– А я, типа, такая… – пылко излагала Ксюша, как всегда одновременно сочиняя новую причёску.
В этот самый миг открылась дверь менеджерского кабинета.
Из него возникла Лиза в белой блузке.
Все оторопели.
– Так, ребята, – начала она. – В чём дело? Полдевятого уже! Все быстро за работу!
А потом добавила для глупых:
– Я ваш новый менеджер.
Девчонки и мальчишки обречённо потащились в зал, и новая начальница прошествовала следом, гордо и красиво, заставляя Лёшу вспомнить, как приятно она смотрится в трусах и чёрной маске.
Когда Алёша оказался с глазу на глаз с бабой Машей, жарщицей котлеток, вышедшей на шум из кухни, он услышал пышную тираду, состоявшую из всех возможных слов, имевших отношение к падшим женщинам и детородным частям тела: да, конечно, в адрес Лизы.
– Ой, ну зачем вы так? – сказал Двуколкин.
– А чего? Я ничего! Да все ведь знали, что её назначат! Доченька Пинкова, как-никак!
Алёша разучился удивляться.
– Так, объяснишь мне, наконец, кто ты такая? – спрашивал Двуколкин, сидя в кабинете у начальницы и со смущением глядя на предусмотрительно запертую дверь.
Прошло примерно пятьдесят минут с открытия «Мак-Панка», а до Революции осталось около пятнадцати часов. Досыта наигравшись в строгую начальницу над Лёшей, объяснив всем подчинённым, что уход Снежаны это не причина не работать, и удостоверившись, что всё идёт как надо, Лиза затащила Алексея в кабинет. Теперь они сидели вместе там, где юный антиглобалист не так давно набрасывал футболку на башку Снежане и закапывал в какие-то газеты революционные улики. Менеджер смотрела на стюарта таким взором, что он чётко понимал: сейчас ка-а-ак прыгнет! Он немного волновался, потому что не вполне умел то, что надо делать с дамой, но при этом был весьма доволен избавлению от уборки помещения и тому, что так внезапно оказался фаворитом симпатичнейшей начальницы. Но всё же мысль о том, что сообщила баба Маша, и столь внезапный Лизин взлёт покоя не давали. Алексей спросил открыто.
– Ты – дочь Пинкова?
Лиза очень удивилась:
– Дочь Пинкова? Я? Ну, да. И что такого?
– Да ты что, не понимаешь? Это заведение – символ тех вещей, с которыми мы боремся! Блин, почему ты не сказала это раньше?
– Ну… я думала, ты знаешь. Все ведь знают. Даже баба Маша.
– Да откуда я мог знать, когда мне не сказали?! Лиза, ты чего, не понимаешь, что всё это значит?!
Лиза не сказала ничего, лишь посмотрела очень хищно.
– Чёрт возьми… – бубнил Алёша. – Как же я своим-то покажусь? Хорош, блин, антиглобалист! Работает в «Мак-Пинке», да ещё сошёлся, блин, с хозяйской дочкой! Сериал бразильский, я не знаю! Детский сад! И тоже туда же… «Маркузе, Маркузе…», «Некоммерческое творчество…», «Я – Корвалан»… Тьфу!
– Ты такой же, как и все, – сказал Лиза.
– Я? Какой – такой же?
– Да такой! Я для тебя не Лиза, я – не я, а просто дочка шефа! Сам сказал! Чёрт, бесит! Думала, хоть ты меня считаешь просто за девчонку, а не чью-то там наследницу!
– Но я так и считал! Вернее, считаю! – Лёше стало стыдно. – Слушай, я ж в тебя влюбился, когда думал, ты простая!
– А теперь что?
– А теперь… Теперь выходит, что я предал Революцию. Ну, Лиз, сама подумай! Я ведь заинтересован в твоём счастье! Значит, и в деньгах твоего папы!
– Между прочим! – менеджер чуть-чуть не закричала, но внезапно спохватилась и заговорила почти шёпотом. – Блин, между прочим, папа мой это не просто так, мешок с баблом, как вы считаете! Он человек! Живой! Прикинь, да? И, представь, довольно прогрессивных взглядов! Что, забыл его библиотеку?
Лёша не забыл. Особенно он помнил портрет Че из жемчуга.
– Но, Лиза… Всё равно ведь он же буржуазный элемент, – бубнил Двуколкин.
– Может, хватит этих штампов? Да не ты ли сам мне говорил, что пролетариат утратил революционное сознание, и новое восстание свершат только студенты, интеллектуалы?
– Говорил. Но…
– Разве мои взгляды – это мало? Лёша, неужели я на всю свою жизнь так вот и останусь «дочь Пинкова», «девочка-буржуйка»?! Просто потому что родилась!
– Нет… – прошептал Двуколкин.
Он придвинулся к подруге и прижал её к себе. Лиза ткнулась носом Лёше в шею и игриво заурчала.
– Для чего ж ты тут подносы убирала? – спросил тот. – Была бы сразу главной…
– Папа говорит, что надо всё узнать, пройти с низов.
«Ах, да!» – вспомнил Алёша и почувствовал, как в шею сладостно впиваются Лизины зубки.
Вдруг его как будто стукнули:
– А знаешь, почему Снежану-то убрали?
– Да она к нам приходила нынче ночью, с папиком ругалась, угрожала! Гнусная бабёнка! Понимаешь, не понравился ей, видите ли, стиль наш неформальский! – бормотала Лиза, ползая губами по Алёшиному уху.
– Лиза! Но ведь это в самом деле гнусно! Вы обогащаетесь за счёт… ох!.. ну, за счёт известности борцов с такими вот…
– Алёша, это мы с тобой борцы! – сказала Лиза и уселась на него верхом.
– А знаешь, кто раскладывал листовки? Знаешь, кто заклеил весь фасад портретами Эрнесто?
– Это не так важно, – заявила Лиза. – Ты заметил, как все эти вещи, а особенно портреты привлекали к нам клиентов? Мы последние полгода потеряли популярность. И тут вдруг!
– Так, стоп! Выходит, это ты придумала «Мак-Панк» и всё такое?
– Я папе подсказала…
– Лиза, Лиза!
– А ты, что, хотел пахать в подобии «Макдоналдса?» Ну, знаешь! Я-то думала… Я думала, ты антиглобалист!
– Чёрт, так и есть! Но ты не понимаешь! Это всё – ну, «розалюксембургер», Ленины на майках, все эти салаты с глупыми названиями – похоже на пародию! Глумление над святым!
Подруга взглянула в глаза Алексею:
– Алёша! Ты помнишь девиз всех революционеров? Цель оправдывает средства! Неужели ты не видишь, что вокруг каждый второй уже поклонник Че Гевары! А потом их будет ещё больше! Если кто-то приобщится к делу Революции, придя к нам и съев розалюксембургер – неужели это будет плохо? Алексей, как бы там ни было, ведь это пропаганда! Ведь без нас куча народу так бы не узнала, что был такой Ленин!
«Это правда, – понял Алексей. – Это то самое, чем учил Аркадий: размножение через формы общества спектакля».
Лиза ещё раз взглянула на него в упор, игриво, горячо, Лёша ощутил, что у него внизу зашевелилось.
Если нынче ночью мир станет другим, счастливым, то и он, Двуколкин, должен обновиться, чтобы жить в нём! Стать мужчиной!
