Константин на мое замешательство взирает равнодушно. Алиса – с плохо скрываемой неприязнью. Петр определенно забавляется, как и Жанна, а мальчишка продолжает хлопать. Шлепки разлетаются по гаражу, мешая сосредоточиться. Щеку заливает пот, и я принимаю решение перелистнуть страницу.
– Пусть в первом бою, как в том распорядились гадальные камни, – читаю, совершенно не вникая в смысл написанного и произнесенного, – сойдутся славные воины Красная Ладонь и Разрезатель… – Мой голос постепенно выравнивается, я начинаю снова владеть собой. Плечи Алисы облегченно обмякают. – Прошу на арену, воители! Пусть победит сильнейший!
Теперь я даже немного импровизирую.
Держусь чуть свободнее, хоть во рту и пересохло, словно на Марсе. Воодушевляюсь, пытаясь лихорадочно сообразить, что делать дальше. Надеюсь, что первое показательное выступление затянется хотя бы на пять минут и я окончательно приду в себя.
Насчет сути происходящего я все еще не догадался, но ответ близок…
Открыв калитку, в неровный круг ристалища выходят двое карликов.
На обоих глухие железные шлемы с гребнями из конского волоса, полуобнаженные торсы прикрывает легкая кожаная броня. Один – у него на наплечнике отпечаток багровой пятерни – вооружен небольшим щитом-баклером и мечом. Второй собирается драться двумя мечами, в которых при желании можно угадать римские гладиусы. В руках коротышек даже самое миниатюрное оружие смотрится весьма грозным и соответствует пропорциям…
– Пусть бой начнется, – командует Константин, и бойцы клинками приветствуют его сквозь мелкую сетку ограды. – Во славу покровителя…
Маленькие люди кланяются друг другу. Начинают кружить по арене, проигрывая сценарий, уже раз пятьсот откатанный на многочисленных корпоративах. Я все еще не врубаюсь, потому что мысли заняты иным.
Внимательно смотрю на хозяев.
Они успокоены, все вернулось в привычную колею – едят, лениво болтают, подставляют слугам опустевшие бокалы. Алиса улыбается. Кивает, поддерживая, и даже делает в мою сторону легкий салют вином. Я улыбаюсь в ответ, ощущая лицо резиновой маской. Дом должен понять, что не ошибся в моем выборе. Не зря сохранил мне жизнь и разум. Потому что Эдик немолод, и через несколько таких вот Перевернутых Новых годов ему обязательно потребуется замена…
Звенит металл.
Перевожу взгляд на карликов, носящих грозные театральные имена.
И только сейчас соображаю, что в стенах этого дома недопустимо никакое постановочное действо. В стенах Особняка, заживо пожирающего людей, лошадей, надежды и оранжевые грузовики. И карлики, привезенные на Ирлик-Кара-Байрам, дерутся по-настоящему…
Пораженный, отступаю в тень, но внимание всех без исключения присутствующих теперь приковано к схватке. Маленькие люди крутятся и вертятся, осыпая друг друга градом ударов, и на бетон уже брызнула первая кровь. Константин поднимает бокал, его сын вопит и аплодирует. Петр самодовольно лыбится. Женщины непроницаемы, но смотрят неотрывно.
Я зачарован. Не могу поверить. Не хочу наблюдать, но приходится.
Они действительно убивают друг друга на потеху хозяевам, словно древние гладиаторы. Вспарывают вены в честь Черного Ирлика, кем бы он ни был. Действительно наполняют вечер кровью.
Разрезатель проигрывает.
Спотыкается, отшатываясь и не успевая прикрыть левый бок, и его соперник тут же достает Разрезателя колющим в почку. Карлик падает, как подкошенный, клинки с лязгом летят по бетону, высекая искры. Он рушится на четвереньки, стоит буквально секунду и тяжело опускается на пол.
– Победил Красная Ладонь. – Мои губы шевелятся, изо рта вылетают слова, но я их совсем не контролирую. Распоряжаюсь, словно всю свою жизнь занимался гладиаторскими боями. – Пусть соратники унесут тело! Присыпьте кровь песком. Приветствуйте победителя схватки!
Семейство хлопает в ладоши – кто-то искренне, кто-то лениво и рассеянно.
Константин вскидывает бокал в честь выжившего. Марина спешит вокруг клетки, пополняя запасы питья, положенные низкорослым бойцам. Ладонь получает из ее рук огромный кубок разбавленного вина. Мои глаза впиваются в сценарий и турнирную сетку, где проставлена очередность поединков.
На лужу крови Разрезателя бросают несколько щепоток песка. Труп кета уносят, уложив за лавкой и начиная осторожно раздевать. Только сейчас я замечаю несколько плотных мешков из черного полиэтилена, заведомо приготовленных карликами…
Двое маленьких людей, получивших указания домоправителя еще до начала праздника, направляются к звериным клеткам. Выискивают нужную табличку с именем. Ни один, ни второй не обращают никакого внимания на рычание и вой, доносящиеся изнутри. Хватают переноску за ручки, тяжело волокут к арене. Плотно прижимают дверцу к дверце и выжидающе смотрят на меня, обязанного подать сигнал.
– Второй бой, – говорю я, выходя под яркие лучи софитов и невольно жмурясь. Читаю бумаги Эдика сквозь подступающие слезы, все чаще задумываясь о пистолете. – На арену вызывается воин Секира, решивший испытать удачу в поединке с одним из самых опасных питомцев – пятилетней сукой Нагайной!
Секира коренастый, широкоплечий. Без шлема, с короткой косичкой на затылке. Выскакивает на ринг легко, будто танцуя. На нем короткая односторонняя кираса, наручи и поножи из желтого металла. Он салютует сородичам, хозяевам, двум коротышкам возле клетки с собакой. Вооружен гладиатор короткой алебардой; на бедре, прихваченные ремешками, виднеются ножны кинжала. Раскручивая оружие над головой, кет начинает кружить по арене, заводясь перед схваткой и заводя остальных.
Константин кивает, его жест машинально повторяю и я.
Открыв задвижку, маленький человек выдергивает вверх съемную дверцу пластиковой будки. В следующую секунду на арену вываливается здоровенный черный ротвейлер. Морда перепачкана в липкой белой слюне, и ее потеки заставляют меня метнуть невольный взгляд на Марину. Зубы оскалены, лапы широко расставлены. Зверь приходит в себя, привыкает к яркому свету, рычит и осматривается.
Бойцовский пес.
Не просто из-за породы, а по накачке и воспитанию. Намеренно взвинченный перед перевозкой, готовый убивать все, что встанет на пути…
Секира не спешит атаковать.
На фоне его роста ротвейлер выглядит настоящим чудовищем. Пустынным львом из числа тех, что рвали римских невольников в кругах гладиаторских амфитеатров. В очередной раз поражаюсь извращенности сознания тех, на кого работал все лето. Не могу поверить, что все происходящее – правда, и мне придется с этим что-то делать…
Кет дает Нагайне время сориентироваться в пространстве, выбрать цель. Та бросается на сетку, сначала не заметив преграды. Рычит, мотает башкой.
Петя тонко хохочет, стучит по подлокотнику кресла пухлым кулаком. Марина подает на стол очередные изысканные салаты. Коленька о чем-то спрашивает маму, и та деловито объясняет, указывая тонкими пальцами то на собаку, то на карлика. Будто на уроке истории или биологии.
