Собаки принялись обнюхивать уходящие под потолок стеллажи. Собакевич то и дело чихала, плевалась и демонстрировала неудовольствие происходящим. Чернышёва наоборот, отнеслась к делу серьёзно, методически обнюхивая полку за полкой.
— Я забила мамонта! — наконец воскликнула Юлька.
Она держала в зубах огромную серую книгу. Среди ярких соседок та выглядела тихоней, однако размеры её впечатляли.
— Это не сказка, а всемирный телефонный справочник!
— «Приключения Отки и Франтишки». Она! Читай, а я покараулю у дверей, — сердце Лады не отпускал липкий страх. Нехорошее предчувствие гнездилось в нём уже несколько дней.
Юлька положила книгу на столик перед ночником, устроилась поудобней и медленно, со вкусом начала чтение.
— Быстрее! — интуиция подсказывала: задерживаться здесь не стоит.
— Читаю как могу, — огрызнулась левретка.
Каждую страницу Собакевич перелистывала так, словно отдирала скотч от бумаги. Происходило это с интервалом в добрых пять минут — такими темпами она бы закончила к Рождеству.
— Давай я сама! — не вытерпев, такса выхватила книгу у подруги.
Это была история о них. Точнее, о двух чешских девочках, которых злая фея Мортни превратила в собак. История повторялась точь-в-точь, за исключением мелких деталей и географических названий. Такса читала, и перед глазами вставали эпизоды из прошлого, словно память была сосудом, из которого она на ощупь выуживала нужные воспоминания.
Раздался телефонный звонок. Резкий звук, от которого содрогнулась душа. Чернышёва уставилась на ярко-зелёный пластмассовый телефон. Это был ИГРУШЕЧНЫЙ телефон. Он не мог звонить в принципе. Но телефон трезвонил требовательно и мерзко, как помешанный, как трубящий в предчувствии гибели слон.
— Надо ответить. Кто-нибудь из слуг может услышать, — медленно, на ватных лапах, такса подошла к телефону и взяла трубку: — Хэлло.
— Й зн кт т…
Она почувствовала, что сжимает в лапе кусок льда. Лада попыталась в уме перевести речь собеседника на человеческий язык, но не смогла вычленить из этого бормотания ничего вразумительного.
— Что вы сказали?
— Йа зна кт ты! — голос в трубке был ужасно далёким, словно кто-то страшный на другом конце света шептал в воротник пальто. Телефонную линию забивали помехи. — Й прд з тбй! — что-то кошмарное, валило из трубки прямо в ухо. Звуки отдавались в голове эхом, точно доносились из параллельного мира.
— Не понимаю… — голос застрял в одеревеневшем горле. Такса почувствовала, что превращается в улитку, у которой отобрали домик.
— Я приду за тобой, — явственно расслышала она.
Испуганное воображение рисовало портрет кого-то, кто питается падалью, сгнившими отбросами и пьёт кровь свежеубиенных такс.
— Постойте, но… — сказала она частым гудкам.
Тот, кто был по ту сторону линии, повесил трубку. Повесил так, что сделалось ещё страшнее. Лада ошарашенно смотрела на телефон.
Так и чудилось, что сейчас кто-нибудь перезвонит и всё объяснит.
— Кто это? — спросила левретка.
— Он сказал, что знает, кто я, и придёт за мной…
— Час от часу не легче. Нужно сматываться! Хорошо воспитанные девочки долго в гостях не засиживаются, — Юлька бодро двинула к выходу.
— Не так быстро, родные мои!
Пряча в уголках рта довольную усмешку, у дверей стояла Бисти.
— Ты что, следишь за нами? — зарычала левретка.
— Собаки видят мир носом, а кошки — ушами, — улыбнулась Бисти. — А я-то переживаю, кто это в спальне Кристофера хозяйничает? Дай, думаю, проверю — вдруг воры? Смотри-ка, книжки читаете…
Бисти подошла к столику с таким видом, словно ехала по красной дорожке, восседая на белом слоне:
— Решили узнать, что будет дальше? — ласково молвила кошка. — Да вы просто пешки в игре мистера Бэрримора! И уж поверьте, он — настоящий мастер тонкой дипломатической интриги. Талейран ничто в сравнении с ним! — кошка осеклась, осознав, что сболтнула лишнего.
— А ну рассказывай, какие козни плетёт твой хозяин? — Юлька шагнула на Бисти. — Не то порву тебя на ремни!
Оценив угрозу, кошка попятилась, но вдруг остановилась и заорала во всё горло. Это был душераздирающий вопль. Самый беспробудный соня выскочил бы из забытья, услышав нечто подобное!
Собаки рванули к выходу, но…
На их пути, словно грибы после дождя, выросли длинные ноги. На пороге стоял Бэрримор.
Лицо Альбиноса напоминало морское дно — мёртвое и безмолвное. Он бесстрастно достал из кармана носовой платок и элегантно высморкался:
— Отпусти их, Бисти, ещё не время…
Завтракали в небе. В иллюминаторе слева до самого горизонта сверкало бликами море.
Самолёт плавно снижался. Чехия казалась маленькой и рыжей от обилия, словно игрушечных, черепичных крыш.
— Как в сказках Андерсена! — восхитилась Юлька.
Компания остановилась в уютном семейном отеле в центре Праги — на Вацлавской площади и отправилась обедать в местный ресторанчик.
Пока Николас с Кристофером изучали меню величиной с доску для серфинга, официант преподнёс гостям презент от шеф-повара. На гигантской тарелке лежала устрица, изящно политая красным соусом. Устрице было грустно — её одиночество скрашивал только листик мяты.
На первое был подан французский суп-пюре из трюфелей. Отведав его, Лада ощутила на языке концентрированный вкус удовольствия.
На второе принесли традиционный чешский гуляш с кнедликами, сервированный по-королевски, — на глубоком блюде под серебряным колпаком. Левретка тотчас требовательно уставилась на маленького хозяина. Через минуту собакам принесли то же самое..
Обед венчало крем-брюле с горячим шоколадом и жареным миндалём. Наевшись до отвала, собаки еле выкарабкались из-за импровизированного стола.
— Вам понравился обед? — с натренированной улыбкой поинтересовался метрдотель.
— Всё было очень вкусно, — поблагодарил Николас.
— У нас есть традиция — при желании гости могут оставить слова признательности заведению. Если вам будет угодно… — вместе со счётом он положил на стол визитную карточку ресторана.
— С удовольствием, — улыбнулся Николас и что-то быстро застрочил на визитке.
В холле ресторана висел триптих в роскошных багетных рамах. Но вместо картин в них красовались отзывы посетителей на английском, японском, чешском, русском… Лада с любопытством разглядывала занятные «полотна».
— Франтишка, нам пора! — хозяева уже оделись и стояли у выхода.
Лада обернулась на зов Николаса, но вдруг краешком глаза заметила то, что заставило задрожать её сердце. На крохотной коричневой карточке, приколотой у краешка багета, корявым почерком, словно кто-то держал ручку впервые в жизни, по-русски было написано:
