Ее нет, а он звонит. И мелодия знакомая. Точно, «Прекрасное далеко» опять.
— Ответь, — сказала Сонька. — Давай, а то сорвется.
На ней были все те же грязная куртка и шапка, а по лицу прыгал солнечный зайчик.
Квадратный.
Я нажал кнопку и сказал:
— Алё.
Я почувствовал, что расту. Как Алиса в стране чудес, сейчас упрусь башкой в потолок.
* * *
Дневник я из-за Грибка так назвал. Из-за Толика Грибкова.
День шестой
Четверг, 9 мая. День победы
Я открыл глаза и сразу увидел медведя на потолке. Моего медвежонка из трещинок.
Я подскочил на кровати: окошко, голубые шторы, Бэкхем, на спинке стула мой желтый кардиган.
Я дома?
Нет, я что — уже дома?!
Я спал?
Я спал.
Все это время спал.
В голове точно салют взорвался.
Я рухнул на пол. Хотел нормально встать, но почему-то упал. Поднялся, обул тапки и выбежал в коридор.
Пахло куриной лапшой — точно, дома! На кухне кто-то приглушенно смеялся. Мама.
Мама!
У меня сердце заколотилось.
Я ворвался в кухню.
Я стал их обнимать, всех сразу — маму, отца, Игорька, снова мамика.
Мне так хотелось их обнять все время.
И вот они рядом, все вместе, живые. Вся теплота мира вдруг шагнула навстречу и обернулась вокруг меня. Это классное чувство. Мне захотелось еще сильней его ощутить. Намотать крепко-крепко вокруг пальца, как завиток маминых волос, и забрать себе, насовсем.
Но я все равно не понимал. Серьезно, не врубался, что происходит? Что со мной произошло? Хотя было уже все равно, если честно. Просто не до того — я потом еще про это подумаю. Меня радость распирала, как вата тряпичную куклу. Радость из меня просто через край лила.
И еще наступило вдруг облегчение. Вот они — все живы, все тут. Я отстранился маленько и снова посмотрел: мама, отец — все никак поверить не мог. Опять их обнял крепко-крепко — аж Игорешкино сердце услыхал, и папино. Точно объятие это было из одних наших сердцебиений сделано. Я все повторял:
— Проститеменяпроститеменяпроститеменя, — заладил, как болван. Уткнулся Игорьку в голову — волосы у него шампунем пахли, земляничным. А он вырывается и орет:
— Ты чего? Пусти, ну!
Я отпустил.
Отец с мамой стояли какие-то растерянные. Виноватые? Мама выглядела вымотанной и некрасивой, мешки под глазами. Я теперь только заметил: она просто валилась с ног от усталости. Овальное лицо, румяное обычно, всегда ярко накрашенное, было бледное теперь и даже серое. И взгляд — он у нее какой-то испуганный. Я смотрел на них, мне теперь казалось, что отец с мамой очень далеко от меня. Как будто сделали шаг назад — такой, гигантский, — и маленькими вдруг стали, совсем крошечными, еле заметными. Такими, что я уже не был уверен в том, что они там делают, вдалеке. О чем думают. Это они вообще?
Потом отец меня обнял и сказал:
— Сынок.
Он раньше меня так вроде не называл. Я ждал, что он еще скажет. Сел на диван рядом с мамой, взял ее за руки, за обе сразу — и ждал, что он скажет. Касался ее ладоней — горячие; по-моему, у нее температура.
Я вдруг почувствовал ужасную неловкость. Точно между нами леску кто-то натянул — прямо поперек кухни.
Все эта пауза — слишком уж она долгая.
— Сынок, — сказал он опять. Только у него голос почему-то теперь дрожал. И еще он точно с мыслями не мог собраться, я видел.
— Слав, может, пусть они ему сами скажут? — неуверенно спросила мама.
И папа кивнул.
* * *
Я вошел в гостиную и увидел Махалова. Ну того ведущего с первого канала, Андрея Махалова. Я его сразу узнал — он один в один, как по телевизору. Только худой.
Он сидел, как у себя дома, развалясь на нашем кожаном диване, и с кем-то говорил по телефону. Смеялся вполголоса.
Но когда он меня увидел, как я вошел, то тут же мобильник выключил и стал жутко серьезным.
Он попросил меня сесть за стол и сам тоже пересел. Стол большой, обеденный — мы, как король с королевой, за ним восседали, друг напротив друга. Я операторов только тогда заметил — они за мной сразу в комнату прошмыгнули. Камер было, кажется, три — все с разных сторон. Одна на Махалове сфокусирована, две другие — на мне.
— Андрей, — представился он и протянул мне руку.
Я пожал. Она была сухая и теплая. А у меня — наоборот. Я тоже сказал, как меня зовут.
— Антон, ты, наверное, в шоке сейчас. Что вообще происходит, да? Не волнуйся, я тебе сейчас все объясню, — сказал Махалов и по-отечески мне улыбнулся. Проникновенно так, как он умеет. Меня от таких улыбочек тошнит. — Ты не против, если нас будут снимать?
Я мотнул башкой. Я не против. Мне было все равно.
— Отлично.
Он кивнул ассистентке, она тоже тут была. Она сразу какие-то бумаги подсунула и ручку. А другая ассистентка стала мне пудрить лоб — большой кисточкой. Не знаю, зачем надо было пудрить мою грязную рожу. Но я не сопротивлялся. На меня вдруг накатило равнодушие, вообще все стало по барабану. Все пофиг.
Там было написано, в этих бумагах, что, мол, я, Перчик Антон Вячеславович (дата рождения, паспортные данные и все такое) против съемки возражений не имею. И в будущем тоже не буду иметь. Там было штук пятьсот листов, все мелким шрифтом — но я не стал вчитываться.
— Подпиши вот тут. Да. И тут. Угу. И здесь еще. Спасибо.
Махалов внимательно наблюдал, как я все это дело подписываю. Потом он дал знак операторам, поправил галстук. Он был в костюме в тонкую полоску и в розовом галстуке. А я в коричневой пижаме.
— Антон, я понимаю, тебе будет трудно сразу переварить то, что я сейчас расскажу. На это понадобится какое-то время. Но ты сильный. Я знаю.
Я сильный? Я молчал.
— Все, что с тобой произошло, — это был не сон.
Я опустил голову. Неохота мне было на него смотреть. Я свое отражение в поверхности стола разглядывал. Свою небритую рожу.
— Антон, ты принял участие в новом реалити-шоу «Выбор». Ты прошел гигантский конкурс — в редакцию пришло больше десяти тысяч анкет. Все было заранее спланировано, тщательно подготовлено и отрепетировано. Тебя мы тоже готовили — сам понимаешь, мы не могли человеческой жизнью рисковать. И психикой. И, кстати, сразу оговорюсь: при съемках шоу ни один человек и ни одно животное не пострадали, — Махалов так это с гордостью сказал. Акцент на этом сделал и отправил долгий взгляд в камеру. К горлу подкатила тошнота. Потом он сказал: — Антон, ты прошел множество психологических тестов и полную медицинскую проверку. Могу тебя поздравить: ты стопроцентно здоровый парень. Это колоссальный проект — в истории телевидения аналогов ему нет. И никогда не было. Мы первые, понимаешь? Кто отважился на подобную авантюру! Первые в мире! Ты — первый!
