И любовь эта отметила его жизнь шрамом, еле заметным, но неустранимым.
Бюиссон не двигается. Он боится. Боится с самого начала их свидания.
Камиль быстро совладал с собой, и его переживания не создали между двумя мужчинами никакой неловкости. Слова найдутся, сначала нужно дать возможность установиться тишине. Камиль фыркает, ему не хочется, чтобы Бюиссон решил, что в его неожиданном замешательстве, в их обоюдном молчании может заключаться некое немое причастие. С таким, как Бюиссон, он не хочет ничего делить. Камиль сморкается, запихивает платок в карман, ставит локти на стол, опирается подбородком на переплетенные пальцы и впивается взглядом в своего визави.
Этого момента Бюиссон боится со вчерашнего дня. Узнав — а эта новость не заставила себя ждать, — что Верховен виделся с Мулудом Фарауи, он понял, что его час настал. Он не спал всю ночь, крутился с боку на бок в кровати, никак не мог поверить, что это произойдет сейчас. Теперь стало совершенно ясно: он умрет.
У банды Фарауи в центральной тюрьме все схвачено, и таракану не спрятаться. Если Камиль нашел, что предложить в обмен на услуги Фарауи — например, имя того, кто на него донес, — через час или через два дня Бюиссон при выходе из столовой получит шило в горло или его задушат сзади стальной проволокой, пока два культуриста будут держать его за руки. Еще он вместе со своей коляской может упасть с четвертого этажа. Или задохнется под собственным матрасом. Все зависит от приказа. Верховен может даже, если ему захочется, потребовать, чтобы он умирал очень долго: Бюиссон будет всю ночь агонизировать с кляпом во рту в вонючем туалете или связанным истекать кровью в шкафу рабочей комнаты.
Умирать Бюиссону страшно.
Он уже перестал думать, что Верховен может отомстить. Страх смерти, о котором он так давно забыл, вернулся тем более отчетливо и угрожающе, что нынче он кажется ему никак не заслуженным. Верховен за несколько часов сумел разрушить все, что Бюиссон приобрел за годы, проведенные в тюрьме: определенное положение, власть, уважение, которое снискал, — все это создало у него впечатление, что дело закрыто за давностью лет. Верховену довольно было встретиться с Фарауи, чтобы все поняли: срок исковой давности был просто фикцией и Бюиссон доживает последние часы своей отсрочки. В коридорах тюрьмы об этом много говорили, Фарауи не скрывал своей встречи с Верховеном, возможно, напугать Бюиссона было частью его сделки с майором. Некоторые надзиратели в курсе, да и заключенные смотрят на него не так, как раньше.
Но Бюиссон не может понять, почему именно сейчас.
— А ты, кажется, стал паханом…
Бюиссон не может понять, отвечает ему Камиль или нет. Нет. Майор просто констатирует факт. Бюиссон человек очень умный. Во время своего бегства он получил от Луи приковавшую его к инвалидной коляске пулю в спину, но до того момента не раз заставлял полицию поломать голову. Его громкая слава бежала впереди него, и в тюрьме он даже стал своего рода звездой: не каждому удается так долго быть костью в горле уголовной полиции. Из этого невеликого запаса симпатии Бюиссон смог извлечь пользу и снискал уважение среди заключенных. Поставив себя вне войны кланов, он оказывал услуги и одним и другим — интеллектуал, человек, который разбирается в происходящем, в тюрьме редкость. За эти годы он смог сплести очень густую сеть связей сначала здесь, в тюрьме, а потом, благодаря выходившим на свободу заключенным, которым он продолжал оказывать услуги, уже и за ее пределами. Он устраивал встречи, вел переговоры, председательствовал при выяснении отношений. В прошлом году он даже ухитрился вмешаться в братоубийственную войну кланов в пригороде на западе Парижа, предложил условия договора, сроки, провел просто ювелирную работу. Бюиссон остается вне внутритюремного трафика, но кто в нем кто, ему прекрасно известно. Что же до преступной деятельности вне стен тюрьмы, если ею, конечно, занимаются профессионалы, ему известно все, что должно быть известно, он прекрасно информирован, а значит, обладает влиянием.
Тем не менее теперь, раз Камиль решил, завтра или через несколько часов он распрощается с жизнью.
— А ты заволновался… — произносит Камиль.
— Я жду.
Бюиссон тут же пожалел о своих словах: похоже на провокацию, то есть на поражение. Камиль поднимает руку: ничего страшного, все понятно.
— Вы мне объясните…
— Нет, — говорит Камиль, — никаких объяснений. Я просто рассказываю тебе, как будут развиваться события, вот и все.
Лицо Бюиссона заливает бледность. Спокойствие, с которым Верховен ведет себя, он воспринимает как дополнительную угрозу. И это его возмущает.
— Я имею право знать! — визжит он.
Физически это другой человек, но на самом деле ничего не изменилось: все то же всепоглощающее эго. Камиль роется в карманах и выкладывает на стол фотографию:
— Это Венсан Афнер…
— Я знаю, кто это.
Он все мгновенно понял, как будто его оскорбили. Понял и успокоился. За долю секунды Бюиссон сообразил, что ему дается шанс.
Эйфория в его голосе возникает спонтанно, Бюиссон не в силах ее проконтролировать, но Камиль не обращает внимания. Можно было предположить. Бюиссон тут же открывает встречный огонь, пускает яд:
— Я лично его не знаю… Не герой, конечно, но человек серьезный. У него репутация… человека жесткого… Зверь.
Нужно было бы установить электроды на череп Бюиссона, чтобы проследить, с какой впечатляющей быстротой происходят у него в голове соединения нейронов.
— Он исчез из виду в январе прошлого года, — после паузы произносит Камиль. — Какое-то время его не могли найти даже подельники. Исчез, как в воду канул. И вдруг неожиданно появляется, будто вспомнил молодые годы, и методы старые, проверенные. Включается в дело, свежий как огурчик.
— И это вам кажется странным.
— Да, у меня его столь резкое исчезновение плохо вяжется с… громогласным возвращением. Это странно для человека, заканчивающего свою карьеру.
— Что-то, значит, не складывается.
На лице Камиля появляется тревога, это лицо человека, недовольного собой, почти рассерженного.
— Можно сказать и так, что-то не складывается. Есть что-то, чего я не понимаю.
По лицу Бюиссона пробегает неуловимая улыбка, и Камиль поздравляет себя с тем, что сумел сыграть на его чувстве собственной значимости. Это чувство сделало из Бюиссона убийцу-рецидивиста. Оно привело его в тюрьму. Из-за него же ему суждено умереть в собственной камере. Но Бюиссон так ничего и не понял, его нарциссизм никуда не делся, он как бездонный колодец манит своими глубинами, куда неминуемо сваливается тот, кто над ним наклоняется. «Что-то, чего я не понимаю» — ключевая фраза для Бюиссона, ведь он-то, Бюиссон, понимает, в чем дело. И оказывается, не способен это скрыть.
— Возможно, была необходимость…
Нужно идти до конца. Камиль неимоверно страдает оттого, что опускается до подобного обмана. Но он — следователь, а цель оправдывает средства. Камиль поднимает взгляд на Бюиссона и делает заинтересованное лицо.
