– Вполне может быть.
Одли объявляет, что он собирается перебраться в другой бар. Оск говорит, что попробует как-нибудь передать Бруно, что его ищут. Потом все дружно предупреждают Одли, чтобы он поберег себя. Здесь, в центре Вено, все замечательно, но на севере и на юге надо быть осторожнее. Места там опасные – всякое может случиться. В баре на северной оконечности острова все уверяют Одли, что здесь все в порядке, но надо быть осторожнее на юге и в центре. Всякое может случиться – места там опасные. В баре на юге ему говорят, что здесь все нормально, но в центр и на север лучше не соваться.
В последнем баре Одли встречает какого-то пузатого дядьку преклонного возраста, который пускается в лирические воспоминания о Нью-Йорке семидесятых, когда рухнули все преграды для удовольствия.
– Они и раньше пытались, да, причем очень упорно, и наркота тоже была, но у них не было технологии удовольствий. – Он говорит Одли про Книгу, которую держали под барной стойкой в одном из клубов. Человеку, который придумает новую эротическую забаву, предлагали большую награду: на эти деньги можно было бы выкупить половину клуба. – Претендентов было немало. Такие все самоуверенные, – говорит этот последний боец за всеобщую эйфорию. – А бармен только вздыхал и молча тыкал пальцем в соответствующий параграф в книге, и они, посрамленные, возвращались обратно в Айову со своими ручными миксерами. – Поколение, которое заублажало себя до смерти, достойно всяческого восхищения. Я даже невольно задумалась, а смогла бы я что-то такое придумать, чего точно не было в этой Книге. За столик Одли подсаживается какая-то пожилая пара. Британцы.
– Мы тут дайвингом занимаемся. Удовольствие, конечно, не из дешевых, но оно того стоит.
– Полностью с вами согласен, – говорит Одли.
– А вы погружались на Фуджикава Мару?
– Разумеется.
– Думаем тут задержаться еще на недельку. Но тут все так дорого, а мы оба – пенсионеры. Приходится считать каждый пенни. Я работал в муниципальном совете Ламбета, а у нас все считают, что если ты там работал… ну, в общем, вы поняли…
– Нет, не понял.
– Да поняли наверняка.
– Нет, не понял.
– Растраты? Взятки? Коррупция?
– Никогда о таком не слышал.
– Наверняка слышали. Ламбет печально известен своей коррумпированностью.
– Нет.
– Ламбет – всеобщее посмешище. Полная несостоятельность и невменяемость. Да о нем постоянно писали, во всех газетах.
– Мне как-то не попадалось.
– Да наверняка попадалось. Как можно было такое пропустить?!
– Я не знаю.
– Но как бы там ни было, это, знаете ли, утомляет, когда ты говоришь, что работал в муниципальном совете Ламбета, и все сразу же делают вывод, что ты вор и растратчик, который благополучно ушел на покой и устроил себе тропические каникулы, в то время как в Ламбете бедствуют бабушки-пенсионерки.
– Да, наверное.
– Очень приятно встретить человека, который понимает, что не всякий, работавший в управленческом аппарате, обязательно вор и растратчик. Это в корне неверно. Кстати, если хотите, можно устроить небольшой секс втроем: мы с женой и вы – третий.
– Только не бей его, Одли, и приглядывай за своей кружкой, – говорю я.
Одли говорит, что ему надо идти. Бармен обещает передать Бруно, что его ищут. На полочке у стойки выставлены на продажу какие-то кустарные открытки. Даже при таком низком качестве изображения мне видно, что они там стоят уже очень давно. Одли желает мне спокойной ночи, зачитывая, что написано на одной из открыток:
– «Ты думаешь, ты – это все. А все остальные считают, что ты – ничто». – Он возвращает открытку на полочку и берет другую. – «Депрессия: бесконечно приятное хобби, которое к тому же не бьет по карману».
* * *
Все утверждают, что они обязательно свяжутся с Бруно, но ничего не происходит. Одли сидит на пляже. Пляж абсолютно пустой, если не считать самого Одли и пожилой пары чуукцев, которые, видимо, исполняют свои бабушко-дедушкинские обязанности и возятся с маленьким внуком – уговаривают малыша войти в воду.
– А почему бы тебе не заняться дайвингом? – говорю я Одли. Я слегка разочарована местными видами. Нет, пейзаж идеально тропический: море, пальмы, пляж очень чистый, хотя и разрытый крабами-отшельниками. Но я все равно слегка разочарована. Да, здесь все настоящее. Надо думать. Но когда ты находишься на тропическом пляже, очень трудно представить, что ты на тропическом пляже.
– Почему? У меня есть одна уважительная причина. Просто не хочется, – огрызается Одли. – Я плохо плаваю.
– Странно. Ты ведь вырос у моря, – говорю я, вспоминая залив Хамбер.
– Ничего странного. Я плохо плаваю в смысле стиля, то есть умею, конечно, но очень коряво, и потом, я не люблю воду. У меня была девушка, она очень хорошо плавала и вечно меня донимала, пытаясь подправить мне технику. «Учись доверять воде», – как-то сказала она, и я понял, что в этом-то все и дело. Я не доверяю воде. Вот ни на столечко не доверяю. И никогда не буду ей доверять. Она меня не обманет. Плавательные бассейны – это заговор воды. Она выжидает, она готовится. И когда ты ей доверишься, она тебя погубит. Даже в ванне вода только и ждет, как бы тебя погубить. Ждет, что когда-нибудь ты потеряешь бдительность. Она прикидывается невинной и безобидной, но она только и ждет, как бы тебя погубить. А холодная вода… холодная вода – это хуже всего. Будь ты хоть самым лучшим пловцом на свете, самоуверенным и крутым, холодная вода прикончит тебя в считанные минуты.
А теперь посмотри на это. – Он указывает на Тихий океан. – Ты над ним не летала, а я летал. Летишь много часов, а внизу – только вода. А если и попадаются островки, так они сверху кажутся крошечными, не больше футбольного поля. Зато волны – размером с дом. И что хуже всего: все, что есть в море, оно скрывает. Ты не знаешь, что там, под водой. Акулы, другие морские хищники. Нет, я уж лучше тут на бережку посижу.
Все, кто здесь погружался, просто в восторге от затонувших кораблей, – Лагуны Чуука славятся своими затонувшими кораблями. Во время Второй мировой войны японцы устроили здесь военно-морскую базу, которую потом разбомбили американцы. А теперь эти потопленные корабли привлекают ныряльщиков со всего света.
– Вот объясни мне, пожалуйста. Если бы эти ржавые железяки валялись на суше, на них либо не обращали бы никакого внимания, либо ругались, что они портят вид, либо их тихо свезли бы на свалку. Я, знаешь ли, не фанат заржавелого оружия и человеческих скелетов. Подобные аттракционы, они нравятся тем, кто сам никогда не бывал на войне. А я представляю себе, как они усирались от страха, эти матросы. Потому что я знаю, что это такое. Меня до сих пор трясет, когда я вижу оружие. Любая вещь может убить. Подушка. Бифштекс. Сковородка. Арахис. Кусок веревки. Бюстгальтер. Но подушка или бюстгальтер – они предназначены для другого. А оружие, у него одна цель: убивать.
