Звериный голод хищника, которого так боялся мальчик, теперь предстал перед ним в иной, более ужасной форме. Он видел перед собой такого же, как он сам, нереального ребенка: существо в обличье девочки вмещало в себя одиночество и страх, ненависть и обиду. «Если проткнуть ее ножом, — подумал мальчик, — то наружу полезут кусачие твари и ядовитые змеи». Ее натура нейтральна, не отягчена ни добродетелями, ни грехами, и поэтому она свободна от посягательств мальчика и ему подобных, свободна даже от самого осиного бога. Она воплощала собой чистое желание.
Он попятился от нее, а девочка не сдвинулась с места. Она просто продолжала манить его скрюченным пальцем, как будто уверенная в том, что при определенной настойчивости он в итоге подчинится ей, но это никак не входило в его намерения. Существо, принявшее облик мальчика, на протяжении многочисленных воплощений сталкивалось с разным угрозами и понимало природу большинства сущностей. И оно осознало, что лесная жительница принадлежит к роду существ, привязанных к месту. Она подобна посаженной на цепь собаке, которой дозволено свободно бегать в определенных границах, но нет силы пересечь их. Мальчик решил, что если ему удастся покинуть границы ее владений, то он будет в безопасности.
Он развернулся и, опять глупо не подумав о выборе направления, побежал в ту же сторону, стремясь лишь как можно дальше убежать от девочки. Надвигался вечер, и ему хотелось выбраться из ее владений до темноты. Она вновь последовала за ним, легкой тенью мелькая между деревьями. Мальчик начал задыхаться. Его организм не мог похвастать здоровьем, никогда не мог, и хотя в случае необходимости у него появлялись значительные силы, иссякали они очень быстро. Длительное преследование, как в качестве жертвы, так и в качестве охотника, было его проклятием. У него закололо в боку, и опухоль на шее начала гневно пульсировать. Он не сможет продолжать быстро бежать. Остановившись перевести дух, мальчик привалился к дереву и увидел, как освещенная вечерним светом девочка тоже остановилась, прекратив свое движение к северу. Ее взгляд выискивал его, и мальчик быстро прижался к земле. Может, она ничего не заметит в темноте? Он видел, как лесная жительница вновь начала медленно двигаться, поворачивая голову то вправо, то влево, выискивая малейший признак движения. И постепенно девочка начала приближаться к тому месту, где лежал он. Если мальчик побежит дальше, то она последует за ним. Если затаится, то она может его обнаружить. Он попал в ловушку.
За ним высилось толстенное старое дерево. Часть наземных корней достигла толщины тела мальчика, огромные раскидистые ветви, с которых опала листва, изгибались, словно скрюченные артритом старческие конечности. В основании ствола темнела неровными краями треугольная дыра — возможно, логово горностая или другого мелкого млекопитающего, — расширившаяся со временем под воздействием самой природы. Рядом валялась сломанная ветка примерно трех футов в длину и толщиной с кулачок ребенка, заостренная с одного конца. Мальчик тихо отползал назад, пока его ноги не попали в эту дыру. Там будет тесновато, но нора могла вместить его. Забравшись внутрь, он сможет спрятаться от девочки, если она его заметит, и удерживать ее на расстоянии палкой. Конечно, удар камня не смог остановить ее, но она наверняка почувствовала его силу. И палка тоже может досаждать ей, заставив держаться подальше. Мальчик знал только одно: бежать он больше не способен, и здесь ему придется устроиться на отдых.
Он пятился все дальше и дальше, пока края логова не сдавили его бока. В какой-то момент ему показалось, что он застрял и не может сдвинуться ни вперед, ни назад, но, извиваясь всем своим дряблым телом, он буквально ввинтился внутрь, и сама дыра будто втянула его в свои недра. Оказавшись в логове, мальчик замер и затих. Он видел перед собой лишь узкую полоску леса, и даже она становилась все темнее, как и темный провал под древесными корнями. Но сгустившийся сумрак прорезал силуэт проходившей мимо девочки. Она шла, пригибаясь к земле и выставив вперед руки с загнутыми, словно когти, пальцами. Ему показалось, что он слышит, как она сопит, принюхиваясь, и голова ее внезапно повернулась в сторону дыры, будто она увидела там его. Он сжал палку, готовясь нанести удар, если она приблизится к его укрытию. Надо постараться попасть ей в глаз, решил мальчик. Интересно, достаточно ли крепкая эта палка, чтобы приколоть ее к земле. Он представил, как девочка извивается, словно умирающая бабочка, и его детские губы тронула улыбка.
Но она не подошла к нему, а просто исчезла из поля зрения. Мальчик, осознав, что еще удерживает дыхание, испустил облегченный вздох. Голос осиного бога слегка затих, за что мальчик мысленно поблагодарил его. Выждав несколько минут, он попытался устроиться поудобнее. С помощью палки проверил размеры своего логова и обнаружил, что оно даже больше, чем он ожидал. Встать он, правда, не мог, но зато легко вытянул ноги. Он мог бы поспать, свернувшись клубочком, но спать нельзя, пока снаружи бродит в поисках злосчастная девчонка. Чтобы убить время, мальчик принялся развлекаться, перебирая воспоминания, а они обрушились на него мощным потоком, когда в голове вновь прозвучал голос мужчины, пытавшегося уничтожить его, голос того ненавистного детектива. Ничего, его время еще придет. Когда-нибудь мальчик найдет сородичей, вырастет и обретет былую силу. Тогда он доберется до этого сыщика, до этого странного типа, чью природу не понимал даже он сам, заманит его в темное, тайное местечко и выяснит о нем всю правду. Для начала, впрочем, он уничтожит женщину и ребенка этого детектива, в такой же кровавой резне, какую устроил с его первой женщиной и ребенком, но на сей раз детективу придется воочию увидеть расправу. Идея такого завершающего круга мести завладела умом мальчика.
В лесу потемнело, и он услышал, как оживились ночные твари. Дважды темнота перед ним разрывалась бледным свечением проходящей мимо девочки, и ее призывный голос уговаривал его перестать прятаться. Она обещала показать ему выход из леса, клялась, что поможет ему выйти отсюда целым и невредимым, если он лишь немного поиграет с ней. Мальчик не отвечал, боясь даже пошевелиться. Лежа в своем убежище, он молился осиному богу, прося его немного пожертвовать ночью, приблизив час рассвета.
Сон подкрался незаметно. Мальчик не помнил того момента, когда глаза начали слипаться, и потому не взбодрился, осознав, что засыпает. Просто бессонницу в итоге победил сон. Вновь открыв глаза, он понял, что сполз по древесным корням на самое дно своего укрытия. Темнота оставалась неизменной, но изменилась ее плотность, и окружающий лес погрузился в тишину. Хотя ведь что-то вырвало его из объятий Морфея… Мальчика внезапно встревожил странный шорох. Кроме того, он промерз до костей, и ему отчаянно хотелось писать.
Мальчик прислушался. Да, откуда-то доносился тихий шорох, какая-то суета; может, крот старательно копает нору, или какое-то животное отрывает спрятанную в земле добычу. Тихая деятельность происходила где-то совсем рядом, но он не смог точно определить ее источник. Глухо отражаясь в его убежище, тихий звук еще больше искажал восприятие мальчика. В его голове опять началось предупреждающее жужжание осиного бога, однако смысл предупреждения по-прежнему оставался неясным.
Он решил, что шум доносится справа от него. Сейчас из этого шума четко выделились звуки когтей, царапающих ствол дерева. Пригнувшись, мальчик приложил ухо к дереву, лицо его находилось едва ли в шести дюймах от земляного дна. «Что же там происходит? — подумал он. — Кто там копается?»
