Нас загружают в автофургон, и моя нынешняя хозяйка садится за руль, отчего фургон жалобно стонет. Мы трогаемся, и вскоре становится ясно, что едем мы в сторону Розиной квартиры. Припарковавшись за углом, великанша достает сотовый телефон и набирает номер. В трубке раздается голос Никки; моя хозяйка отключает телефон, на мгновение задумывается, заводит мотор – и мы куда-то едем еще минут пятнадцать. Приезжаем мы в спортивный клуб, где спортом занимаются не для того, чтобы сбросить лишний вес или похудеть в талии, а для того, чтобы диктовать миру свои условия. Боксеры с остервенением колотят по грушам, чтобы с еще большим остервенением колотить людей. По залу прохаживаются великаны, чьих лиц почти не видно под буфами мышц; впрочем, по сравнению с моей хозяйкой они не кажутся такими уж великанами. Она здесь – единственная женщина, и ее приход вызывает всеобщее внимание.
– Привет, Туша, – цедит один из великанов, ее знакомый. Раздается смех. Кто-то оставил посреди зала штангу; Туша снова набирает Розин номер и, убедившись, что Никки по-прежнему дома, хватает штангу, которую она способна не только выжать вместе со штангистом, но и забросить обоих на крышу соседнего дома, и начинает довольно, впрочем, неловко – завязывать ее узлом.
Разумеется, стоящие поблизости культуристы гогочут – в самом деле, какой смысл тратить всю жизнь на то, чтобы отрывать от земли увесистые куски металла, вдыхать терпкий запах чужих подмышек, если не иметь возможности посмеяться над невиданно толстой женщиной, которая не владеет искусством толчка и жима, да еще носит белый кожаный пиджак с нелепыми белыми крыльями за плечами? Трое качков, чей совокупный интеллект примерно равен интеллекту карандаша, как по команде поворачиваются к ней и разражаются громким смехом. «А может, она ищет ссоры? – думаю я про себя. – И для этого любым способом старается привлечь к себе внимание, вызвать смех».
– Так жирок не сбросишь, крошка, и не надейся, – замечает один из качков, что с его стороны несправедливо: жира как такового у нее не так уж и много, зато шире в плечах здесь нет никого. Слышу, как по залу пробежал смешок – не в адрес Туши, а в предвкушении того, что должно неминуемо произойти.
На шее у насмешника – рубец; на рубце вытатуировано: «Резать здесь»; по всему видно: штангой он занимался и в тюрьме тоже. Сидел себе, должно быть, за решеткой, качал мышцы в тюремном спортивном зале и в ус не дул. Таких, как он, камера спасает от куда больших неприятностей. Типичный придурок, природа не обделила его ростом и весом, и теперь он каждый день начинает – и кончает – штангой. Не понимает только одного: завод, который производит таких, как он, был запущен еще до ледникового периода.
– На небеса ты не попадешь, можешь не беспокоиться. Даже верхом на штанге. – Гомерический хохот. Туша переносит насмешки с поистине ангельским терпением. До поры до времени.
– Сила и мышцы – вещи разные, – изрекает она наконец голоском девятилетней школьницы. Все стонут от смеха – вот уж действительно святая простота. – Сила не в мускулах, а в душе.
– «В душе!» – Зал сотрясается от дружного хохота.
– Спорим? – предлагает она.
Тут бы качкам, будь у них в мозгах хоть одна извилина, заткнуться и отойти. Но они не понимают, с кем имеют дело.
– Ставлю сотню, что я выносливей вас всех, – провозглашает Туша.
– Да ну? – не верит своим ушам Рубец.
– Именно так. – С этими словами Туша извлекает из кармана деньги и две зажигалки, одну синюю, другую красную. Рубец мечется по залу в поисках сотни. – Выбирай зажигалку, – говорит она. Он берет синюю зажигалку в правую руку, на которую ладонью вниз ложится левая рука Туши. В правой руке у Туши красная зажигалка, а сверху – левая рука Рубца. Язычки пламени вспыхивают одновременно.
Рубец почти сразу же начинает морщиться. Он – из той породы людей, которые скорее умрут, чем дадут слабину, однако в данном случае ему грозит не смерть, а боль. Через десять секунд он начинает трястись всем телом и на мгновение отдергивает руку, однако затем пересиливает себя и со слезами на глазах вновь ее опускает. Ладонь же Туши остается неподвижной, на лице – благодать. Еще через семнадцать секунд Рубец, всхлипнув как ребенок, судорожным движением сжимает руку в кулак. Чернокожий дружок Рубца считает, что у него получится лучше, и собирает дань с тех, у кого рост и вес поменьше, а кошелек потолще. Лучше не получилось.
– Да она нам мозги пудрит! – кричит Рубец, хватает синюю зажигалку, зажигает ее и вновь поджаривает себе ладонь. – Денег ты все равно не получишь.
Она ласково смотрит ему в глаза, сама же тем временем присваивает его семейные драгоценности: эспандер, гантели, тренажер. К такому повороту событий Туша явно привыкла: ее улыбка, твердый взгляд, осанка были не случайны – она готовилась. У Рубца – минутный шок, который наступает у всех мужчин после перенесенной боли; они пытаются собраться с духом – как правило, неудачно. Рубец капитулирует.
– Запомни одно слово, – говорит она. – Апосематика. А-по-се-ма-ти-ка. Хочешь, я его тебе запишу? Человек, над которым ты смеешься, может оказаться не только толстым, но и сильным.
Получив с проигравшего деньги, мы вновь едем к Розе. Автофургон останавливается, и Туша, со связкой ключей в руке, переходит улицу. Вижу, как она, предварительно удостоверившись, что в квартире никого нет, начинает подбирать ключи к замку.
Покамест она возится с входной дверью, неизвестный мне джентльмен открывает дверцу фургона и садится за руль – одновременно с этим Туша (судя по всему, уже бывшая моя хозяйка) проникает в дом. Мы снова в пути.
Путь наш, однако, недолог. Мы сворачиваем в проулок и заезжаем в гараж, где джентльмен опустошает фургон. В его движениях сквозит уверенность умалишенного. Вообще умалишенные, если только подбирать их с умом, совершенно незаменимы; лучших работников не придумаешь: ни тебе перекуров и усталости, никаких телефонных звонков и посторонних дел.
Он тщательно пылесосит фургон изнутри, моет, а затем натирает воском снаружи, заменяет масло, моет с шампунем мотор, выбрасывает из пепельницы зловонные окурки, до блеска протирает тряпкой инструменты в коробке, наводит порядок в «бардачке» и в довершение всего еще раз, после некоторого размышления, обдает машину водой из шланга. Меня изучает внимательнейшим образом. Спустя пять часов фургон возвращается на то самое место, откуда он был угнан; на переднем сиденье записка, Евангелие и бутылка с чистящей жидкостью.
Записка: Чистота сродни Благочестию. Чистый автомобиль вывезет Вас на дорогу к Вашему спасению. Чистая приборная доска – дорога к Господу. Так пусть же чистота Вашего автомобиля очистит Вашу душу. Сумма пожертвования – 100 фунтов.
Интересно, каким образом он собирается получить означенную сумму? Лично я предпочитаю, чтобы деньги не жертвовались, а давались в долг.
Моя гигантская хозяйка появляется спустя десять минут; все это время Туша наблюдала за улицей из паба и теперь спокойно, как будто ничего не произошло, открывает дверцу автофургона. Записку душещипательного содержания прячет в карман. Мы входим в Розину квартиру. Поначалу Туша оглядывается по сторонам, словно пытаясь сообразить, где находились украденные вещи, однако затем решает по местам нас не расставлять, а сгружает на шаткий столик. И тихо уходит.
