— Нас могут увидеть с вертолета, — вдруг сказал Эд.
— Только не ночью, — уточнил Вячеслав. Он зевнул и спросил: — Там вроде чего-то пожрать оставалось?
Эд достал пакет из воды и бережно вытащил из него помятые раскрошенные бутерброды. Всем досталось, включая темнокожего парня и Сему. Последний так жадно чавкал, словно ел неделю назад.
После «ужина» Вячеслав задремал, уронив голову на бочонок.
К счастью, вода оставалась теплой, и люди не чувствовали особого дискомфорта, постепенно свыкнувшись с новым положением.
— Писи-каки, — вдруг громко сказал Сема и произвел губами непристойный звук. — Срачка-каки.
— Ты хочешь в туалет? — осведомился Эд.
— Се-ма каки. Писи уже, каки — нет.
— Ммм… — Эд пребывал в замешательстве. Да и что он, собственно, мог сделать? Снять штаны с этого дурачка? Или пусть справляется со своей проблемой сам?
Пока он раздумывал, вопрос разрешился сам собой. С блаженной улыбкой на губах Сема радостно сообщил, что «Сема каки уже».
— Хорошо, что мы в воде, — вполголоса произнес Эд. Он посмотрел на Татьяну и, смущаясь, спросил: — А ты не хочешь… в туалет?
— За меня не переживай, — слабо улыбнулась она. Посмотрела в сторону дремавшего мужа и сказала: — Представить себе не могу, как после всего этого можно дрыхнуть.
— Не последнюю роль сыграло его признание. Ему сразу стало легче, — объяснил Эд. — Прикинь, с каким грузом он жил все это время.
Татьяна обдумывала слова Эда, и в какой-то момент ей даже стало жаль Славу. Теперь она понимала причины этих пьянок без повода, вспышек агрессии, зачем он нанял личную охрану…
— Если мы выберемся, ты поможешь ему? — с надеждой спросила она.
— Не «если», Таня, а когда, — поправил ее Эд. Он погрузился в размышления. — Все это очень странно. Если бы этот дядя хотел убить Славку, то зачем ему этот спектакль с фотками? Не понимаю. Но в любом случае вам нужно будет уехать, по крайней мере, из Тасмании. На острове Маккуори у меня есть один знакомый, на время перекантуетесь там, а потом… а потом как карта ляжет.
— Эдик, что ему будет… за смерть грека? — осторожно спросила Татьяна.
— Если парень будет молчать, то, может, ничего и не случится. А молчать он вряд ли будет, — рассудил Эд.
— Но ведь он оборонялся! И мы подтвердим это! — Она умоляюще заглянула в глаза Эду.
— Ты не знаешь местных законов. Ты считаешь, что с ним будут возиться, вызывать комиссара для проведения расследования? Да им проще нас закопать на пляже, предварительно вывернув наши бумажники.
Услышав такую перспективу, Татьяна похолодела.
— Может, ему заплатить? — робко спросила она.
— Можно попробовать.
Из груди Татьяны вырвался вздох.
— А ведь все к этому шло. Помнишь бабочку?
Эд кивнул.
— Не могу сказать, чтобы этот Папаша Дриппи был хорошим человеком, но уж как-то сально он на меня поглядывал, — заметила Татьяна, вспомнив двусмысленные жесты охотника.
— Он хотел тебя, — вдруг сказал Эд. — Извини за подробности… трахнуть во все, куда только можно засунуть. Он спрашивал, сколько ты стоишь и как ты умеешь… в общем, его интересовал оральный и анальный секс.
— То есть? — опешила Татьяна, чувствуя, как к лицу прилила кровь.
— Вот так. Вы думали, что я перевожу его треп про акул, а на самом деле он говорил такие мерзости, что у тебя волосы дыбом встали бы, переведи я тебе дословно его сексуальные фантазии.
— И что ты ему отвечал?
— Что ты не продаешься. Просто белые женщины очень ценятся в здешних краях, а Папаша Дриппи, по местным меркам, достаточно обеспеченный человек, который мог позволить себе заплатить за женщину. Даже за белую.
— И ты… все понимал и ничего не сделал? — в голосе женщины слышалось одновременно изумление и обида.
— Не хотел портить вам отдых, — пояснил немного виновато Эд.
— А потом, когда бы мы вернулись, ты бы с ним разобрался, да? — лукаво посмотрела на него Татьяна, но Эд промолчал.
«Конечно, разобрался бы, — промелькнула у Татьяны мысль. — Избил бы, если бы вообще не убил».
— Я постоянно думал о тебе все это время, — вдруг проговорил Эд. — Помнишь, ты мне как-то дала почитать Януша Вишевского «Одиночество в Сети»? Я до сих пор помню одну фразу из этой книги. «Нет ничего несправедливей, чем скучать по ком-то без взаимности. Это даже хуже, чем любовь без взаимности».
Он бережно коснулся лица Татьяны, осторожно убрав со лба прилипшие волосы.
— Не надо, — тихо сказала она, хотя прикосновения Эда были ей необычайно приятны.
— Почему? Тебе ведь хорошо, правда?
Татьяна с колотящимся сердцем чувствовала, как рука Эдуарда ловко проникла за ворот ее рубашки и нежно поглаживала упругую грудь. Где-то внизу живота постепенно разливалось сладкое тепло. Она закусила губу, едва сдерживая себя, чтобы не закричать от наслаждения.
— А помнишь, как ты делала губы во время этого? — услышала она его жаркий шепот. — Буковкой «О». Это было… так необычно и забавно. И это было так давно…
Татьяна буквально кожей ощущала, как у нее набухают соски, а теплая истома, медленно разливающаяся внизу, стала подниматься наверх. С ее губ сорвался тихий стон, она опустила веки и глубоко задышала.
Неожиданно перед глазами возник Вячеслав, хмурый, с тяжелым, обвиняющим взглядом. Огромным усилием воли она убрала руку Эда.
— Не нужно так больше делать, — хрипло сказала она. — У тебя… у тебя семья, — вдруг вырвалось у нее первое, что пришло в голову.
Эд отодвинулся, но обиженным не выглядел.
— Нет у меня никого, — вдруг ожесточенно произнес он.
— Как нет? — растерялась Татьяна. Возбуждение медленно, с неохотой отступало, как полуденная тень.
— Она шла гулять с детьми. Выходила из лифта с коляской, один сын оставался в кабине. И вдруг двери закрылись, и лифт поехал вниз. Коляску всмятку, второго сына вместе с ней. А потом кабина неожиданно полетела вниз, никакие блоки не помогли. Сын разбился от удара. А жена отравилась спустя неделю в больнице.
Он говорил бесстрастным тоном, и рассказ занял не более тридцати секунд, но каждое из произнесенных слов было похоже на тупые гвозди, которые он беспощадно вколачивал в сознание Татьяны, от них веяло такой всепоглощающей горечью, что она, не сдерживая эмоций, крепко прижалась к нему.
— Я люблю тебя, — прошептал Эд, с нежностью целуя женщину в губы. — И всегда любил только тебя.
Татьяна смотрела прямо перед собой, ощущая влагу в глазах. Или это брызги от волн? Ведь и слезы, и океан соленые…
Рядом послышалось мерное посапывание.
