Дэйл молчал.
– Я до сих пор помню ее лицо и соломенные волосы. Помню… Она умерла, а я, идиот, подошел к ней и снял вот этот браслет. Гордился. Трофей добыл. Осознание того, что совершил, пришло после. Убил человека. Ни в чем не повинного. До сегодняшнего дня я не могу найти себе оправдания. Хотя ушел из банды Винсента. Потом лет десять шлялся по всем Обжитым землям. Таскал браслет, как напоминание. Почему ты молчишь? Осуждаешь?
– Я слушаю.
– Слушай. Я никому не рассказывал об этом и, наверное, больше не расскажу. Ты знаешь, что убийцу тянет на место преступления? Я вернулся назад, в ту деревню. В эту деревню. Другие люди, другие дома. Ничто не напоминало о трагедии прошлого. Я остался здесь. Наверное, судьба, – горько произнес Ив. – Женился. Появились дети, дочку назвал в честь той незнакомки. Соломкой. Пытался искупить свой грех.
– Не получилось?
– Нет. Ночами все равно приходили сны. Вот на этом самом крыльце я молил бога, чтобы он или наказал меня, или простил. А сегодня, сломав ногу, понял, что пришла справедливая расплата за прошлое. Но потом появился ты, и я получил надежду, что Господь простил меня, послав тебя спасти никчемную жизнь. Значит, шанс быть прощенным есть даже у убийц… Возьми этот браслет себе. Поверь, он – самое ценное, что у меня есть в этом мире.
– Это щедрый подарок, – Дэйл надел украшение на руку и крепко сжал пистолет. – Ты не знаешь, будет ли дождь, Ив?
– Не думаю. У нас два раза в день такого чуда не бывает.
– Жаль. Я прошел с ним через всю жизнь, но, видно, придется уходить без него.
Они еще немного посидели, вслушиваясь в звуки летней ночи.
– Мне пора, – Дэйл встал и убрал пистолет за пояс. – Дорога ждет.
– Ты не осуждаешь меня? – тихо спросил Ив.
– Я сам много убивал. Бог тебе судья. Прощай.
– Если решишь вернуться, знай, в этом доме тебе всегда будут рады.
Старик кивнул и, не оборачиваясь, пошел прочь. На горизонте коралловой нитью просыпалось…
…утро. Оно преобразило вечно тоскливую и мертвую пустошь, за ночь превратив ее в цветущий сад – рай, который погибнет через несколько дней и возродится вновь только с очередным дождем.
От буйства красок рябило в глазах. Синие, желтые, фиолетовые, лиловые цветы сплошным ковром покрывали землю. Ветер колыхал одеяло ослепительно красных маков, скрывших под собой железнодорожные рельсы. Радужные бабочки кружились в хороводе. Деловито гудели невесть откуда взявшиеся пчелы. Надувая пузыри в лужах, выводили песни семейства проснувшихся лягушек. Им вторили пустошные крысы, оглашая окрестности радостным пронзительным писком. В небе промелькнула маленькая пестрая птичка, и веселая трель разноцветными коленцами упала на ожившую землю.
Вопреки всем законам, жизнь возродилась. На несколько коротких дней мир ожил волшебной сказкой весны.
Но старик этого уже не видел. Он умер, когда ушел дождь.
ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ
В этот солнечный осенний день Василий решил последний раз обойти Лес. Первым делом он побывал возле покинутого комарами и развеселыми лягушками Кикиморового болотца. Кот помнил то счастливое время, когда июньскими вечерами квакушки играли на трубах и саксофонах бархатный блюз, и все жители Леса приходили послушать чудесный концерт.
После болота Василий попрощался с мертвой и безмолвной Опушкой Лешего, на минутку заглянул к Трем соснам, но солнечная полянка тоже оказалась пуста. Многие не стали дожидаться последнего дня, и ушли в портал еще до того, как сказка начала умирать. Он их не винил, а даже подталкивал к этому нелегкому решению – оставить волшебный Лес навсегда.
Направляясь к Пьяной пуще, Василий встретил грустного Старого Шарманщика с выводком усталых и зареванных кукол. Увидев кота, старик едва заметно кивнул и перебросил мешок с поклажей Театра с одного плеча на другое.
– К порталу?
– Да.
– Никого не забыли? – на всякий случай поинтересовался Василий.
– Карабас с Артемоном куда-то запропастились, – всхлипнула очаровательная синеволосая куколка. – Я волнуюсь, милорд Смотритель.
– Постараюсь их найти.
Та в ответ благодарно хлюпнула носом, покрепче сжала руку носатого паренька, на голове которого красовался смешной полосатый колпак, и поспешила за Шарманщиком.
– Портал закрывается сегодня вечером! – крикнул Смотритель им вслед.
Никто не обернулся. Они и так знали, что сегодня последний день, но Василий считал своим долгом предупредить каждого. И делал это по пять раз на дню вот уже вторую неделю.
Кот направился дальше, кляня Карабаса и его дурного пса. С того момента, как волшебство стало покидать Лес, сторож Театра слишком сильно налегал на вино, и теперь, кто знает, где его искать? Упустит момент, и поминай, как звали. Василий, недовольно фыркнув, встопорщил усы. Придется искать пропавших, а ведь он еще не побывал в Пьяной пуще и не попрощался со старым дубом возле Лукоморского холма. Даже в последний день Леса у него нашлись дела.
– Привет, кот!
На ветке ближайшей березы сидела толстая ворона.
– Привет, Вешалка. Я думал, что ты уже ушла.
– Ха! – хрипло каркнула та, недовольно нахохлившись. – Во-первых, не ушла, а улетела. И, во-вторых, у меня по всему Лесу заначки сыра. Пока все не съем, не свалю.
– Смотри, жадность до добра не доводит, – предупредил он. – Сегодня вечером портал закрывается.
– Твои слова под цвет твоей шерсти, котище, – довольно невежливо фыркнула ворона, но Василий не обратил на это внимания. Он не имел привычки обижаться на старых друзей.
– Мое дело предупредить. Когда волшебство покинет Лес, станешь обыкновенной птицей.
– «Мое дело предупредить»! – сварливо передразнила Вешалка. – Ты хоть и Смотритель, но мне не указ. Ладно, не волнуйся, всего два куска осталось. У Лукоморского холма к вечеру будешь?
– Да.
– Вместе и махнем, шоб мне Лиса перья общипала! Бывай, хвостатый!
– Стой! – поспешно окликнул ее кот. – Ты Карабаса с собакой не видела?
– Карабаса? – уже готовая взлететь, птица призадумалась. – Вроде нет… Спроси у Людоеда, они с бородатым давние приятели.
– Спасибо, ворона, – поблагодарил Василий.
– Не за что, – каркнула Вешалка. – Ты знаешь, что Феоктист вчера скончался?
– Как?!
– Когда все стало умирать, Пруд пересох, а водяные без воды… Вначале все его мальки, а потом и он за ними. Не хотел уходить. Говорил, что Лес и Пруд – его дом. Сам ведь помнишь, каким он упрямым был.
– Помню, – вздохнул кот. – Мы с Кощеем так и не смогли уговорить его.
Смерть старого водяного опечалила Василия.
