступил в разговор Еремеич.
Юван оценил слова Еремеича, закивал головой, весело сказал:
— Чтобы на обласке по-нашему ездить, надо обвыкнуть, вырасти на нем. Необвыкшего человека хоть где узнаю.
— И говоришь, которые вынули у тебя из сетей рыбу, не из этих мест были? — стараясь преодолеть какие-то свои сомнения, вернулся к прежнему Скобеев.
— А это уж так — не из наших, — с усмешкой ответил старик.
— А еще какие-нибудь приметы были, что люди не наши? — не отступал от расспросов Скобеев.
Юван молчал, чмокая, сосал чубук трубки. Вдруг встрепенулся весь, с твердостью в голосе сказал:
— Были!
— Какие же? — Скобеев смотрел на старика в упор, боясь моргнуть.
— А вишь какие. Тот, с обласка, грозил мне винтовкой. А у наших, у нарымских, откуда могут быть винтовки?
— А ты насчет винтовки не ошибся, отец? Мог и просто ружье принять за винтовку.
Юван даже обиделся на такие слова Скобеева.
— Да, я что, слепой! Ты, может, большой начальник, сам плохо видишь? Ну-ка, что вон там, на сосне, чернеет?
— Где? Укажи точнее, — немного растерялся Скобеев.
— Вон на той стороне реки, на мысочке. Третья сосна справа.
— Ничего там не чернеет. Тебе кажется, отец.
— Нет, чернеет, большой начальник. Птица сидит. Постой, разгляжу: беркут или глухарь. — Юван прищурился, приложил ладони к глазам. — Глухарь!
Лавруха, Еремеич, Алешка принялись с азартом рассматривать третью сосну справа.
— Ничего там нет, — сказал Лавруха.
— По-моему, птичье гнездо.
— Нет, Еремеич. Скорее какой-то нарост. А сейчас я принесу бинокль, — вставая, сказал Алешка.
— Постой, паря, я докажу. — Юван взял свое ружье, выстрелил в небо, и все увидели, как над сосной, размахнув саженные крылья, взмыла огромная птица.
— Глухарь! — в один голос крикнули Скобеев и Лавруха.
— Ну вот, большой начальник. Знай, как Юван все примечает! — Старик весело рассмеялся, его и без того широконький нос расплылся на скуластом плоском лице.
— Хорошо, отец! Ты и молодых заткнешь за пояс, — похвалил старика Скобеев.
— Как же иначе? Нельзя остяку-ханту без глаз. Ничего не добудешь, — просто, без всякой похвальбы сказал Юван.
— А как, по-твоему, отец, с чьей подмогой эти, которые рыбу у тебя вынули из сетей, сотворили черное дело? — допытывался Скобеев.
— С Порфишкиной. От него все беды случались на Васюгане. Если хочешь правду узнать, большой начальник, тут ее ищи.
— А ваши не злились на коммуну? Не могли они озлобиться за то, что коммуна на хорошие угодья села?
— Порфишкина эта уловка. От себя отводил. И отвел-таки! Замазал парабельским начальникам глаза. Остяк и при царе на русского не подымал руку, а при советской власти и подавно. Коммуна никого не угнетала, она Ёське хлеб дала, припас дала. За что же на нее нападать? Сам посуди!
До полудня Юван сидел у костра. Он еще не вступил в артель, сомнения обуревали его, и он не скрывал своих сомнений.
— Без артели плохо, с артелью тоже несладко, — делился своими раздумьями Юван.
— Почему, отец? В артели легче будет жить. Крупные ловушки начнете заводить, новые угодья осваивать. А мало-помалу катера у вас появятся, моторы. Одному-то разве под силу такое? И на купчиков больше надеяться нельзя. Время Порфишки кончилось, — убеждал его Скобеев.
— Так-то оно так, большой начальник, а только артель для меня — чистый убыток. Добываю я больше всех, а получать буду вровень с другими.
— Э, так не годится, товарищ Юван. Раз больше добыл, больше и от артели получай.
— Так-то бы подошло. А только у наших в артели все поровну дают. Плохие охотники верх взяли. За спиной у других жить хотят.
— Наладится, отец! Трудно с первого дня на новую жизнь перейти так, чтоб ни сучка ни задоринки не было.
— Не ладное это дело — за лодырей промышлять, — стоял на своем Юван.
Когда Юван принялся собираться в отъезд, Скобеев решил подарить ему трубку с насечкой из красной меди. Трубку Скобеев сделал сам, коротая в городе длинные зимние вечера, еще до прихода к нему Алешки.
Юван обрадовался подарку, как ребенок. Он долго рассматривал трубку, то поднося ее к самым глазам, то любуясь ею на расстоянии вытянутой руки. Потом он заложил в трубку табак и принялся ее раскуривать. Тяга была хорошей, табак не горел, а медленно тлел, трубка оказалась на редкость удачной…
— Шибко добрая трубка, большой начальник. Юван никогда тебя не забудет. Юван — большой друг тебе, — бормотал старик, выпуская изо рта густые клубы дыма. Вдруг он молодо вскочил, побежал к своему обласку и тут же вернулся. В руке он держал несколько чернохвостых горностаевых шкурок, нанизанных на нитку.
— Возьми, большой начальник, от Ювана, — протянул он горностаев Скобееву, — Епишке-шаману вез. Старуха хворала. Шаманил. Лисицу дал, мало показалось, ругался, паскудный. Велел еще пушнину везти.
Скобеев в первые секунды опешил, попятился. Но, услышав, что старый хант приберег горностаев для шамана, сказал:
— Правильно, Юван, что не шаману, а государственной базе горностаев сдаешь.
— Тебе, большой начальник, тебе! Друг ты мне! — Юван обнял Скобеева.
— Нет, братец мой, так не пойдет. Такого подарка Скобеев не примет. Он не шаман Епишка.
— Бери, говорю, друг Скобеев! — уже сердясь, сказал старик. — Юван еще добудет. Юван — фартовый!
— Пойдем, Юван, на баржу, — предложил Скобеев. — Горностаев твоих оприходую по книге, выпишу квитанцию, купишь еще товаров.
— Не пойду! Тебе дарю, — упорствовал Юван.
Лавруха и Еремеич стали уговаривать охотника, но идти на паузок за товарами он отказывался, настаивая, чтоб Скобеев взял горностаев.
— Нехорошо так, Юван, — теперь уже начал сердиться и Скобеев. — Если ты не возьмешь платы за горностаев, я буду вынужден трубку у тебя отнять. Мы поругаемся, а нам дружить надо.
Только это и образумило Ювана. Он с досадой махнул рукой.
— Пойдем! Давай товар, большой начальник Скобеев!
