– Сиксто говорит, что ты любишь кормить людей.
– Я?! Да я вообще не умею готовить!
– Нет, я имею в виду, что ты кормишь бездомных, раздаешь им еду. Пытаешься помогать людям.
– Хотя это бессмысленно, – говорю я с неожиданной горечью.
– Да, я знаю. И поэтому то, что ты делаешь, так чудесно.
Мы едим спагетти. Я вижу газету, открытую на странице “Развлечения и досуг”, и вдруг понимаю, что у меня не было ни одного настоящего выходного с тех пор, как я приехал в Майами. Ни дня без усиленных размышлений, без волнений по поводу грядущих чудес – ни единого вечера отдыха от себя.
– Может быть, сходим в кино?
– Да, конечно.
– Тогда выбирай, – говорю я, передавая газету Гулин. К счастью, она выбирает фильм, который я выбрал бы сам. Это так раздражает, когда приходится целый час спорить о том, на какой фильм пойти, но на каждого не угодишь, и кто-то один все равно останется недовольным, и потом будет дуться весь вечер и обиженно бубнить, что его заставляют смотреть кино, которое ему совершенно неинтересно. Когда собираешься пойти в кино, очень важно найти подходящую компанию. Давным-давно у меня был роман, который закончился именно из-за несходства во мнениях по поводу кинематографа. У Карлы была совершенно роскошная грудь – самая лучшая из всех, за которые мне удалось подержаться за сорок лет жизни, – но наш роман завершился в тот вечер, когда мы пошли на какой-то французский фильм. Я даже не помню, как он назывался. Помню только, что это был просто кошмарный вечер. Ехать пришлось через весь город. Стоянка у кинотеатра оказалась платной, причем цену там заломили немереную. Фильм, как я и подозревал, был до неприличия претенциозным. Но Кар-ла была от него в восторге. Я видел единственный способ разрешить это непреодолимое разногласие. И мы с Карлой расстались.
Когда становишься старше, у тебя радикально меняются взгляды. Теперь мне не важен сам фильм. Поход я кино я рассматриваю скорее как возможность на время забыть о своих проблемах. Как было бы здорово, если бы у человека была кнопка ВЫКЛ. Нажимаешь на кнопку – и вообще ни о чем не думаешь, отключаешь все мысли на целый день… но, к сожалению, такой кнопки нет.
Фильм нам понравился.
– Начало было немного затянутым, – говорит Гулин. – Но мне очень понравился тот эпизод со столом. Он действительно очень смешной.
Лично мне эпизод со столом не показался особенно смешным, но мне уже ясно, что у нас с Гулин во многом похожие вкусы. Так что мы можем ходить в кино вместе.
По дороге домой, на Линкольн-роуд, к нам пристает бородатый нищий. Он совсем старый, весь какой-то несчастный и, похоже, действительно сильно нуждается в деньгах. Когда идешь с женщиной, тебе проще подать попрошайке – чтобы не выглядеть бессердечным сквалыгой. Но я никогда не даю денег нищим. Не люблю нищих по той же причине, по какой не люблю адвокатов и банкиров – они все стремятся нажиться за чужой счет.
– Дайте пару монет на облегчение страданий, у меня передозировка реальности, – просит нищий и делает честные глаза. Вроде как мы должны оценить его искренность.
Мы проходим мимо. Я делаю вид, что поглощен разговором. Мы с Гулин как раз обсуждаем, какую комедию можно назвать самой смешной за всю историю кинематографа. И тут Гулин говорит мне:
– Прошу прощения. Я не подаю нищим. У меня не так много денег, и они нелегко мне достаются. Мне уже надо ехать.
Мой начальник всегда просыпается ни свет ни заря. И сразу же начинает работать.
Я частенько задумываюсь, в чем причина моего феерического невезения. И прихожу к выводу, что все мои трудности и неудачи объясняются достаточно просто. Корень всех зол – моя нелюбовь к шоколаду. Желание быть таким же, как все – это нормальное человеческое стремление. А я еще не встречал человека, который бы не любил шоколад. Я знал людей, равнодушных к шоколаду: есть – хорошо, нет – и не надо. Я знал людей, которые не едят шоколад, потому что вообще не едят сладкого. Но я не встречал ни одного человека, который бы категорически не любил шоколад так, как я. Просто за то, что у шоколада такой шоколадный вкус.
Выходит, я – жертва вселенского заговора любителей шоколада? А что? Я бы не удивился. Это такой очень хитрый и ловкий заговор. Его невозможно раскрыть. Потому что тебе никогда не скажут: “Мы не берем вас на работу, потому что никто ни разу не видел, как вы едите шоколад”. А я сам никогда не решусь заговорить об этом, потому что мне очень не хочется, чтобы меня сторонились, как прокаженного. Хотя, похоже, моя неприязнь к шоколаду все-таки накладывает некий невидимый отпечаток, который, похоже, чувствуется и отпугивает людей.
Особенно тяжело было в детстве. Взрослым все же позволено иметь некоторые причуды. Как говорится, у каждого свои тараканы. “Я не люблю современную музыку. Слушаю только оперу восемнадцатого века”. “Я не ем ничего красного”. “По понедельникам я не ношу трусы”. Но не любить шоколад, будучи маленьким мальчиком, – это было действительно тяжко.
На день рождения Нельсона, когда ему исполнилось шесть лет, нас всей толпой повели в кинотеатр, смотреть фильм про войну. Это был замечательный фильм. Много взрывов и крови. В общем всего, что так нравится шестилетним мальчишкам. При входе в зрительный зал нам всем вручили по вафельному рожку с шоколадным мороженым. Считалось, что мы все его обожаем. Я был неглупым ребенком и сразу понял, что мороженое нам дали в честь дня рождения как особое лакомство и поэтому не мог просто выкинуть его в урну или отдать кому-нибудь из друзей. Если бы родители Нельсона увидели, как я обхожусь с угощением, они бы расстроились или вообще рассердились, потому что считали своей задачей устроить нам настоящий праздник, пресловутое “приятное времяпровождение”. Собственно, в этом и был смысл похода в кино и раздачи мороженого.
Когда свет в зале погас и кино началось, я хотел потихонечку бросить мороженое под кресло, но побоялся, что после сеанса, когда включат свет, кто-нибудь это заметит, и меня заругают за то, что я мусорю. Конечно, можно было бы сказать, что я уронил мороженое случайно, но тогда все бы решили, что я неуклюжий придурок. Или, еще того хуже, купили бы мне другое шоколадное мороженое.
В общем я положил мороженое в карман.
И на протяжении всего фильма вместо того, чтобы смотреть на экран и наслаждаться процессом, я мучительно соображал, что делать с мороженым, которое таяло в кармане. Я был в своем самом нарядном, праздничном пиджаке. Мы очень долго его выбирали, обошли все окрестные магазины, я перемерил тысячу пиджаков, а потом, уже дома, мама прочла мне длинную лекцию на тему “Как нужно беречь дорогие вещи”. Я уже представлял, что скажет мама, когда обнаружит у меня в кармане растаявшее шоколадное мороженое. Представлял – и заранее боялся. Будь я немного постарше, я бы, наверное, встал, и пошел в туалет, и спокойно бы выбросил это мороженое в мусорную корзину. Но мне было шесть лет, и поэтому я остался сидеть на месте. Я сидел и надеялся, что мороженое не растает и не испачкает мне пиджак. Иными словами, я изо всех сил притворялся, что ничего страшного не происходит, как это часто бывает, когда нам приходится сталкиваться с неприятными, затруднительными ситуациями: мы отчаянно храбримся и делаем вид, что все не так плохо, как кажется.
