Создать жаргон – значит создать источник пропитания.
– Доброе утро, леди и джентльмены, сейчас мы исследуем вопрос – есть ли у вас несколько тысяч франков, с которыми вы готовы расстаться, не слишком в них нуждаясь.
Позавтракать никогда не рано
Могли ли мы сделать что-то иное? Естественно, мы отправились в тот же рыбный ресторан, что и в прошлый раз. Если это сработало однажды, то будет работать вновь и вновь. Вновь и вновь, покуда не заставит вас задуматься: а все ли тут в порядке?
Уилбур был убежденным противником всякой рутины и всякого шаблона. Он даже в колледж каждое утро шел другой дорогой (строгая приверженность этому правилу означала, что, если другие добирались до колледжа минут пять – десять, Уилбур кружил наугад по улочкам и переулкам с полчаса). «Разум вполне готов блуждать вслепую», – утверждал он. Он отказывался дважды объявлять один и тот же семинар, что порождало среди коллег – лихих жокеев, привыкших объезжать самые дикие мысли – страх и смятение: вдруг подобная практика станет нежелательным прецедентом, а то и обязаловкой. Ежегодно он переезжал в новый дом, что было сопряжено не только с упаковкой и распаковкой книг: переехав, он начинал учить новый язык и заводил себе новое хобби. «Дай малейшую слабину – и все: мозги полностью размякнут. А ведь так просто нагрузить их работой». На мой взгляд – слишком уж все это утомительно: всякое мгновение быть самосознающим бытием и прочее в том же роде.
Я взял заливного судака и углубился в размышления о том, сколь много есть иных профессий, замешанных на бесчестии и обмане, представителям которых удается избежать докучливого внимания полиции: агенты по торговле недвижимостью, политики, маляры, председатели международных организаций, стоматологи – вся их деятельность вопиет к небу. Ведь очевидно, что, если, например, всех торговцев подержанными автомобилями собрать на какой-нибудь лужайке и расстрелять из станкового пулемета, мир станет только лучше; подобные действия, правда, не приветствуются в академической среде, но попробуйте-ка предложить более эффективный способ санации окружающей среды, чем расстрел из пулемета людей, которых просто необходимо расстрелять.
Ограбление банков, если в роли грабителя выступает истинный философ, никому не причиняет вреда. Мы внушаем трепет публике. Забавляем ее. Развлекаем. Стимулируем экономику. Заставляем чаще биться сердца. Провоцируем на размышления. А что до самого ограбления, коль речь идет о банке, – оно не более чем иллюзия. Вы выносите из банка некую сумму денег. Но где же она потом оседает? В каком-нибудь другом банке. Подобно воде, деньги совершают круговорот: они движутся от банка к банку. Мы же – мы же просто ненадолго выносим их на воздух.
Номер два и три
Мне неприятно об этом говорить, однако довольно быстро ограбление банков становится утомительным. Zensho [Полная победа (яп.)] – это вам не телешоу. «Сейчас мы выясним, сколько денег удастся вам засунуть в наш чемоданчик». Самым приятным в серийном ограблении была смена костюмов после очередного визита.
Никто не сделал попытки предотвратить ограбление, процитировав хоть какой-нибудь отрывок, имеющий отношение к философии. Юпп, полагаю, был этим не на шутку раздосадован. Он бы охотно ушел из банка с пустыми руками, если бы только его встретили там цитатой из какого-нибудь самого завалящего философа. Я же был рад, что никто не пытался нас остановить: как бы я поступил, если бы не узнал цитату или бы начисто не помнил соответствующего автора? Я не любитель высказываний типа: «А вот и не угадали! Что поделаешь...»
Номер четыре и пять
Мы поспешно вернулись в отель; улицы полнились воплями сирен на полицейских «синеглазках». Юпп смотрел что-то по телевизору, я колдовал над мини-баром. Потом в номере возник посетитель – странный тип с овчаркой на поводке и доской для серфинга под мышкой. Судя по всему, он был знаком с Юппом, так как они обменялись какими-то приветственными банальностями.
Неожиданно выяснилось, что доска для серфинга предназначалась мне.
– Думаю, если мы дорожим своей шкурой, лучше исходить из того, что копы на данный момент вовсе не сидят в столовой полицейского управления, с головой уйдя в игру в карты, – усмехнулся Юпп, – а потому нам нужно позаботиться о дополнительном прикрытии. Мы сыграем на их высокомерии...
Овчарка тем временем дружески лизнула меня в руку, как бы говоря: плевать мне, Эдди, на твой статус, комплекцию и прочее. Когда-то я презрительно относился к людям (особенно это касается моих зоолюбивых соотечественников), которым свойственно преувеличивать человеческую – слишком человеческую – привязанность к братьям нашим меньшим, но с возрастом я открыл радости, связанные с тем, что в каждом из нас живет потребность быть любимым хоть кем-то, пусть это даже псина, готовая вилять хвостом перед первым встречным, лишь бы он не бил ее палкой.
– Да, Юпп, и что с того? – вернулся я к нашей беседе.
– Вот ты – что ты думаешь, увидев человека с серфингом? Что он только что вернулся из отпуска, а? Или собирается в отпуск – или несет серфинг в машину? Или в ремонт? Я бы тоже с удовольствием провел субботу-воскресенье, катаясь на серфинге, думаешь ты. А вовсе не о том, что перед тобой – английский философ, направляющийся грабить банк и прихвативший серфинг для отвода глаз, и поэтому надо бы проверить у него документы!
– Хорошо. Но собака-то тут при чем?
– Что ты думаешь, увидев человека с собакой? Что он...
– Ладно, оставим. Пошли!
Ограбление номера четвертого прошло в духе киников. «Благосостояние не есть благо. Деньги не есть необходимость – а потому швыряйте-ка их в эту сумку, и поживее». Серфинг я решил оставить в банке – все больше склоняясь к той точке зрения, что пребывание в тюрьме пошло бы мне на пользу. Тюремная дисциплина могла бы подвигнуть меня сесть писать. Просто в мире за пределами тюремной ограды на каждом шагу вас поджидает монастырское пиво и припущенный судак. И вдруг оказывается, что переход от состояния, когда у тебя нет денег, чтобы сесть и писать книгу, к состоянию, когда для этого денег слишком много, протекает слишком незаметно. Этакое скольжение по наклонной плоскости.
Мы совершили неспешную прогулку по ботаническому саду, направляясь к банку, который наметили на сегодня пятым. «Вот это жизнь! – восхищался Юбер. – Не уверен, что хотел бы жить вечно, но лет пятьсот пожить так... Я бы не отказался!»
В последний банк Юбер вошел уверенной походкой эстрадного артиста, который целый день купался в лучах обожания публики. Мы не стали затруднять себя стоянием в очереди к окошку кассы – проще было выпотрошить весь банк.
– Можете больше не ждать – мы здесь, – объявил Юпп. – Давайте же рассмотрим данную ситуацию: мы получаем все деньги, однако сперва... Сперва мы немного почитаем античных философов вслух.
Я предлагал ему – давай я просто процитирую что-нибудь по памяти, однако Юбер возразил на это: нужна книга, как для богослужения нужна дароносица, не важно, что это за книга, – но нужно позаботиться о создании подобающей атмосферы. Я извлек своего Диогена Лаэртского в лоэбовском издании, раскрыл и принялся читать самое начало – там, где рассказывается о возникновении философии, когда обратил внимание на то, что мужчина, стоявший в очереди, чтобы открыть счет, и сжимающий в руках огромный букет, завернутый в целлофан, вдруг начал срывать с него упаковку. Я было даже подумал, что сейчас он бросится к Юппу или ко мне и начнет, источая неуместную лесть, рассказывать, как он нами восхищен... Но тут последние обрывки целлофана упали на пол. Кажется, Элиот сказал: «Не взрыв – но всхлип»? На нас смотрели не нежные левкои – но ржавый «ствол». В руках этот тип сжимал обрез. Нагло уставившийся вам в глаза двумя черными, грубо спиленными стволами. Стоящий следом за любителем цветочков парень заорал:
