- Не принимай этого так близко к сердцу, Чарли. Ведь не ты же виноват, что так получилась.
- Пробовал, не помогает. Все эти люди… они были моей семьей. Меня будто вышвырнули из родного дома.
- А тебе не кажется, что это - символическое повторение детских впечатлений? Родители тоже отвергли тебя… отдали…
- Боже мой! Ну зачем вешать на все чистые аккуратные ярлычки? До этого проклятого эксперимента я считал их друзьями! А сейчас мне страшно…
- У тебя есть друзья.
- Это не одно и то же.
- Страх - совершенно естественная реакция.
- Не совсем. Страшно мне бывало и раньше. Я боялся ослушаться Нормы, боялся переходить Хауэлл-стрит - там была одна компания, которая буквально терроризировала меня. Я боялся учительницу, миссис Либби, - она связывала мне руки, чтобы я не играл предметами на парте. Но все это было реально - я знал причину страха, знал, чего именно я боюсь. Теперь все по-другому…
- Возьми себя в руки.
- Ты не сможешь понять меня.
- Чарли, рано или поздно, но это должно было случиться. Ты словно прыгаешь первый раз с вышки, и мысль о том, что спасительная доска вот-вот уйдет из-под ног, ужасает тебя. Мистер Доннер хорошо относился к тебе, и все эти годы у тебя была крыша над головой. Просто удар оказался для тебя слишком сильным.
- Я все прекрасно понимаю, но от этого не легче. У меня нет больше сил сидеть одному в своей комнате. Я бесцельно брожу по улицам, пока не заблужусь… и обнаруживаю, что вернулся к пекарне. А вчера вечером я прошагал от Вашингтон-сквер до Центрального парка и уснул там. Какого черта мне нужно? Чего я ищу?
Чем больше я говорил, тем грустнее становилась Алиса.
- Чарли, а я… могу я тебе чем-нибудь помочь?
- Не знаю… Я как зверь, которого выпустили из чудесной безопасной клетки.
Она села рядом со мной.
- Тебя толкают вперед слишком ревностно. Ты не знаешь, как жить дальше. Хочешь стать взрослым, а внутри остаешься маленьким мальчиком. Ты один, и тебе страшно.
Алиса положила мою голову себе на плечо, и в эту секунду я понял, что нужен ей. Как и она мне.
- Чарли, - прошептала она, - о чем бы ты не думал… не бойся меня.
…Однажды, разнося заказы, Чарли едва не хлопнулся в обморок, когда женщина средних лет, только что из ванной, решила развлечься тем, что распахнула перед ним халат. Ты видел раньше голую женщину? Знаешь, что нужно делать? Чарли так смешался и так жалобно застонал, что она перепугалась, туго запахнула халат, дала ему четвертак и приказала забыть все, что он видел. Я только проверяла тебя… чтобы посмотреть, хороший ли ты мальчик.
- Я стараюсь быть хорошим мальчиком, - ответил ей Чарли, - и никогда не смотрю на женщин, потому что мама всегда била меня за это…
Вот мать Чарли, зашедшаяся в крике, с ремнем в руке, и отец, пытающийся удержать ее.
- Хватит, Роза! Ты убьешь его! Уйди! - Мать рвется из его рук, чтобы еще раз ударить извивающегося на полу сына.
- Ты только посмотри на него! - кричит Роза. - Он не может научиться читать и писать, но умеет подглядывать за девочками! Я выбью из него эту грязь!
- Он не виноват, что у него эрекция. Это нормально. Он же ничего не сделал.
- Ему даже думать нельзя о девочках! К сестре приходит подруга, а ему лезут в голову грязные мысли! Я проучу его на всю жизнь! Слышишь? Только прикоснись к какой-нибудь девочке, и я засажу тебя в клетку, как животное, навсегда! Ты слышишь меня?…
Да, я слышу тебя, мамочка. А может быть, я уже свободен? Может, страх и тошнота уже не море, в котором тонут, а всего лишь лужа, криво отражающая прошлое? Я свободен?
Наверно, я не поддался бы панике, если бы смог прикоснуться к Алисе чуть пораньше, прежде чей прошлое поглотило меня… прежде чем я вспомнил… Я успел сказать: - Ты сама… сама… Обними меня!…
Прежде чем я осознал, что происходит, Алиса уже целовала и прижимала меня к себе так крепко, как никто раньше. Но в это самое мгновение, единственное в моей жизни, все началось снова - шум в ушах, холод, тошнота. Я отвернулся.
Алиса стала успокаивать меня, говорить, что это не имеет значения, что мне не в чем винить себя. От стыда я заплакал. Так, плача, я и уснул в ее объятиях, а приснились мне бравый рыцарь и розовощекая дева. Только во сне не он, а она держала в руке поднятый меч.
Отчет №12
5 июня.
Немур сердится - вот уже две недели он не видел моих отчетов. В какой-то степени он прав, потому что фонд Уэлберга начал платить мне жалованье и его нужно отрабатывать. Это избавляет меня от поисков работы. До Международного симпозиума психологов в Чикаго осталась всего неделя, и, естественно, Немуру хочется, чтобы доклад прозвучал как можно внушительнее. Мы с Элджерноном - самые яркие экспонаты.
Отношения наши с каждым днем становятся все напряженнее. Надоели его постоянные разговоры обо мне, как некоем лабораторном образце. Его послушать, так до эксперимента меня вообще не существовало.
Я сказал Штраусу, что слишком занят осмыслением мира и своего места в нем и мне не хватает терпения водить ручкой по бумаге. Ужасно непроизводительный процесс. Он посоветовал мне научиться печатать на машинке, и теперь - при скорости семьдесят пять слов в минуту - жить стало проще.
Он мне напомнил, что следует выражать свои мысли как можно доступнее, чтобы люди могли понимать меня. Язык, выразился он, иногда вместо дороги превращается в барьер. Ведь теперь я живу по другую сторону интеллектуального забора.
Мы встречаемся с Алисой, но никогда не говорим о том, что произошло между нами.
Трудно поверить, что меня выперли из пекарни всего две недели назад.
По ночным улицам за мной гоняются призраки. Когда я оказываюсь у пекарни, дверь ее закрыта и люди внутри никогда не оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Жених и невеста на свадебном пироге хохочут и показывают на меня пальцами, а купидоны размахивают своими стрелами. Я кричу. Я стучу в дверь, но никто не открывает. Я вижу Чарли, он смотрит на меня из окна. Или это просто отражение в стекле? Кто-то хватает меня за ноги и тащит прочь от пекарни в тени черных аллей, они обволакивают меня, и я просыпаюсь.
Иногда окно пекарни открывается, я заглядываю внутрь и вижу другую обстановку и других людей.
Удивительно, как прогрессирует моя способность вспоминать. Я еще не могу пользоваться ею в полной мере, но в те минуты, когда я поглощен чтением или решением какой-нибудь проблемы, мысли приобретают необыкновенную ясность. Мне кажется, это нечто вроде подсознательного предупреждения, и теперь, вместо того чтобы ждать воспоминаний, я вызываю их сам. Скоро я научусь контролировать их полностью и смогу исследовать не только сумму случаев из моей прошлой жизни, но и скрытые возможности мозга.
