Ему явно нужен совет насчет хорошей спортивной обуви, но это может подождать до другого раза.
* * *
Мне позвонили по поводу пропавшего чека. Звонила какая-то Вэл – раньше мы с ней не общались. На днях я отправила им очередное возмущенное письмо, но я, честно сказать, не рассчитывала на ответ, и меня удивило, что они потрудились мне перезвонить.
– Мы тут проверили насчет ваших денег, – говорит эта Вэл. К чему такое вступление? Почему не сказать просто: мы послали вам чек. Просим прощения за задержку. – Понимаете, ваши деньги были отправлены Марсии Ист.
– Какой Марсии Ист?
– Я не знаю.
– Я тоже не знаю никакой Марсии Ист. В жизни не слышала ни о какой Марсии Ист. Почему вы отправили мои деньги кому-то другому?
– Видимо, произошла ошибка.
– Так вы пришлете мне деньги?
– Непременно пришлем. Как только Марсия Ист перешлет их назад.
– Подождите минуточку. Вы отправили мои деньги неизвестно кому, и я еще должна ждать, пока вы не получите их назад?
– Да. Но мы с нее обязательно стребуем эти деньги. Это не займет много времени.
Я даже не знаю, что на это ответить.
* * *
Я все раздумываю над предложением Одли. Скорее всего я воспользуюсь его услугами. Прежде всего потому, что могу себе это позволить. И дело даже не в том, чтобы взыскать наконец этот долг. Просто надо же хоть как-то развлечься. Я уже поняла: Одли и Гарба во многом похожи. Одли тоже любит все необычное. И его не ломает пройти пару лишних миль. За дополнительную плату, конечно. Но это вполне справедливо.
Я звоню Одли, и мы обсуждаем детали. У него уже есть кое-какие идеи.
– Прежде всего, что вы хотите, чтобы мы с ними сделали: немного попортили жизнь, унизили и подавили или добили морально? – говорит он. – Только предупреждаю сразу: полное моральное уничтожение – процесс кропотливый и долгий, занимает от нескольких месяцев до нескольких лет, стоит дорого – большинству наших клиентов такое просто не по карману – и вообще опасен для здоровья. Так что вы лучше сто раз подумайте, прежде чем это заказывать. Я берусь за такую работу, только если я абсолютно уверен, что эти деньги, которые задолжали заказчику, ему жизненно необходимы.
Я лихорадочно соображаю, кого «заказать»? Генерального директора «Хватай-беги»? В конце концов он отвечает за все, что творится в его компании. Или, может, главного бухгалтера? У них там в бухгалтерии полный бардак… Но, с другой стороны, главного бухгалтера нанял генеральный. То есть он нанял явно некомпетентного человека. Значит, он все равно виноват больше.
Быть фрилансером трудно. Конечно, если ты первоклассный специалист с мировым именем, тут никаких проблем не возникает. Но нам, простым смертным, надо к следует потрудиться, чтобы получить работу, и сделать эту работу нормально, в надежде, что тебе снова дадут работу, а потом – это, похоже, уже неизбежно – надо еще потрудиться, чтобы выбить из заказчика заработанные тобой деньги.
– А что значит немного попортить жизнь?
– Давайте я приведу пример. Уилф, в своем лучшем наряде с описанными штанами, заявляется на дорогой бизнес-ланч и, заливаясь слезами, обращается к генеральному, называя его по имени: «Пит, почему ты не хочешь поговорить с собственным папой?», «Зачем притворяешься, будто ты меня даже не знаешь?», «Разве можно так обходиться с родным отцом?!» и все в таком роде. Разумеется, наш объект всегда может сказать, что Уилф – просто какой-то чокнутый старикашка. Может быть, ему поверят. Но могут ведь и не поверить. Потом я звоню и спрашиваю: ну что, будем платить? Кстати, Уилфу еще ни разу не приходилось являться на бизнес-ланч больше двух раз. Хотя обычно хватает и одного.
– А чем «унизить и подавить» отличается от «попортить жизнь»?
– Допустим, объект – человек женатый. И вот он идет в ресторан или клуб без жены. Там он знакомится с молодой красавицей, и тут уже даже не важно, клюнет он на нее или нет, и где это произойдет, в дверях клуба или на нашей оперативной квартире, но в какой-то момент молодая красавица просит его подержать ее жакет, а сама быстро снимает блузку. Обычно для этих дел мы нанимаем одну стриптизершу, Стейси. Она раздевается молниеносно. Настоящий профессионал. Стейси снимает блузку и бросает ее на жакет, так что на фотографиях, которые делает наш другой оперативник, все это смотрится так, как будто объект раздевает девицу в предвкушении пьяного совокупления. Если бы речь не шла о взыскании долга, это был бы настоящий грязный шантаж. А так я звоню объекту и спрашиваю: ну что, платить будем? Опять же он может сказать, что его гнусно подставили. Может быть, ему поверят. Но могут ведь и не поверить. Так что проще заплатить. Мы ему говорим: просто переведите деньги, и мы уничтожим все фотографии и негативы. Всегда приятно услышать, что хочешь услышать.
– И где же тут унижение и подавление?
– Объект переводит деньги, но мы все равно посылаем те снимки его жене.
– Ладно. А полное моральное уничтожение?
– Обычно я не разглашаю подробности, пока не подписан контракт.
– Ну а все же.
– Тут приятного мало.
– И все же.
– Я не хочу, чтобы у клиентов складывалось неверное впечатление о нашей фирме.
– И все же.
– Но вы, наверное, поймете все правильно. Я делал полное моральное уничтожение всего два раза. Один раз – для клиента, за деньги, другой раз – бесплатно, для друга. Его сына сбил пьяный водитель. Водителю присудили полгода лишения свободы, что означало, что он через три месяца вышел из тюрьмы, где замечательно отдохнул, целыми днями играя в скраббл. Вы, я думаю, представляете, что должен был чувствовать мой приятель. И я сказал… что я сам разберусь, если вы понимаете, что я имею в виду. Я сказал, чтобы он не порол горячку и не предпринимал никаких необдуманных действий. Я сказал, что я сам разберусь, раз и навсегда, если вы понимаете, что я имею в виду. Я сказал, что когда я со всем разберусь, необходимости разбираться дальше уже не будет, если вы понимаете, что я имею в виду. А он мне сказал: «Одли, не убивай его, я тебя очень прошу. Но пусть он заплатит».
Мне пришлось крепко подумать, чтобы составить план действий. Тут надо было учесть все детали. Это как полет на Луну: малейший просчет – и получится просто самый дорогой в истории фейерверк. Мы почти месяц промучились с тем приятелем, но все же придумали одну убойную штуку.
– И какую?
– Жвачка. Спросите меня про жвачку.
– Спрашиваю про жвачку.
– Наш объект обожал гонять на машине. У него был большой, мощный автомобиль. И мы стали запихивать ему жевательную резинку в дверные замки. В зависимости от того, сколько машина стояла на месте, замок либо портился, либо портился безнадежно. Вроде бы мелочь, жвачка в замке. Раздражает, конечно. Но это не самое страшное в жизни. Однако когда это все продолжается день за днем, месяц за месяцем… тут понимаешь, что дело серьезное. Сперва все было просто, но потом объект понял, что кто-то специально его донимает, и стал принимать меры предосторожности. Нам тоже пришлось принимать контрмеры, на случай, если он вдруг установит камеры слежения или наймет человека присматривать за машиной. Он испробовал все, что можно. Менял машины. Укреплял гараж. Но мы никуда не торопились. Иногда выжидали по нескольку месяцев. В сущности, это были лишь мелкие пакости, но они доводили его до психоза. Под конец он едва не рехнулся. Понимаете, если бы мы изводили его по-всякому, в смысле разнообразно: украли бы собаку, разбили бы стекла во всех окнах в доме, – это было бы не так страшно. Разнообразие лучше, чем однообразие. Даже в приложении к неприятностям. А тут он знал, чего ожидать. Но не знал, когда оно грянет. Мы использовали всегда разных людей, чтобы, если кого-нибудь вдруг прищучат, это смотрелось не так, как будто его донимает какой-нибудь псих или упорный преследователь, а как будто весь мир восстал против него. Это самое худшее, что может быть: когда ты понимаешь, что против тебя – целый мир. Любой другой на его месте давно бы плюнул на это дело и стал бы ездить общественным транспортом, но он не мыслил себя без машины и поэтому и угодил в дурдом.
