– Знаешь, что самое обидное? Я мог бы устроить, чтобы их попросту грохнули. Один телефонный звонок, в город приедет умелец – раз-два, и готово. Заказывайте панихиду. Вот что самое обидное. Один телефонный звонок. Один звонок. Я действительно могу устроить, чтобы их всех отправили к праотцам. Без вопросов. Но мне приходится себя сдерживать.
Он ходит по кухне из угла в угол, учащенно дышит через нос и зловеще кивает головой. Наверное, ведет воображаемый разговор с рабочими, менявшими окна. Причем это явно не дружеская беседа.
Глава 10
На углу Коллинз-авеню голый по пояс мужчина с рельефными мышцами на груди, одетый в белые матросские “клеши”, раздает прохожим запаянные пакетики. Я тоже беру один. Я все время беру рекламные листовки и пакетики с образцами продукции у уличных распространителей, потому что если человеку хоть раз доводилось выполнять эту неблагодарную работу, он до конца своих дней будет брать всю рекламную макулатуру, которую ему всучивают на улице.
В пакетике переливается какая-то прозрачная вязкая жидкость. Интимная смазка, согласно надписи на упаковке. Поскольку в ближайшее время я не собираюсь заниматься анальным сексом, мне не очень понятно, что делать с этим неожиданным подарком.
Захожу в ресторан при отеле “Лоуз”, ублажаю себя двумя чашками латте и неожиданно приличным сандвичем с тунцом “а ля нисуаз” и уже собираюсь потихоньку уйти, не заплатив, как вдруг у меня в кармане звонит мобильный. Это Гамей с Мускатом. Они не звонили уже неделю, и я радостно заключил, что они отказались от своей навязчивой идеи вступить в международную преступную организацию.
– Инструменты у нас, – сообщает Гамей с гордостью шестнадцатилетнего героя-любовника, который за одну ночь оприходовал трех королев красоты.
Я озадачен. И не иначе, как сдуру, говорю Гамею, чтобы они с Мускатом приезжали в церковь. Диджеи затаскивают ко мне в кабинет огромный металлический ящик, который едва удерживают вдвоем. Потом на пару минут выходят и возвращаются еще с двумя ящиками, поменьше. Пот течет с них ручьями.. Они молчат. Просто смотрят на меня и лыбятся.
Мне волей-неволей приходится подойти и открыть верхний ящик. Внутри лежит что-то тяжелое и непонятное, завернутое в черную мешковину. Я разворачиваю плотную ткань и вижу полностью собранный автомат. Если все ящики заполнены доверху, то здесь в общей сложности будет три дюжины стволов. Как бы мне ни хотелось считать себя человеком, у которого на все есть готовый ответ, конкретно сейчас у меня просто нет слов.
– Это было непросто, – сияет Гамей. – Ты только не обижайся, дружище, но твоя карта была не совсем чтобы правильной. Но мы все равно справились в лучшем виде.
Я рассматриваю автомат. Вообще-то я не люблю огнестрельное оружие. Говорят, что людей убивают не пули, а люди. Но это неверно. Люди хотят убивать людей, но убивают именно пули. Да, я немного устал от жизни, но эта штука у меня в руках – она меня пугает. Эта тяжесть лежит за пределами моих возможностей и интересов. В этих ящиках содержится опасность и противозаконность, выходящая за рамки их емкости.
– Ребята, вы не оправдали моих ожиданий, – говорю я задумчиво.
Диджеи растерянно переглядываются. Может быть, это такой специфический юмор, принятый в международных преступных организациях?
– Это чужое, не наше. Я не знаю, где вы это взяли, но мой вам совет: сейчас же верните все это на место, потому что хозяева этих стволов наверняка сильно рассердятся, если вдруг обнаружат пропажу. Люди, которые прячут оружие, печально известны отсутствием чувства юмора. И еще у них есть неприятная привычка пристреливать бывших диджеев.
– Мускат, ты опять накосячил, – говорит Гамей. – Вечно мы из-за тебя попадаем.
– Из-за меня? – переспрашивает Мускат.
Мне, разумеется, неинтересно выслушивать, как они изворачиваются, пытаясь свалить всю вину на товарища, но волей-неволей приходится слушать.
– Ты же вообще ни на что не годишься, только зря тратишь время Тиндейла. Зачем тебе лезть в это дело?! Оно потому что не для слабаков! – Гамей стремительно выбегает из кабинета и возвращается через минуту с какой-то маленькой коробочкой в руках. – Я думал, мы вроде как разобрались, кто круче. – Он открывает коробку, в которой сидят два скорпиона. – Ладно, проверим еще раз. – Он берет одного скорпиона и заводит руку за спину, с явным намерением засунуть несчастное насекомое себе в штаны.
– Может, не надо, – говорит Мускат. Но Гамей преспокойно сует скорпиона себе в штаны, а потом садится на стул. Раздается противный хруст. Гамей сидит с довольным выражением на лице. Я искренне сочувствую скорпиону. Гамей резко выдыхает, издает тихий возглас, как будто он только что опрокинул стопку текилы, потом встает, заводит руку за спину и вынимает из штанов останки раздавленного насекомого.
В юности я любил помечтать о будущем, но такая картина не могла бы привидеться мне даже в самых безумных фантазиях: я сижу в кабинете при захудалой, чахнущей на корню церкви и тщетно пытаюсь придумать, как бы половчее выдать себя за Бога, причем сижу я не просто так, а в окружении целого огнестрельного арсенала и в компании двух никчемных дебилов, один из которых давит задницей скорпиона, пытаясь тем самым добиться, чтобы его приняли в несуществующую международную преступную организацию. Бурные аплодисменты госпоже Непредсказуемости.
Я размышляю над этим спектаклем. Нормальные люди обычно не носят с собой скорпионов. Значит, это действительно был спектакль – показательное выступление, причем подготовленное заранее. Я опять не могу догадаться, в чем тут подвох, но даже не сомневаюсь, что Гамей снова сжульничал. Он бы не стал подвергать себя реальной опасности – это не его стиль. И то, что он выбрал того скорпиона, который по-больше, лишний раз подтверждает мою догадку. Гамей явно схитрил. Во-первых, не все скорпионы одинаково ядовиты. Во-вторых, их можно доить для получения яда – точно так же, как змей. Я знаю, что говорю. У меня был сосед, который вложился в развитие компании по производству зажимов-фиксаторов для скорпионов, чтобы те не сбегали во время дойки. В-третьих, яд скорпионов опасен, только когда проникает под кожу. Если отрезать у скорпиона жало – даже не полностью, а самый кончик, – насекомое просто не сможет проткнуть кожу жертвы и впрыснуть яд. А у нас, как мы помним, не было возможности внимательно рассмотреть скорпиона до того, как Гамей раздавил его задницей.
– Ну, и кто из нас круче?
– Ты круче, – признает Мускат. – Но с головой у тебя явно похуже.
У Гамея хватает наглости предложить оставшегося скорпиона мне.
Я еще раз повторяю диджеям, что оружие надо вернуть на место. Хотя знаю, что скорее всего они никуда не поедут и просто задвинут ящики со стволами себе под кровать. Но мне хочется, чтобы они поскорее ушли.
– Меньше знаешь, крепче спишь, – говорю я. – Так что я ничего не знаю и знать не хочу.
Диджеи мрачнеют. Им явно не улыбается перспектива тащить тяжеленные ящики обратно к машине. Для больших, крепких парней эти двое на редкость ленивы.
