– Хочешь, я тебе что-нибудь приготовлю поесть?
– Нет, спасибо, – говорит Морковка, не сводя глаз с пюре. – А хлеб у тебя есть?
– Да, вон он. Нет, что ни говори, а хочется, чтобы жизнь пошла по-другому. Сначала тебя чуть было не убивают, потом ты сама пытаешься – да еще неудачно – похитить человека, и после всего этого приходится вдобавок пол мыть. Ужасно скучно убирать собственную квартиру. Надо бы придумать такую систему, чтобы убирать не у себя, а у соседей, – тогда по крайней мере увидишь чужие фотографии и картинки на стене, другие обои и занавески, будет непривычный вид из окна, другие подоконники, двери...
Роза права. Мировую историю можно постичь, выяснив, кто, где и когда вытирал пыль. Сельское хозяйство, медицина, военное дело изменились до неузнаваемости, а вот замены ветхой домработнице, штопающей ветхую сорочку, не предвидится. Туризм, разумеется, тоже не претерпел существенных изменений. Хочешь увидеть мир – вступай в банду мародеров.
– Ты пыталась похитить человека? – интересуется Морковка, доедая пюре.
– Шутка.
– Партнер он, в общем, неплохой, но не первый класс.
– Я тебя, по-моему, об этом не спрашивала.
– Ну и что? Не затыкай мне рот.
– А ты чего от него ждала? Он ведь все-таки не полный мерзавец, как бы он ни хотел им казаться, иначе б он тебя не предупредил, верно? Он относится к категории незаконченных мерзавцев.
– И кто же у нас незаконченный мерзавец? – вступает в разговор вернувшаяся Никки.
– Очередной дружок Морковки. Но у него есть все шансы стать законченным.
– Мне ли не знать законченных мерзавцев, – обращается к Морковке Никки, не дожидаясь, пока Роза их познакомит. – В четыре минуты укладываются. В постели, я имею в виду. Цветочками и болтовней женщин не охмуряют. Я как-то с одним таким имела дело – как сейчас помню, в пятницу вечером, в чужой квартире, на другом конце Лондона, в Хорнчерче. В двадцать два тридцать пришли – в двадцать три ноль ноль разошлись. Ничего, кроме траха. Он, помнится, сказал жене, что пошел кружку пива выпить. Только это и умеет – но умеет неплохо, ничего не скажешь. Нет, что ни говори, а законченный мерзавец лучше всех недоделанных, вместе взятых. Особенно – по второму разу.
– По второму разу? – Морковка недоумевает.
– Ну да, по второму. Если, конечно, на первый все получилось. По второму разу и к партнеру притираешься, и новизну еще чувствуешь. Самое оно. А дальше, как правило, по убывающей идет.
– Может быть. Вино хорошее? – любопытствует Морковка, инспектируя холодильник.
Отдает вину должное.
– И почему так трудно найти мужчину? – вздыхает Морковка. – Пока хорошего партнера отыщешь, забудешь, как это делается.
– А может, так было всегда? – делает предположение Роза. – Может быть, еще первобытные женщины жаловались друг другу: мужчин днем с огнем не сыскать, найти такого, чтоб нравился, так же сложно, как избавиться от того, кто не нравится. Жизнь, может, в том и состоит, чтобы мечтам, с которыми мы все родились, не давать ходу. Может, наши мечты – это та оболочка, которая предохраняет нас от жизни, от ее грубых лап, помогает нам дотянуть до конца. Помню, как-то вечером мама мыла посуду, повернулась ко мне и говорит: «Главное, на удочку не попадайся». Если б мы знали, что нам предстоит, никто бы не покинул материнской утробы по собственной воле. Всех бы кесарить пришлось.
– А что, если бывший возлюбленный возьмет и зарежет? – замечает, в ответ на свои мысли о будущем, Морковка.
– Да, в наши дни такое творится... – вносит свою лепту в разговор Никки. – Я с этим бразильским транссексуалом еще до его операции трахалась. Ни слова не понимала из того, что он лопотал. Или она? У него и сиськи были, и член – небольшой, правда, – его ему потом и вовсе лечением вывели. Вообще-то он хотел, чтобы его культурист трахнул, – но тут я подвернулась, по ящику в тот вечер ничего не было, нацепила я искусственный член и вдула ему в задницу по полной программе. Я-то, если честно, ничего особенного не почувствовала, зато он визжал как резаный, бубнил что-то непонятное, я сначала думала, это он по-бразильски, а потом сообразила, что он мое тогдашнее имя выкрикивает. Чего только в жизни не бывает!
– Могу себе представить, – говорит Роза. – Между прочим, Туша так до сих пор в машине под окнами и сидит. Ну как, на работу устроилась?
Они пьют вино допоздна. Позвали и Тушу – молча сидит посреди комнаты: туша тушей. Никки интересуется, откуда у Морковки такое имя. Оказывается, Морковка купила другу на свою годовую стипендию машину, а потом вынуждена была целый год по овощным рынкам побираться.
– А что же друг?
– Сел в машину и укатил – только его и видели.
Послушать историю на сон грядущий Роза приходит лишь в четверть четвертого. Я и на этот раз рассказываю ей о превратностях любви...
Трубный глас
Его постоянно видели в компании его любимой свиньи, которую он называл Свиньей. Еще у него была собака по имени Собака, а у его жены кошка – Кошка.
Однажды утром он проснулся и понял, что должен избавиться от своей благоверной во что бы то ни стало.
Он решил, что несчастный случай вполне его устраивает, и часто – как правило, в плохую погоду – отправлял жену к сестре, которая жила на другом берегу реки. Паром, тонувший довольно часто, ни разу не утонул, когда на нем плыла жена. Тогда он стал посылать жену к брату, который жил в другом конце графства, но в лапы разбойников она тоже почему-то не попадала.
Он подмешал жене в пищу яд, но сам же и слег, а она заботливо за ним ухаживала. Он отнес ее одежды умирающим от страшных болезней и заставил их эти одежды надеть, однако в результате заболел сам, она же безропотно за ним ходила.
Они совершали прогулки в горы.
– Посмотри, какой внизу прекрасный вид, – говорил он, подталкивая ее к краю пропасти.
– Не стой у самого края, – говорила его благоразумная жена.
– Нет, ты все-таки посмотри – вид совершенно сказочный, – сказал он как-то, заглянул вниз и свалился в ущелье. Ему повезло: он упал на площадку, находившуюся всего в двадцати футах от вершины скалы, и два часа, крича от боли, пролежал со сломанной ногой, пока удалось опустить ему веревку. Жена заботливо за ним ухаживала.
Он пошел к предводителю местной шайки разбойников, прихватив с собой все свои сбережения в золотых слитках.
– Завтра в это самое время по этой самой тропинке пройдет моя жена. Надеюсь, ты примешь от меня это подношение, устроишь засаду и обязательно жену изнасилуешь. Но этого мало – прошу тебя, лиши ее жизни: на ней будут умопомрачительные драгоценности.
– Любопытно, – отозвался разбойник, – но я хотел бы задать тебе один вопрос. Как ты думаешь, что мне помешает взять у тебя золото, посмеяться над тобой, привязать вон к тому дереву и сечь до тех пор, пока с тебя не сойдет вся кожа, а потом держать с друзьями пари, выживешь ты или нет?
