- Ну что ты… У меня совсем нет чувства, что я совершил великое открытие. Я не понимаю себя самого и никак не могу разобраться в своем прошлом. Я не знаю даже, где мои родители, как они выглядят. Когда я вижу их во сне или вспоминаю, то их лица расплываются. А мне так хочется увидеть отраженные в них чувства! Я никогда не пойму, что происходит со мной, пока не увижу их лиц…
- Чарли, успокойся. - На нас оборачивались. Алиса взяла меня под руку и притянула к себе. - Потерпи. Не забывай, что за несколько недель ты сделал то, на что у других уходит вся жизнь. Скоро ты начнешь находить связи между отдельными явлениями и поймешь, что разные на первый взгляд области знания на самом деле составляют единое целое. Ты как бы взбираешься по огромной лестнице все выше, и видишь вокруг себя все больше.
Когда мы зашли в кафе на Пятьдесят четвертой улице и взяли подносы, она оживленно заговорила:
- Обычные люди могут увидеть совсем немного. Не в их власти изменить себя или подняться выше определенного уровня, но ты - гений. Каждый день будет открывать тебе новые миры, о существовании которых ты раньше и не подозревал.
Люди в очереди оборачивались поглазеть на новоявленного гения, и мне пришлось слегка подтолкнуть ее, чтобы заставить говорить потише.
- Я только надеюсь, - прошептала она, - что это не пойдет тебе во вред.
Я не сразу нашелся, что ответить на это. Мы взяли еду со стойки, расплатились и сели за столик. Ели мы молча, и в конце концов молчание начало действовать мне на нервы. Я понимал, чего она боится, и решил обратить все в шутку.
- А с чего ты взяла, что операция может повредить мне? Вряд ли я стану хуже, чем раньше. Посмотри на Элджернона. Пока хорошо ему, будет хорошо и мне.
Она молча рисовала ножом круги на куске масла, и эти размеренные движения на какое-то мгновение загипнотизировали меня.
- А еще, - сказал я, - мне удалось кое-что подслушать. Профессор Немур и доктор Штраус поспорили, и Немур сказал, что он уверен в благополучном исходе.
- Будем надеяться, - сказала она. - Ты и представить себе не можешь, как я боялась за тебя. - Она заметила, что я уставился на ее нож, и осторожно положила его рядом с тарелкой.
Я собрался с духом и произнес:
- Я пошел на это только ради тебя.
Алиса улыбнулась, и я задрожал от счастья. Тогда-то я и заметил, что у нее нежные карие глаза. Внезапно она опустила взгляд и покраснела.
- Спасибо, Чарли, - сказала она и взяла меня за руку.
Такого я еще в своей жизни не слышал. Я наклонился к ней и, зажмурившись от страха, произнес:
- Ты мне очень нравишься. - Она кивнула головой и чуть-чуть улыбнулась, одними губами… - Больше чем нравишься. Я хочу сказать… Черт возьми, я не знаю, что хочу сказать!
Я сознавал, что сижу весь красный, не зная, куда смотреть и что делать с руками. Я уронил вилку, полез доставать ее и опрокинул стакан воды прямо ей на платье. Внезапно опять я стал тупым и неуклюжим и, когда захотел извиниться, обнаружил, что язык у меня слишком большой и не помещается во рту.
- Ничего страшного, - попробовала Алиса успокоить меня. - Это всего лишь вода.
В такси по дороге домой мы долго молчали, а потом она положила сумочку, поправила мне галстук и выровняла платок в нагрудном кармане.
- Ты очень взволнован, Чарли.
- Я чувствую себя смешным.
- Я расстроила тебя своими разговорами, смутила тебя.
- Это не так. Меня тревожит, что я не всегда могу высказать то, что чувствую.
- Чувства - новость для тебя. Не все нужно… высказывать…
Я придвинулся ближе к ней я хотел взять ее за руку, но она отдернула ее.
- Не надо, Чарли. Мне кажется, это не то, что тебе сейчас требуется. Я виновата перед тобой, и неизвестно еще, чем все кончится.
И снова я почувствовал, что туп и смешон одновременно. Я разозлился на себя, отодвинулся от Алисы и уставился в окно. Я ненавидел ее, как никого раньше, - за легкие ответы на трудные вопросы и материнское воркование. Мне захотелось влепить ей пощечину, заставить ползать перед собой на коленях, а потом захотелось обнять ее и поцеловать.
- Чарли, прости меня.
- Забудем об этом.
- Но ты должен разобраться в том, что происходит.
- Конечно-конечно, но давай все-таки не будем говорить об этом.
Когда такси подъехало к ее дому, я уже чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.
- Пойми, - сказала Алиса, - это моя ошибка. Мне никуда нельзя было ходить с тобой.
- Да, теперь я вижу.
- Я хочу сказать… Нам нельзя строить наши отношения на… эмоциональной основе. Тебе так много нужно сделать… У меня нет права врываться в твою жизнь.
- Это уж моя забота, не так ли?
- Это не только твое личное дело, Чарли. У тебя появились обязательства, не перед Немуром и Штраусом, а перед теми миллионами, которые пойдут по твоим следам.
Чем больше она говорила об этом, тем хуже мне становилось. Вечер, проведенный с нею, высветил всю мою неловкость, полное незнание того, как вести себя в подобных случаях. В ее глазах я был всего лишь неловким подростком, и она постаралась избавиться от меня как можно изящнее.
Мы остановились у дверей ее квартиры. Алиса улыбнулась, и мне показалось даже, что она хочет пригласить меня к себе. Но она только прошептала:
- Спокойной ночи, Чарли. Спасибо за чудесный вечер.
Мне захотелось поцеловать ее на прощанье. Я уже думал об этом раньше. Всегда ли женщина ждет, что ее поцелуют? В известных мне романах и фильмах инициатива всегда исходила от мужчины. Вчера я твердо решил, что поцелую ее. А вдруг она не позволит?
Я шагнул к ней, но Алиса оказалась проворнее меня.
- Давай лучше пожелаем друг другу спокойной ночи, Чарли. Нельзя так сразу… Пока нельзя.
Прежде чем я смог спросить, что означает это «пока», она переступила порог квартиры.
- Спокойной ночи. И спасибо еще раз. Спасибо.
Дверь захлопнулась.
В тот момент я был зол на себя, на нее, на весь мир, но когда добрался домой, то понял, что она права. Не знаю, нравлюсь ли я ей или она всего лишь старается быть доброй. Что может Алиса найти во мне?
Да, я неловок, но только оттого, что никогда прежде не оказывался в подобных обстоятельствах. Откуда человек узнает, как ему вести себя с другим человеком? Откуда мужчина узнает, как вести себя с женщиной?
От книг мало толку.
В следующий раз обязательно поцелую ее.
3 мая.
Среди всего прочего меня тревожит то, что, вспоминая свое прошлое, я никогда не могу с уверенностью сказать, происходило ли что-нибудь на самом деле или мне кажется, что происходило именно так, или я вообще все придумал. Я похож на человека, который проспал полжизни, а теперь пытается узнать, кем он был, пока спал.
